Призраки озера

В том самом озере, из которого, как ей кажется, сейчас доносятся призывные голоса.

– Да. – Оливия сжала зубы, гоня прочь внезапную боль-напоминание о былых потерях и стараясь не обращать внимания на леденящий ужас, который змеей пополз по спине. Она не позволит одержать верх смертельному страху перед озером, который отравил ей юные годы. Тогда ей казалось, что озеро только ждет момента, чтобы поглотить ее, затянуть под свою сверкающую поверхность, как это случилось с матерью. Ее двоюродные братья, догадавшись, что она боится озера, безжалостно терзали ее, и как-то – Оливия никогда не забудет этот день! – столкнули ее в воду. И вот сейчас, после стольких лет, когда она, казалось, почти забыла об этом, страх, похоже, опять поднимает голову, опять терзает ее. Даже один взгляд в сторону озера вызывает в ней панический ужас.

Убегай прочь. Беги!

Оливия попыталась освободиться от этих мыслей. Она уже не ребенок, чтобы пугаться озерной глади, даже если под нею грезятся пучины, изрыгающие загадочные голоса. В конце концов, ей уже двадцать шесть – она мать, единственная опора для себя самой и для дочери, после развода прошло вот уже почти семь лет. Взрослый человек.

– После смерти твоей мамы ты жила с отчимом, пока он не умер, правда? А потом о тебе заботилась его семья. Пока ты не вышла замуж за папу, да?

Сара прекрасно выучила эту историю. Тщательно отредактированная и романтизированная версия о жизни матери стала ее любимой вечерней сказкой. Последние годы, что они провели в Хьюстоне, обе – и Сара, и, надо быть честной, сама Оливия – нуждались в какой-то опоре, в мечте о лучших местах и лучших днях.

– Да, – подтвердила Оливия, судорожно отыскивая среди осколков и обрывков информации, сохраненной усталым сознанием, ту, что помогла бы любыми средствами сменить предмет разговора. Этой ночью, пока она пробиралась по тропе сквозь кипарисовую рощу, кольцом сомкнувшуюся вокруг озера, столь удачно прозванного озером Призраков, к Большому дому и воссоединению с Арчера-ми – воссоединению, которого она одновременно и жаждала, и боялась все эти годы, – ее прошлое перестало быть просто волшебной сказкой, которой убаюкивают на ночь малышку-дочь. В одно мгновение оно стало реальностью.

– Что это? – голосок дочери зазвенел от удивления.

Они настороженно замерли, обменявшись удивленными взглядами, и простояли так какое-то мгновение, крепко держась за руки. К ночным хорам голосов присоединился новый, странный и совершенно непонятный звук.

Глава 3

– По-моему, это «Твист энд шаут», – неуверенно сказала Оливия после того, как постепенно начало ослабевать напряжение, расслабляя скованные страхом мускулы.

Она с облегчением заметила, что грохочущие звуки оркестра помогают отвлечься от призрачной атмосферы окружающего. Уже через пару секунд на губах ее мелькнула едва заметная улыбка. Должно быть, в доме какая-то вечеринка. Ну, точно, поэтому никто и не ответил на ее звонок с автобусной станции. Арчеры это любят. Летом, обычно в августе, они устраивают пикник с танцами на открытом воздухе, на который приглашают весь город. И все приходят.

Арчеры всегда отличались жизнелюбием и были ярче и интереснее многих, кого она знала. С тех пор, как она их покинула, призналась себе Оливия, ее жизнь стала бесцветной, словно выжженная земля. И вот теперь, стоило ей только вновь ступить на родные просторы, как жизнь стала приобретать яркие краски.

Как же ей их не хватало!

– Это вечеринка. Поспешим, мы пропускаем самое интересное. – Она попыталась внести веселые нотки в свои слова и с облегчением заметила на губах дочери ответную улыбку. Взявшись за руки, они с новой энергией зашагали вперед, в такт заразительным музыкальным ритмам, которые с каждым шагом становились все громче.

– Фу-у! – выдохнула Сара, словно прочитав мысли Оливии, едва они поднялись на верхнюю ступеньку лестницы, прорубленной в утесе. Оказавшись на ровной площадке, они замерли, зачарованные открывшейся перед ними картиной.

