Приходит ночь

— Довольно! — зло, сквозь зубы сказал он и повторил: — Кто ты, черт возьми, и какого дьявола ты здесь делаешь?

И так же внезапно, как до этого облако принесло темноту, теперь оно впустило в комнату лунный свет. Серебристое сияние проникло через стеклянные панели французских дверей, которые вели на открытую террасу.

Он смог увидеть ее так же ясно, как и она его.

Мужчина протянул руку, стащил с нее лыжную маску, скрывавшую лицо, и отбросил ее прочь. Из-под нее показались роскошные блестящие волосы, а черты ее лица, появившиеся из-под маски…

На него глядели широко распахнутые, в густых ресницах, по-кошачьи зеленые глаза. Высокие, изящно очерченные скулы. Медного оттенка брови, орлиный нос, хорошо очерченный рот с выдававшей глубоко таящуюся чувственность нижней губой.

Она все еще была под ним, только судорожное дыхание выдавало, как сильно она испугана.

Мужчина отодвинулся, перенеся вес на собственные ноги, но, по-прежнему, крепко держа пленницу, он продолжал рассматривать ее, прищурившись так, что его глаза метали устрашающие золотистые искры, а его губы сложились в насмешливую, полную цинизма усмешку.

Он узнал эти сверкающие, кошачьи зеленые глаза, которые смотрели прямо в его глаза. Так же как он узнал эти длинные волосы с глубоким медным оттенком.

И он знал, почему она смогла без усилия перепрыгнуть через ограду, вертеться и кружиться с легкостью танцовщицы.

Она была та еще штучка.

Он даже знал кое-что о тех нежных и гибких формах, что трепетали сейчас под ним. Он уже ощущал их однажды, когда пытался остановить прекрасное мгновение, чтобы пройти с ней на руках по длинной витой лестнице.

А когда однажды его спина загородила ее лицо от фотокамеры, он увидел, как в ее глазах появился мрачный блеск неприязни.

По тому, как одеревенело ее тело, он чувствовал, как ей невыносимо то, что она все еще находится в его руках…

Он видел ее перед камерой, он видел ее за камерой.

И он видел, как она танцует.

— О мисс Келлер! Как замечательно, что вы к нам заглянули… Правда, несколько странным образом… Вы никогда не принимали моих приглашений зайти на стаканчик вина, но вот все-таки мы встретились, так сказать, бедро к бедру, в моей постели. Мне как — считать себя польщенным? Жаль, но я так не думаю.

Внезапно мужчина наклонился над ней совсем низко, взял ее голову в ладони, и его глаза сверкнули холодным золотым блеском, черты лица, как у бронзовой статуи, угрожающе напряглись.

— Отвечай мне, Брин. Зачем ты сюда вломилась? Что ты здесь ищешь? Ты не нашла здесь этого прошлой ночью…

— Прошлой ночью? — прервала она его встревоженным шепотом.

— Не перебивай меня, понятно? — зло выдохнул он. — Да, прошлой ночью. Поверь мне, дорогая, я очень хорошо знаю, что в моих вещах кто-то рылся.

— Но это была не я…

— Тсс!

Внезапно мужчина дернулся, выпрямился, широкие плечи замерли в неподвижности.

А потом она тоже услышала это.

Кто-то передвигался, нет, крался по гостиной. Начал подниматься наверх, потом на секунду замер, поскольку они оба услышали скрип нижней ступеньки под чьей-то ногой.

Мужчина двинулся резко, но тихо, и быстро сдернул с себя свитер. Его грудь, широкая, сужавшаяся к подтянутому, мускулистому животу, в лунном свете казалась бронзовой.

— Живо снимай свитер! — прошипел он девушке, перекатываясь на бок и выдергивая из-под себя одеяло со своей стороны постели.

— Ни за что!

— Раздевайся — и быстро! — прошептал он, отодвинув ее, негодующую всем существом, на ее сторону кровати так, чтобы можно было вытащить из-под нее одеяло и потом накрыться обоим. — Черт побери, женщина!

Его голос был неощутим, как воздух, но она улавливала его разгневанный, угрожающий тон.

— Никто не поверит, что мы спим себе спокойненько после жарких занятий любовью, если ты лежишь в постели одетая! Это твоя, игра, в которую ты меня втянула, а не моя. Но с этого момента ты, черт возьми, играешь по моим правилам!

