Гончие псы Гавриила

– Спасибо. Передам. Когда она это обдумает, уверена, изменит решение.

– Случалось и более странные вещи, – коротко ответил Джон Летман.

6. Сады Адониса

Ночью шел дождь. Я вернулась в комнату между половиной второго и двумя сухой, темной и очень тихой ночи, ничто не предвещало шторма. Мистер Летман проводил меня до двери спальни, где я оставила масляную лампу, пожелал спокойной ночи и удалился. Я умылась, как смогла, холодной водой и вернулась в комнату. Ключа не было, но я обнаружила тяжелую деревянную задвижку и аккуратно вставила ее в пазы. Потом я разделась, с трудом задула лампу и легла в кровать.

Несмотря на позднее время и усталость, я не могла заснуть, переворачивала недавнюю сцену в голове. Представляла, как буду все рассказывать Чарльзу, маме и папе, и почему-то слова не передавали моих ощущений. Бабушка Ха казалась странной и больной, стареет… Не выражают эти фразы неожиданного тона нашей беседы. И если она действительно откажется встречаться с Чарльзом… В конце концов, это его проблема. И я заснула.

Меня разбудили гром и молния. Шум дождя заглушил все остальные звуки. Никогда такого не слышала. Никакого ветра, только рокот грома и белые трещины в черном небе. Я села. Арки окон драматически сверкали, черные тени от решеток снова и снова падали в комнату. Через открытое окно запах цветов врывался штормом, хотя и ослабленный дождем. Залетали и капли, стучали молотками по полу.

Я нехотя встала и пошла босиком закрывать рамы. Когда я потянулась к задвижке, рука немедленно намокла почти до плеча. Поворачивая тугую задвижку, я услышала, как у главных ворот воет большая собака. Это один из самых проникновенных в мире звуков, пробуждает генетическую память о волках, шакалах, смерти и тоске. Голос первой гончей взлетел вверх и задрожал, к нему присоединилось тремоло [2] второй. Сторожевых псов, конечно, просто расстроил шторм, но я инстинктивно покрепче вцепилась в задвижку, а по коже побежали мурашки. Наконец мне удалось закрыть все как следует и взять полотенце.

Неудивительно убеждение, что вой собаки предсказывает смерть… Я терла мокрую руку и плечо и вспоминала легенду, которую мне напомнил Чарльз, гончих Гавриила, смерть на охоте… Сегодня точно вся дьявольская свора пела в полный голос. В древности наверняка подумали бы, что гончие предсказывают чью-то смерть. Давным-давно. Тогда все были суеверными и верили в такие вещи. А теперь… Вот ерунда какая, все же в порядке. Я повесила полотенце и отправилась обратно в кровать.

Примерно через пять секунд я обнаружила вещь, намного более неприятную, чем концерт гончих Гавриила. Крыша текла, и не где-нибудь, а прямо в углу, над моей кроватью. Я обнаружила это в полной темноте самым элементарным способом – села в середину лужи и в тот же момент получила большую порцию воды прямо на шею. И не единственную, они следовали одна за другой.

Я слезла на холодный мрамор и стала искать ботинки. Молнии совершенно некстати прекратились, и ничего не было видно. Один ботинок я со временем нашла, но второй пропал. Предстоит зажигать лампу. Для этого нужно найти сумку и спички, которые я, возможно, туда положила. К тому времени, как я это сделаю, еще не одна пинта воды выльется в кровать. Полагаю, было бы разумно перетащить ее с опасного места, а потом уже приступать к поискам, но, насколько я помнила устройство дворца, вряд ли мне удалось бы сдвинуть с места какую-либо местную мебель по такому полу в темноте. Поэтому я металась по комнате, и примерно через пять минут обнаружила спички и зажгла лампу.

При свете ботинок немедленно нашелся, а я смогла прикрыть наготу. Потом я целеустремленно оттащила кровать по треснувшему мрамору, вода очень громко потекла прямо на пол.

Дождь кончился резко, будто повернули кран. Я вернулась к окну и открыла раму. Уже показались звезды. На смену шторму пришел легкий теплый ветер, который разгонял облака и шептал среди деревьев. Я вернулась к своим проблемам.