Высоченные пылающие факелы, расставленные по периметру пятиакровой лужайки, создавали живописный и, как помнила Оливия, очень эффективный противомоскитный барьер. Клубы тумана, сплетаясь в причудливые образы, казалось, танцевали вместе с гостями. Газон мягким, сочным изумрудно-бархатным ковром бесконечно простирался в полумраке. Факельное ограждение начиналось всего в нескольких ярдах от того места, где стояли Оливия с дочерью, и создавалось ощущение, будто они – зрители, с любопытством наблюдающие сквозь призрачный занавес за происходящим на сцене праздничным действом. За факельным ограждением сияли, мерцая, сотни лампочек-огоньков. Словно рождественские гирлянды, они украшали стволы и ветки цветущих кизила и боярышника, которые росли на лужайке, и каждое деревце сверкало огнями, словно елка. Гирлянды огней украшали и аккуратно подстриженные кустики самшита, которые росли вдоль каменной тропы, ведущей к беседке и далее, к различным строениям и самому Большому дому. Они украшали древние магнолии рядом с домом, сверкающим кольцом охватывали розовый сад с расположенным в центре бронзовым фонтаном в виде журавля и серебряным дождем ниспадали с карниза беседки. Помимо этого, сиял огнями, освещенный изнутри как бы волшебной лампой, и сам Большой дом – внушительное строение в стиле Возрождения из белого кирпича с фронтоном из двух десятков устремленных ввысь колонн, поддерживающих двойную галерею. Высокие прямоугольные окна мягко светились на синем занавесе полуночи. И хотя на лужайке еще танцевали припозднившиеся гости, по медленно движущейся вдоль главной аллеи к шоссе веренице габаритных огней было ясно, что вечеринка подходит к концу.

Когда-то, думала Оливия, в такие ночи на такие вечеринки она надевана короткое красное платье, танцевала, смеялась, съедала несметное количество боудина с острым соусом и влюблялась…

Пряный запах приправленного специями риса и свиных сарделек – боудина – витал в воздухе, пробуждая воспоминания и дразня аппетит.

«Если бы только можно было вернуться назад и начать сначала, – подумала Оливия. – Я все сделала бы по-другому».

Резкий хлопок по левому запястью вернул ее в реальность.

– Комар, – со знанием дела заметила Сара.

– А-а! – Оливия взглянула на дочь, подумав в тот же момент, что даже если бы могла прожить жизнь по-другому, то не пошла бы на это. Ведь это означало бы, что тогда у нее не было бы Сары, а Сара для нее дороже всего, чем она поступилась, от чего отказалась ради дочери. – Спасибо, – улыбнулась она девочке, настолько похожей на мать, что казалась Оливией в миниатюре, и крепче сжала маленькую ручку. – Готова присоединиться к празднику?

– А нам обязательно на нем быть?

Обычно Сара слегка пасовала перед каждой новой ситуацией, как и при встречах с незнакомыми людьми. «И дело тут не в застенчивости, – подумала Оливия. – Скорее это инстинкт самосохранения. Осторожность плюс замкнутость».

– Да. – произнесла она с большей убежденностью, чем чувствовала на самом деле, и потянула за собой девочку сквозь пылающее кольцо ограждения.

Едва они ступили на вымощенную камнем дорожку, ведущую к беседке, как оркестр мощным аккордом закончил мелодию. Бросив взгляд на приглашенных, Оливия подумала, что их сарафаны – пусть дешевые, слегка помятые от долгого путешествия и влажные от духоты – в этом пестром сообществе никого не удивят. Гости были одеты кто во что горазд – от вечерних туалетов до разноцветных шорт и маек. Да какая разница, как они одеты, тут же мысленно оборвала себя Оливия. Они же не на вечеринку приехали. Ее слегка удивило собственное беспокойство по поводу уместности ярко-розового хлопчатобумажного сарафана на этой вечеринке. Похоже, что та модница, какой она была когда-то, еще жива где-то внутри. В последние годы Оливию куда больше беспокоила цена новой вещи, чем ее соответствие последней моде. Сэкономить на чем-нибудь столько, чтобы иметь возможность часто делать обновки, не получалось, а те крохи, которые ей все-таки удавалось отложить, как правило, уходили на Сару.