Обман

— Ты знаешь, моя девочка, когда-то я тоже работала медсестрой… В России. Я никогда не рассказывала тебе об этом. Но теперь пришла пора. Знаешь, зарабатывала я там куда меньше, чем Марта. Раз в пятьдесят. Мы тогда работали по очереди с моей сестрой. Твоей теткой. А по ночам еще дежурили сиделками. И все равно денег не хватало даже при наших довольно скромных требованиях. Хотя иными они и не могли тогда быть.

Алекс удивленно подняла тонкие изящные брови. Вот это новости! Мать работала в больнице?.. Да еще на пару со своей сестрой! Интересно, откуда вдруг появляются новые родственники?!

— А почему ты никогда не говорила, что у тебя есть сестра? А у меня — тетка? Я не упрекаю, нет. Просто непонятно, прости… Зачем нужно было скрывать это от меня, мама?

Мать грустно помолчала. Какое у нее застывшее, совершенно обескровленное лицо. Невозможно смотреть без слез. Наверное, Алекс не стоило спрашивать мать ни о чем. Какая теперь, в сущности, разница?

— Скорее уж, она у меня была, — прошептала мать. — Потому что сейчас она при смерти, так же, как и я. Там, в Москве. Я это чувствую. Мы с ней всегда отлично ощущали друг друга. Двойняшки — это же словно один человек, разделенный силой природы на двоих. Мы были очень близки друг другу… И в эти минуты Вера тоже умирает… Наверное, у нее тоже рак.

Алекс заволновалась сильнее.

— Мама, я прошу тебя, не будем… об этом. Мы тебя вытащим, вот увидишь. Доктор О'Хара сказал…

Но мать прервала ее:

— Я отлично знаю, что мог сказать наш знаменитый доктор О'Хара. У меня метастазы в печени. Теперь это не имеет никакого значения. Для меня сейчас важно совсем другое. Я хочу, чтобы ты знала — я виновата перед ней, перед Верой, твоей теткой… Я три раза за все время, что уехала, пыталась как-то поправить наши отношения, но ни разу ничего не получилось. Вера не захотела пойти на примирение. Значит, она меня не простила…

Миссис Тим положила ладонь на руку дочери и посмотрела ей прямо в глаза. Какой правильный нос, подумала она. Какие скулы, немножко татарские, но все мы, русские, отчасти татаровья… Если бы я была в ее годы так красива… Если бы могла позволить себе это… А я не могла. Надо было вкалывать и еще прислуживать всяким подонкам. Как это все теперь теряет свою цену!

— Мне осталось жить совсем недолго, моя девочка, — с трудом произнесла миссис Тим. — И я прошу тебя захоронить мой прах на могиле нашей матери. На Преображенском кладбище в Москве. У Веры есть дети, я это тоже знаю. Один ребенок наверняка. Ты должна найти их. И сделать для них все возможное. Они не должны нуждаться.

Я так хочу. Я всегда любила Веру. Всю жизнь. Теперь мне необходимо, чтобы ты все знала. О нас с сестрой. О твоем отце. О нас с тобой. Абсолютно все.

Она задохнулась и замолчала. Алекс поспешно взяла ее за руку.

— Мама, тебе нехорошо? Может, отложим разговор на потом?

Ей не хотелось слушать никаких неприятных откровений. Зачем они ей? Ее страшило сейчас лишь одно — близкая и неизбежная смерть матери… И ужас предстоящей тяжкой потери заслонял от Алекс все остальное.

Миссис Тим покачала головой.

— Потом меня не станет… Мне надо снять с души этот груз… — Слова давались ей с невероятным трудом. — Дай мне воды.

Алекс бережно поднесла к ее губам бутылочку-поильник. Миссис Тим откинулась на спинку кресла и продолжала:

— Вера, моя сестра, очень любила меня. Больше, чем я ее. Но я не ценила ее любовь, унижала ее по мелочам, причиняла ей боль. А однажды предала ее, и это мое предательство… Оно все разрушило. Как я могла так поступить?.. Не понимаю. Но смогла. И теперь мне страшно. Мне очень страшно и одиноко, моя девочка, потому что я чувствую, что эту непрощеную вину я унесу с собой в могилу. И Вера — тоже.

Неслышно подошла Марта и протянула больной шкатулку.

— Ваша шкатулка, миссис Джули. Вы просили принести.