Большая часть покрывал не промокла, потому что, вставая, я оттолкнула их в сторону. Я стащила их на сухое сиденье, перевернула волосяной матрац, обшитый хлопком, отбросила мокрую простыню, опять разложила покрывала, выключила лампу и легла на остаток ночи. Но заснуть не могла. Прямо рядом со мной по мраморному полу капли стучали как барабан. Я терпела минут десять, потом решила, что это необходимо прекратить. Опять вылезла из кровати, нашла мятую простыню и положила ее под капли. В последовавшей благословенной тишине я услышала новый звук, на этот раз снаружи, села и стала слушать.

Гончие затихли. В саду громко и с удовольствием пела птица, ее голос эхом отражался от воды и стен. Скоро к ней присоединилась, вторая, а потом и третья. Водопад звуков заполнял воздух.

Я открыла дверь и выбралась под колоннаду.

Поверхность озера слегка светилась, ярче, чем отражавшиеся в нем звезды. Ветер сдувал с кустов остатки дождя. Сад наполняло соловьиное пение. Пара белых голубей выпорхнула из-под западной аркады и, хлопая крыльями, пролетела над моей головой. Что-то, нет, кто-то двигался в темноте под арками. Мужчина шел очень мягко, за шумом птиц и листьев совсем неслышно. Но не араб в белых одеждах. Должно быть, Джон Летман пришел посмотреть, как я справилась со штормом. Я немного подождала, но он не подошел, и больше я ничего не увидела. Сад был спокоен и тих, только пели соловьи.

Я неожиданно замерзла. Пяти минут ночной музыки мне вполне хватило. Вернулась в комнату, как следует закрыла дверь на случай нападения соловьев и легла спать.

Меня разбудил стук в дверь, когда уже ярко светило солнце. Халида принесла завтрак – тарелку с хлебом и сыром, неизбежный абрикосовый джем и большую чашку кофе. Девушка выглядела утомленной и продолжала смотреть на меня с неодобрением, но никак не прокомментировала беспорядок в комнате, грязную простыню на полу и даже кровать, отодвинутую на четыре фута от стены. Когда я поблагодарила ее и сказала что-то об ужасной ночи, она только кивнула и молча ушла.

Но все остальное было жизнерадостным, даже ванная. Солнце светило через голубые и медовые купола в потолке на алебастровые бассейны, бледные мраморные стены. Вода, еще холоднее, чем вчера, изливалась изо рта дельфина в серебряную раковину. Я помыла руки и лицо, вернулась в комнату, оделась и вынесла поднос на край озера.

На золотой жаре под высоким голубым небом трудно было вспоминать ночной шторм и дождь, но некоторые камни вымыло из пола, а у основания деревьев стояли лужи воды в несколько дюймов глубиной. Растения между камнями расправились, цветы стали ярче, освеженные кусты блестели. Даже вода в озере казалась чище, а на берегу стоял павлин и изучал свое отражение. Расправил хвост и выглядел совершенно искусственным, будто картинка из книжки или произведение Фаберже из драгоценных камней. Другая птичка, маленькая и золотая, кокетничала с розой. Маленький отмытый домик на острове блестел золотым и голубым. Один соловей работал в кустах сверхурочно. Я задумалась, как Джону Летману удалось ночью войти в сад и зачем.

Он появился примерно через полчаса. Какие бы экскурсии он ночью не предпринимал, они никак на нем не сказались. Летман выглядел бодрым и возбужденным, глаза стали светло-серыми и очень яркими. Он двигался с энергичной четкостью и приветствовал меня почти весело:

– Доброе утро!

– Привет. Отлично мы совпали по времени. – Я вышла навстречу ему с упакованной сумкой, готовая уходить. – Я как раз собиралась вас искать и надеялась, что собаки уже заперты.

– Всегда днем. Они разбудили вас ночью? Боюсь, было неспокойно. Вы спали? – Он посмотрел мимо меня на беспорядок в комнате. – Да, неспокойно, похоже, слишком мягкое слово. Что случилось? Неужели скажете, что крыша текла?