Урод (СИ)

— Полицейского с собой захвати.

Фантомное касание того полицая (иначе не назовешь!) к ее лицу на секунду вырвало девушку из реальности. Больше она в полицию ни ногой. Даже если будут покушаться на жизнь.

— Знаешь, Эля, тебе просто до жути идет слово «разведенка». Не поверишь, но оно тебе к лицу.

— Иногда развод — это самое правильное, что могут сделать два человека. Отпустить друг друга и больше не мучить. Все мы где-то глубоко в душе делимся на садистов и мазохистов, правда? Одни бьют, другие терпят.

— Надеюсь, что этот козлина даст тебе развод сразу, а не будет упрямиться. Иначе мы его через суд вообще упечем за решетку за побои!

Гнев подруги имел до того заразительную силу, что перекинулся на кроткую Элину. И в ее душе тоже закопался, заворошился вирус враждебности. Отныне она не будет преклонять перед ним голову, а пойдет напролом.

— Врач сказал, когда лучше стерелизовать кошечку? — сменила тему, как закладку в браузере, Женя, чтобы лишний раз не травмировать и без того порванную на лоскуты душу Элины.

— Да, не раньше шести месяцев.

— Это обязательно надо сделать, Эля.

— Я понимаю, Жень. Уж я точно не стану одной из этих ненормальных разведенцев, которые отпускают своих животных гулять, а потом в коробке выкидывают котят на улицу или топят их. Это же дети твоей любимой питомицы! Или еще лучше: кошка рожает на улице целый выводок и ее забирают домой, а котята пускай дохнут под колесами машин с гнойными глазами и торчащими ребрами. — Элина перевела дыхание. — Как они могут спать потом ночами?

— Мрази спят и не сопят, — отмахнулась Женя. — Вопрос в том, как спать нам, людям разумным и адекватным, когда мы видим этот ад постоянно во дворах? У меня есть объяснения данному феномену. Первый: у таких людей нет головного мозга, а значит, их поведение совершенно не подается человеческим меркам. Потому что я не вижу ничего сложного в стерилизации. Второе: они идиоты.

— Тебе не кажется, что первое и второе очень похожие объяснения? — хихикнула Элина.

— Нет, небольшая разница все же есть. — Женя покачала указательным пальцем. — Второе объяснение относится к откровенно паскудным личностям, которые твердят о том, что у кошки единственная радость трахаться и плодиться, ты уж прости меня, Эля, за грубость. С чего бы им брать на себя роль господа и лишать животинку этой радости?

Элина знала, почему Женя так сердится. Она ведь уже очень долгое время является волонтером, на собственные деньги спасая и выживая животных. Чем больше единицы стремятся сделать этот мир лучше, тем больше им противостоит толпа.

— И их совсем не заботит судьба несчастных котят и щенят, которых ждет самая незавидная из возможных судеб. Главное, чтобы кошечка потрахалась, — вскинула руки к потолку она и изобразила гримасу на лице. — Идиоты, Эля, ну как еще таких людей назовешь?

— Жень, у нас и люди так живут. Лишь бы спариваться и плодиться. Точнее, плодиться — это уже нежеланное следствие первого. А ума на защиту не хватает. Я помню, как-то ухаживала за девочкой в больнице, — вспомнила Элина, — она очень любила животных, у нее своя кошка была. И она сказала мне, что хоть ей и очень жалко, но она бы постреляла всех бездомных животных, чтобы прекратить их несчастную жизнь.

Воспоминание этого разговора больно кольнуло где-то под сердцем. Даже у детей присутствует понимание происходящего ужаса. Нет осознания способов решения проблемы, но есть понимание самой проблемы. Уже неплохо.

— А толку? Пострелять нужно людей в первую очередь. Ну истребим мы всех дворняжек, но ведь какая-нибудь дура опять выкинет свою кошку на улицу, и мы снова забегаем по кругу!

— Все так, Жень. Все так, — пробормотала Элина, рвавшаяся из плена грустных мыслей. — Не подашь телефон? На тумбочке лежит. Несколько дней не брала его в руки.

Экран ожил сотней пропущенных. У Элины даже глаза разбежались. Это же просто какое-то нашествие людского внимания к ее жизни! Пропущенные от Миши, Димы, медсестер и главврача. Ей хватило духу сделать звонок пока только последнему человеку из этого списка.

