Крапленая (СИ)

- Что за странные шутки, Кэтрин!?. – Голос Павла как-то разом просел и осип. – Ты же не бросишь меня здесь, одного, посреди вокзала?

- Ты угадал. Именно так я и собираюсь поступить. – Наклонившись вперед, она доверительно шепнула ему в самое ухо: - Это тебе подарочек от Екатерины Погодиной. С того света, разумеется. Прощай, Павлуша. Поза-боться о себе сам. – С этими словами Катя нырнула в толпу и растворилась в ней.

У Павла Павловича все похолодело внутри. Она сказала «Екатерина Погодина»! Но ведь, рассказывая ей байку про домогательства и последовавшее самоубийство своей студентки, он ни разу не упомянул ее имени. Он это точно помнил. Тогда откуда она могла про нее узнать? «Подарочек от Екатерины Погодиной». Выходит, ее подослала та образина, чтобы отомстить! Они специально заманили его в Париж, заставив уволиться с работы и бросили тут на произвол судьбы...

Устроившись на втором этаже привокзального кафе, Катя неспеша потягивала кофе и с холодным презрением наблюдала за своим бывшим кумиром, растерянно мечущимся по перрону.

«Чего разбегался? – недоумевала она. – Меня ищет или телефон-автомат, чтобы позвонить домой, жене? Ведь у него, бедняжки, нет при себе даже мобильника.»

Она знала, что, в рассчете на полное обеспечение в Париже, он все деньги оставил семье. И теперь ему самому ни домой не вернуться, ни снять гостиницу, ни даже утолить голод. Может он ищет полицейского, что бы пустить его по ее следу? Впрочем, его намерения, равно как и он сам, ее больше не интересовали. Но она не забыла сфотографировать его через стекло. Это был второй и последний снимок. Первый она сделала утром, в купе, когда он сладко спал – взлохмоченный, с открытым ртом и голый.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Катя пересела на другой стул, спиной к окну и стала размышлять, чем бы ей заняться, раз уж она снова оказалась в Париже. Порывшись в сумочке, она вытащила из бокового кармашка визитную карточку другого своего недавнего попутчика – Андрэ, и, поколебавшись, набрала его номер, вовсе не будучи уверенной, что это ей нужно, что он будет рад услышать ее. Просто ей некуда было себя деть.

- Привет неудачникам!– жизнерадостно приветствовала она ответивший ей голос. – Только не вздумай сказать, что все твои дела наладились, что к тебе вернулись бизнес, друг и возлюбленная.

Она специально говорила по-французски на случай, если он предпочтет не узнать ее, но он ответил на русском, удивленно воскликнув:

- Никак моя ядовитая наставница объявилась? Вот так сюрприз! Откуда ты звонишь – из Брюсселя, из России или, может, с того света?

- Из Парижа, мсье, из Парижа. Доставила одного легковерного туриста и учу его плавать в парижской толпе. Наскучило смотреть, как он барахтается, кусает себе локти и бьется головой об стены. Ну и вот решила: дай, думаю, звякну одной родственной душе, перекинусь словечком.

- А что. Тебе в голову пришла отличная идея. Я освобожусь к шести. Могу пригласить в кабак или к себе на хату. Мои «эксы» уверяли, что я неплохо готовлю.

- Мне начхать на то, что говорили твои «эксы», но кабаки я терпеть не могу.

- Тем лучше. Адрес на визитке, которую ты держишь в руках. Найдешь?

- Таксист это сделает лучше.

- Тогда договорились.

Обратный билет на самолет был заказан на следующий день, и Катя заранее решила, что переночует у Андрэ. Послонявшись по парижским улицам, она заглянула в несколько бутиков. Один – молодежный, ей особо приглянулся. Она вышла оттуда совершенно преображенной – джинсы в обтяжку со стальными заклепками на широком ремне, кожаная курточка с бахромой вдоль рукава, кожаное кепи аля-Гаврош – и все черного цвета.

Когда к вечеру Катя предстала в таком виде перед Андрэ, он не сразу признал в ней свою недавнюю попутчицу.

- Кэтрин! Ты!?. Однако... С тобой действительно не соскучишься.

- Лирику в сторону. Чем кормить будешь? Умираю с голода. – Она запустила кепи, как бумиранг, через всю комнату, с точным попаданием на единорогоподобную загогулину, украшавшую стену в дальнем углу.