Девушка колебалась, но его сильные руки, с длинными пальцами и широкими ладонями, уже стягивали с нее свитер.

— Подожди! — прошептала она, быстро скинула одежду сама и полезла под одеяло, при этом сердце ее выбивало бешеный ритм.

— И лифчик тоже! — рыкнул он ей на ухо. — Что с тобой такое? Ты что, никогда любовью не занималась?

Ее трясло от возмущения и унижения, но она чувствовала, что он знает, что делает. Однако ее пальцы дрожали слишком сильно, чтобы расстегнуть крючок. Мужчина коснулся ее спины, и от его пальцев побежали волны, которые сначала охладили, а потом обожгли ее спину. Крючок никак не поддавался, и она просто оттянула кружево спереди и сняла лифчик через голову до того, как он справился с крючком…

Но это ей не слишком помогло. Она чуть не закричала, когда почувствовала, как его рука обнимает ее, кисть вальяжно располагается на ее груди, а его пальцы соскальзывают ниже и начинают ласкать ее под грудью. Мужчина подвигал ее к себе до тех пор, пока ее спина не впечаталась полностью в его горячую грудную клетку, а его длинные ноги обвили ее крепко-крепко… Она почувствовала его дыхание у себя на шее, на мочке уха…

Для постороннего наблюдателя это выглядело так, будто они занимались любовью. Возможно, просто спали, удобно устроившись, близко, как спят любовники…

Но она-то знала, что он не спит… Она ощущала жизненную энергию, жар, излучаемый им. Она знала, что его ухо чутко улавливает слабейший звук, что все его естество настороже, что он в любую минуту может вытянуться в прыжке, как пантера. Даже пока он лежал спокойно, она чувствовала, как пульсирует его кровь, как играет его первобытная мужская сила…

А она была испугана. Испугана той опасностью, что принесла сама, испугана шагами, которые все приближались — медленно, но верно… медленно и осторожно… вверх по лестнице.

А за страхом стояло еще кое-что. Что-то, что поднималось из глубины ее души. Несмотря ни на что, его присутствие причиняло ей болезненное беспокойство. Беспокоили его руки, прикасавшиеся к ее обнаженной груди, горячая мужская плоть, слишком тесно соприкасавшаяся с ее телом. Она чувствовала себя такой уязвимой и, тем не менее, защищенной. Ощущать его прикосновение, позволять ему все это — значило оказаться в его полной власти в самом низком смысле этого слова. Он был мужчиной, способным завладеть и телом и душой женщины. Если так, то сейчас она оказалась в его полной власти. А взамен он мог бы дать ей нечто вечное, как само время, и надежное, как скала. Его сила, которая могла защитить ее… Его оружие, направленное против всего мира…

Если б он захотел это сделать для нее.

А она его боялась. С самого начала. Чувствовала, что если выкажет хоть малейшую слабость…

Шаги все приближались. Его рука дернулась, прижимая женщину еще ближе, пальцы небрежно скользили по ее груди. Желание пробежало по ее телу, как электрический ток, смешиваясь с обжигающими как огонь приступами ужаса и усиливая их…

— Закрой глаза и не открывай!

Да как он узнал, что она лежит, глядя в темноту?

Его-то глаза закрыты, она была уверена. Но не совсем — так чтобы никто не мог уловить в ночи их пронизывающего золотистого сияния.

Кто-то подошел вплотную к открытой двери. Девушка затаила дыхание, парализованная ужасом от сознания того, что кто-то ее сейчас видит — а она сама не видит наблюдающего.

Предательски скрипнула половица. Взломщик, удовлетворенный тем, что хозяева дома заняты своими делами, развернулся и начал спускаться по лестнице.

Мужчина, только что бывший рядом с ней, вскочил одним махом и бросился к двери. На его стороне была неожиданность, и он был готов атаковать. Он рванулся вниз по лестнице.

— Какого дьявола ты делаешь в моем доме?

Раздался оглушительный выстрел, пронизавший темноту кроваво-красными и солнечно-желтыми искрами, и это было единственным ответом на вопрос.

Мужчина пригнулся и услышал, как над его ухом просвистела пуля.

Взломщик бежал, уже не стараясь не шуметь, вниз по лестнице.