— Владимир Николаевич, это Стриженова вас беспокоит.

— Элина, почему ты не появляешься на работе и не отвечаешь на звонки? Захотела выговор? — в этот момент она слышала не добродушного главврача, а его дочь.

Он говорил с ней тоном, достойным насекомого под подошвой ботинка. А ведь она никогда не опаздывала на работу, не допускала никаких ошибок, все исполняла вовремя! Она никогда не доставляла ему проблем. И стоило ей всего единожды оступиться, как он готов вынести ей приговор.

— Нет, я не хочу выговор.

— Вот и хорошо. Тогда…

— Я хочу уволиться по собственному желанию, — перебила, на что никогда не решилась бы раньше, его Элина. — Завтра заявление будет лежать на вашем столе. Спасибо за все и до свидания.

Спасибо за то, что протолкнули свою дочь на мое место. Спасибо за то, что всегда по-отцовски тепло улыбались мне, отобрав у меня карьеру. Спасибо за все.

Эти слова Элина договорила уже у себя в голове, но ее душа фонтанировала восторгом от того, что ей хватило смелости хотя бы на те слова, что она произнесла. Это первый маленький шаг, первая крохотная победа на великой дороге к ее новой счастливой жизни.

Глава одиннадцатая

Часть силы той, что без числа

Творит добро, всему желая зла.

Иоганн Вольфганг Гёте «Фауст»

Все его умозрительные заключения, все, что он знал и умел — вся его жизнь плескалась от одного края бокала до другого. Туманов проглотил остатки коньяка и отбросил пустую бутылку.

— Не зря ты, бутылка, — обращался пьяным голосом к бутылке, — бабского рода. Тоже ненадолго тебя хватило. Но ты хотя бы была вкусной.

Он рассмеялся, отравляя пылинки хмелем своего дыхания и снова посмотрел на несчастную бутылку, которая стала квинтэссенцией всех его печалей и неудач.

— И дорогой, — икнул Дмитрий. — Риммка тоже была недешевой, но не такой вкусной.

Его одинокий смех воздушным змеем с подбитым крылом парил по стенам кабинета. В одночасье смех сменился кашлем. Туманов устало огляделся вокруг. Все это: бумаги, деньги, золотые стены, женщины, продающие себя за деньги, но не стоящие на трассе вручили ему в подарок при рождении.

Ключ от рая. Но почему же тогда в этом раю вечно смердело попойкой? Разве обитателям рая нужно накачиваться коньяком до потери памяти?

— Или нет никакого рая, а попы эти, как и обычно, только языками чешут, — пробурчал мужчина, предпринимая попытку встать.

Стены стали съезжаться прямо на него, и Туманов снова упал мешком в кресло. Отец преподал ему столько уроков жизни, слепил из него монстра по образу и подобию своему. Искусно выточил из камня чудовище. Так почему же сейчас, когда его так заедало собственное скотство, отец не предлагал ему спасительной пилюли?

А потому что нет пилюли от дурного воспитания. Есть только шишки, набитые ответным ударом жизни, и потери, которые сыплются градом. Он топтал эти градины, безжалостно расплющивая их, но каждая потеря оттяпывала от него по куску и, пережевав, сплевывала в грязь.

Дмитрий расфокусировал взгляд и, кажется, его душа пребывала сейчас где-то в другом измерении, том, где можно подумать, побыть мазохистым и погоревать о том, чтобы все изменить. Как же это место называется? Вспомнил! Дешевая уборная на заправке, пропитанная выхлопными газами и смрадом, или иначе — мечты. И всегда на двери висит табличка «Занято».

Время сократилось до пульсации в его голове. Черная точка, бьющаяся сердечным ритмом и вибрирующая стремительной кровью в венах, разрослась до состояния эйфории, открывающей двери сознания и распахивающей окна восприятия.

В школе ему всегда нравилось. Нравилась эта безраздельная власть над учителями, поварами, слугами и даже одноклассниками. Дима всегда знал, что эти люди — лишь обслуга, челядь. Его родители платят деньги за то, чтобы он мог обращаться с ними, как ему вздумается.