— Да-да, спасибо, — отозвалась больная, открыла крышку шкатулки и достала оттуда монетку-талисман на шнурке. Подержала немного в руке, словно согревая. И протянула ее дочери.

— Вот, возьми. Мы с Верой поклялись хранить это, пока не исполнится все, о чем мы мечтали. А если жизнь сложится не так, как мы задумали, мы договорились передать свои талисманы детям. У Веры есть точно такой же. Я передаю тебе свой. Теперь он твой. Береги его…

Алекс с трепетом взяла из материнских рук, дрожащих то ли от слабости, то ли от волнения, маленькую странную монетку. Слишком много загадок за один день… Еще один тягостный день перед смертью матери.

Сколько еще таких дней предстоит Алекс?.. Но она готова вынести все испытания, уготованные ей судьбой, лишь бы мама прожила подольше. Как можно дольше.

Но Алекс понимала, что матери осталось жить очень мало.

2

Джули никак не могла остановить поток своих воспоминаний. Они приходили и уходили словно сами по себе, без ее воли и участия. Значит, так надо. Значит, перед смертью ей предстоит еще раз прожить свою жизнь за несколько дней.

Поликлиника… Она в московской городской больничке, самой обычной — стертые линолеумные полы, грязные стены, непрерывная коридорная суета и сутолока, двери кабинетов, очереди, люди в белых халатах, санитарка, небрежно подтирающая пол мокрой тряпкой, горящая красным вывеска: «Рентген. Без вызова не входить!»

Каждый день Юля и Вера спешили по этому коридору к своему процедурному кабинету с табличкой: «Медсестра В. Ю. Тимофеева». По пути на ходу поспешно здоровались с сотрудниками поликлиники. Поглядывали на часы. Они дежурили посменно: одна сменяла другую.

Юля в тот день опаздывала и неслась по коридору на бешеной скорости, то и дело налетая на пациентов. Наконец, вот она, хорошо знакомая замызганная дверь. Оттуда послышался голос Веры: «Следующий!». Сестра уже заканчивала прием.

Юлька толкнула дверь и ворвалась в процедурную. Скорее, скорее… Она торопливо набросила на себя белый халат и слегка отдышалась.

Из смежной комнаты появился очередной пациент и, ошеломленно взглянув на Юлю, вышел из кабинета, попятившись. Юля еле сдержала смех. Конечно, каждый обалдеет, увидев в соседней комнате точно такую же медсестру, которая осталась за стеной…

Вслед за пациентом, снимая на ходу халат, появилась и Вера. Она взглянула на часы, потом на пришедшую ей на смену сестру и укоризненно покачала головой. Юлька озорно улыбнулась и чмокнула в щеку свою близняшку, совершенно не отличимую от нее самой.

— Ну, прости, Верунь, опять опоздала, — весело зачирикала она. — Все этот проклятый трамвай!.. Ты же знаешь, наша любимая «Аннушка». Она вообще словно и не ходит.

Вера понимающе усмехнулась и тотчас отпарировала:

— А вот у меня «Аннушка» почему-то всегда ходит вполне нормально. Странно, правда?

Юля сразу взвинтилась. Она терпеть не могла никаких упреков в свой адрес, но постоянно на них нарывалась.

— Ну, ты же у нас ангел, это известно, — ядовито протянула она. — У тебя все всегда ходит, а у меня, наоборот, все останавливается. Такая уж я уродилась! Похожая не тебя только внешне.

Сестра чутко уловила ее настроение и, сразу сменив тон, заговорила примирительно:

— Ладно, не беда! С кем не бывает! Но давай с тобой договоримся: это опоздание — в последний раз. Хорошо?

Юля расцвела хитрой очаровательной улыбкой.

— В предпоследний…

Вера миролюбиво кивнула. Она с детства налаживала их отношения, пыталась их выстроить наилучшим образом, соглашалась на компромиссы, но сестра неохотно шла Вере навстречу.

— Вечером за тобой посуда, — напомнила Вера. — И если трамвай опять опоздает…

Юля фыркнула.

— Верунчик, обижаешь! Посуда — это для меня святое. Ты ведь знаешь.

Вера усмехнулась.

— Знаю. Ладно, я пошла. Мне еще сегодня в ночь выходить.

Они вновь почмокали друг друга в щечки. И очередной пациент, небритый мужик лет сорока пяти, открыв дверь, едва не столкнулся с сестрами. Увидев их рядом, он изумленно открыл рот — одно лицо, одна одежда.