Изумленно проследив за полетом ее кепи, он лишь присвистнул.

- Oh, la-la... Остальное будешь скидывать столь же эффектно?

- На даровой стриптиз можешь не рассчитывать. Для этого у вас тут повсюду клубы понатыканы. А у меня другое амплуа.

- Можно полюбопытствовать?

- Why not. Оголяю чужие души и ставлю на них клеймо. Каленым железом.

Андрэ почти опасливо покосился на нее и промолчал, наверняка подумав, не совершил ли он оплошность, впустив в дом эту сумасшедшую. Катя тем временем с шумом протащила язычек пластмассовой молнии от подбородка к пупку и, освободившись от куртки, швырнула ее на кресло. Засучив рукава бледносиреневой шелковой блузки, она поинтересовалась:

- Где у тебя тут самый большой нож?

- А это еще зачем?

- Помогать буду. Командуй, кого... тьфу, я хотела сказать – что резать. Хлеб, колбасу, овощи, головы любовниц? – Не удержавшись, Катя прыснула со смеху. – Ну чего уставился? Смотри, чтоб штаны сушить не пришлось.

- Вот что, дорогая гостья, - разозлился сбитый с толку Андрэ, - если ты не прекратишь эти штучки, я выставлю тебя за дверь. – И как бы про себя пробурчал: – Много баб тут перебывало. А такую вижу впервые.

- Ты меня со своими бабами не путай. И на мой счет не обольщайся. Я к тебе по-приятельски зашла. Вечер скоротать. Поболтать. И если у тебя сейчас, к примеру, отсиживается в ванной какая-нибудь полуголая милашка, то мне до этого нет ровным счетом никакого дела. – Разговаривая, она размахивала перед его носом ножом, которым успела вооружиться.– Понятно, земляк? Так ты не сказал, что резать будем?

- Да положи ты, наконец, на место этот чертов нож! Все нарезано и приготовлено. Осталось только стол накрыть.

- Ну так бы и сказал. Кстати! Ты не против, если я у тебя переночую? – От Кати не укрылось, как он напрягся и застыл от ее слов. – Ты не волнуйся. Только одну ночь. Завтра во второй половине дня у меня самолет на Москву. Впрочем, я вполне могу пойти в гостиницу.

- Нет проблем, - без энтузиазма согласился Андрэ. – У нас ведь уже есть опыт совместного про...сыпания.

- Вот и ладненько.

Они вместе накрыли стол и приступили к ужину, соревнуясь в скорости поглощения пищи. Свечи и музыка здесь явно были бы лишними. С тем же ус-пехом они могли бы предаваться чревоугодию в каком-нибудь привокзальном «стоячем» кафе.

- Ну как, определилась, где бросить якорь? – с полным ртом спросил Андрэ.

- На данном этапе я занята тем, что раздаю застарелые долги, - ответствовала Катя. – Только после того, как с прошлым будет покончено и при условии, что я не поломаю себе на этом шею, я начну думать о своем будущем.

- Ты говоришь загадками, мадемуазель. Мне никак не удается найти ниточку от клубка, в который ты замотана.

- Чудак. Зачем тебе это? В размотанном состоянии я заняла бы слишком много места. А клубок... его и за дверь легче выкатить.

Он только головой покачал – не женщина, а шарада.

- А знаешь что! – оживилась вдруг Катя. – Своди меня в Мулен Руж. За мой счет. С детства мечтаю туда попасть.

- Самоуверенность, дорогие туалеты, бесконечные разъезды из страны в страну, готовность швырять деньгами... Где ты работаешь? Или это тоже секрет?

- Где... – в раздумье повторила Катя. – В собственной голове. Очень уютное, доложу я тебе, местечко. А главное – надежное.

- Ответ, как всегда, исчерпывающий. Ладно. Позвоню, узнаю, есть ли в кассе билеты.

Билеты в кассе были. Катя получила море удовольствия, созерцая идеально сложённые танцующие полуголые тела в пышном ореоле страусиных перьев. Андрэ, искоса наблюдавший за нею, решил, что пожалуй впервые эта особа проявляет себя в своем естественном, натуральном виде, так искренне она радовалась и наслаждалась.

Домой они вернулись уже далеко за полночь. Андрэ хотел уступить ей свою постель, но Катя не пожелала доставлять ему неудобства и настояла на том, чтобы он постелил ей в гостиной, на диване.