Грязные игры

– Я все испортил этим утром, когда не проснулся вовремя и не увидел тебя до того, как ты уехала на это утреннее совещание. Я всегда первым делом спрашиваю тебя о месячных. Этим утром я этого не сделал.

– Фостер, можешь мне поверить, мой менструальный цикл не зависит от твоих вопросов.

– У тебя была задержка.

– Всего два дня.

– А в чем причина задержки?

– Не знаю.

– Раньше такого не было.

– Обычно не было.

– Так почему же теперь?

– Не знаю, Фостер, – ответила она, стараясь не потерять терпение. – Может, стресс.

– Черт возьми! – Он ударил ладонями по подлокотникам инвалидного кресла. – Когда два дня назад у тебя не началось, я позволил себе надеяться. Мне следовало спросить. Если бы я спросил…

– Менструация все равно бы началась.

– Откуда намзнать!

– Я знаю. Температура снизилась, указывая на то, что я не беременна. Несколько дней назад у меня начался предменструальный синдром. Отсюда раздражительность и усталость. Я надеялась, что ошибаюсь, но… – Она тоскливо покачала головой. – Я боялась тебе признаться.

– Это не твоя вина. Иди ко мне.

Его ласковый тон заставил ее отложить бумаги. Когда она потянулась к нему, он усадил ее к себе на колени.

– Я не хочу причинить тебе боль. – Она осторожно села.

– Если бы ты могла. – Они улыбнулись друг другу, но промолчали, как молчали о многом, что имело отношение к аварии и к тому, как эта авария повлияла на их жизнь. Он ласково сжал ее плечо. – Это разочарование, но не поражение. Ты сделала все, что могла.

– Этого оказалось явно недостаточно.

– Просто успех откладывается. Это не равнозначно неудаче.

– Я знаю, как работает твоя голова – голова человека, всегда добивавшегося больше, чем от него ожидали.

Они оба всегда стремились все делать на «отлично» и, сравнивая свое детство, обнаружили, что несмотря на существенную разницу в финансовом положении семей, их воспитывали одинаково. Ее родители, как и его, многого ждали от своего единственного ребенка.

У обоих были властные, но любящие отцы. Требование во что бы то ни стало достичь успеха, которое они предъявляли к детям, скорее подразумевалось, чем выражалось открыто, но это не делало его менее эффективным.

Ее отец был профессиональным летчиком, пилотом бомбардировщика, отслужившим два срока во Вьетнаме. После войны он работал летчиком-испытателем и инструктором. Он был сорвиголовой, любил риск, ездил на мотоцикле без шлема, увлекался водным и лыжным слаломом, прыгал с парашютом и на «тарзанке».

Он умер во сне. Лопнула аневризма сосуда головного мозга.

Лаура обожала отца и тяжело переживала его смерть не только из-за ее чудовищной несправедливости, но еще и потому, что отец никогда не увидит, как она достигает целей, которые он перед ней поставил.

Мать считала своего лихого супруга беспримерным героем. Она боготворила его и так и не оправилась от шока, когда обнаружила его мертвым рядом с собой. Горе превратилось в депрессию. Лаура была бессильна остановить неумолимое течение болезни, которая в конце концов отняла жизнь матери.

Лаура училась только на «отлично»; она была членом студенческого братства «Фи-бета-каппа», и ей поручили сказать напутственную речь в день присуждения университетских степеней. Она добивалась всех целей, которые перед собой ставила. Родители открыто гордились ею. Они называли ее своим высшим достижением. Но их смерть, трагическая и преждевременная, оставила у нее чувство, что она их сильно подвела.

Фостер знал об этом.

– Только без твоих психоаналитических намеков о том, что я не хочу расстраивать своих родителей, – сказала она, ткнув в него пальцем.

– Хорошо.

– Но ты так считаешь, – не отступала она. – И точно так же ты думаешь, что это твоя вина, потому что ты не спросил о моих месячных сегодня утром.

– Кто из нас лучше кого знает? – рассмеялся он.

– Я знаю, что ты не любишь менять однажды заведенный порядок. – Она запустила пальцы ему в волосы. – Разве не по этому принципу вы живете, Фостер Спикмен?

– А теперь у нас есть доказательство, насколько разумен этот принцип.

– Законы природы тоже разумны, – она пожала плечами. – Яйцеклетка не оплодотворилась. Все просто.

– Не так уж просто, – он упрямо покачал головой.

– Фостер…

– Это не обсуждается, Лаура. Наша жизнь подчиняется неписаным законам.

– До определенной степени, возможно, но…

– Никаких «но». Существуют космические принципы, нарушать которые никому не следует. В противном случае последствия могут быть очень серьезными.

– Как смена водителя в последнюю минуту, – тихо сказала Лаура, опустив голову.

– О боже. Теперь я тебя еще больше расстроил, – он прижал ее голову к своей груди и погладил по спине.

Она не могла спорить с ним. Бесполезно было даже пытаться. Вскоре после свадьбы, пытаясь лучше понять навязчивый невроз мужа, она поговорила с его психотерапевтом. Он рассказал ей об убеждении Фостера, что любой беспорядок ведет к катастрофе. Выстроенные однажды схемы не должны нарушаться. Фостер верил в это всем сердцем, разумом и душой. Врач сказал, что пытаться убедить его в обратном – пустая трата времени. «Ему это не доставляет абсолютно никаких проблем, – пояснил психиатр. – Но вы должны помнить: то, что для вас небольшая заминка, для него настоящий хаос».

Молчаливо согласившись не обсуждать эту тему, они некоторое время сидели в тишине.

– Грифф Буркетт тоже будет разочарован, – наконец произнес Фостер.

– Да. Ему придется ждать полмиллиона еще, как минимум, месяц.

Он не расспрашивал о подробностях ее первой встречи с Буркеттом. Когда она в тот вечер пришла домой, то дала подробный отчет о том, что происходило в офисе, но ничего не сказала об этом, пока он не спросил сам.

– Как прошла встреча с Буркеттом?

– Быстро. Он сделал все, что нужно, и ушел.

Она не вдавалась в подробности, и он не стал больше ничего спрашивать, вероятно почувствовав, что ей это будет неприятно.

– Значит, ты снова позвонишь ему через пару недель? – спросил он теперь.

– А ты хочешь, чтобы я это сделала, Фостер? – Она выпрямилась и посмотрела ему в глаза.

– Да. Если только это не будет для тебя невыносимо.

Она покачала головой, но отвела взгляд.

– Если ты можешь это вынести, я тоже смогу.

– Разве мы не договорились?

– Да.

– Это то, что нам нужно.

– Я знаю. Я просто надеюсь, что это случится скоро.

– Это то, что нам нужно.

– Я люблю тебя, Фостер.

– Я тоже тебя люблю. – Он снова прижал ее голову к своей груди и повторил: – Но это то, что нам нужно.

Через неделю после избиения Грифф начал думать, что, возможно, выживет. Предыдущие шесть дней он не был в этом уверен.

Эти сукины дети даже не сжалились над ним и не дали ему потерять сознание. Они хотели, чтобы он чувствовал каждый удар, пинок или зуботычину. Когда они приподняли его голову, схватив за волосы, и указали на припаркованную рядом машину, он узнал оливково-серый седан Родарта и увидел слабое свечение его фар. Они хотели, чтобы он запомнил избиение и того, кто его организовал.

Они устроили ему сотрясение мозга. Когда он играл в футбол, с ним случалось такое пару раз, и он узнал симптомы. Несмотря на то что потери памяти не было, Грифф еще целые сутки страдал от тошноты, головокружения и тумана в глазах.

По правде говоря, там, возле бара, ему не следовало шевелиться – только достать сотовый телефон и набрать 911, вызвав «Скорую помощь» прямо на парковку. Но поездка в больницу была неизбежно связана с бумагами и полицией. И бог знает с чем еще.

Каким-то чудом ему удалось забраться в машину и доехать до дома, прежде чем глаза совсем заплыли. После этого он каждые два часа глотал таблетки ибупрофена и пытался найти положение, которое не вызывало бы пульсирующей боли. Он не боялся повреждений внутренних органов. Эти парни были профессионалами и знали, как причинить боль, но они не хотели убивать его. В противном случае он давно был бы мертв. Они лишь хотели, чтобы он молил о смерти.