Мой Темный Квартет (СИ)

– Я ведь очень-очень люблю тебя, детка … очень сильно, – но ей было просто все равно. Она только ждала, когда все уйдут из палаты и оставят ее в покое. И тогда она сможет сделать шаг в пустоту с подоконника, глядя на небо. Она не думала о том, что была жестока, груба, мучила мать. Сейчас ей было все равно. Она просто не хотела ничего. Ни воздуха. Ни мыслей.

Обед. Ужин. Завтрак. Процедуры. Психолог. Невролог. Главврач. Медсестра. Сон. Таблетки. Микстуры. Завтрак. Сон. Главврач. Психолог. Мать. Отец. Обед. Процедуры. Раз за разом по кругу, ничего нового. Иногда из-за стекла показывались лица парней и Линдси, но Лекс сразу же отворачивалась, только завидев их, изображая сон. Несколько раз, просыпаясь, она ощущала их присутствие, их прикосновения к ее лбу и рукам, их тихие слова, попытки успокоить, сожаления. Но она не думала, не думала ни о чем. Ни о себе. Ни о них. Ни о родителях. Ни о жизни. Ни о смерти. Ни о Нем. Она делала так, что в голове было пусто, и это давало ей успокоение. Несмотря на полнейшее выздоровление, врачи отказывались отпускать ее, опасаясь нервного срыва, который был крайне вероятен. Однако в больнице Лекс не устраивала истерик, принимая все, что ей говорили врачи. Она не повышала голос, не отказывалась, старалась быть вежливой и учтивой с врачами. Но ее глаза оставались пустыми, кожа не меняла сероватый оттенок, а улыбка не блестела на потрескавшихся губах.

– Лекси?, – на следующее утро, раньше, чем обычно, к ней в палату зашли родители. Жак осунулся и побледнел за эти дни, а Эббигейл явно сидела на успокоительным. У обоих под глазами пролегли черные круги, веки были красными, лица уставшими, – детка, ты не спишь?

– Все равно уже бы проснулась, – отозвалась та, приподнимаясь и садясь, подперев спину подушками. Она словно повзрослела за эти дни, черты ее лица стали жестче и более отточенными, она похудела, но эта худоба ей шла.

– Мы хотели тебе сказать, что .., – они сели по обе стороны от нее, – родители Брайана завтра устраивают похороны. Мы с отцом собираемся пойти и поддержать их.

– Я тоже пойду, – оборвал ее тихий, но металлически твердый голос девушки.

– Милая .., – нерешительно начал мистер Маллейн, – мы не уверены, что ты еще достаточно окрепла, чтобы выходить на улицу. К тому же погода довольна неприятная, холодно и постоянно идут дожди.

– Я никогда вас не о чем не просила, – произнесла Лекс, вскинув свои посеревшие глаза, – но сейчас я прошу вас, молю, все, что хотите: отпустите меня. Я … я должна быть там. Мы не попрощались, но мне это нужно. Иначе я на всю жизнь закроюсь в четырех стенах, и ничто меня не вытащит.

– Лекси …

– Вы можете называть это как угодно: сумасшествие, помешательство, каприз, глупость. Мне все равно. Но я знаю себя, а вы нет, и я говорю — я закроюсь от всего мира, если вы не дадите мне шанс попробовать вернуться. А вернусь я только после того, как еще раз увижу его.

– Детка .., – протянула миссис Маллейн, поджимая губы, – я не уверена, что врачи …

– Они разрешат, потому что они поймут, – оборвала ее дочь, резко повернувшись к ней, – а вот поймешь ли ты?, – отец посмотрел на мать, и та покачала головой, закрыв глаза.

– Хорошо, – наконец выдавила она, – но домой ты не пойдешь. И всю одежду мы привезем сюда. Что тебе хочется надеть?

– Мое черное платье, – не колеблясь, отозвалась брюнетка, – в комоде, в нижнем ящике, под старыми джинсами и лоскутками будет пакет, фиолетовый. В нем платье. Мы его купили с Брайаном. Планировали пойти на черно-белую вечеринку, – неосознанно добавила она и подавилась воздухом. Кашель все не прекращался, она давилась, задыхалась, наклонившись вперед. Из ее носа потекла кровь и кровавыми цветами стала падать на белые простыни.

– Сестра!, – закричала Эббигейл, вылетая из палаты, пока Жак помогал дочери. Ворвалась медсестра и поднесла к губам побледневшей девушки какую-то трубку, положив руку ей на спину, успокаивая.

– Тише, дыша, дыши, дорогая. Так, умница .., – хрипы медленно стихали, и женщина прижала к ее губам мокрую тряпочку, вытирая кровавые разводы. Миссис Маллейн прижалась к мужу, слезящимися глазами глядя на дочь и обхватив себя руками. Лекс поймала ее взгляд и, отодвинувшись от трубки, прохрипела:

– Вы мне обещали.

– Но это риск!, – голос женщины подскочил, и мистер Маллейн плотнее прижал ее к себе, легко целуя в макушку.

– Я все равно там буду, – прошептала девушка, вытирая рот, – я сбегу. Выпрыгну из окна, или по лестнице, или обходными путями. Но я там буду, честно или обманом. Вы должны знать эту черту моего характера.

– Мы знаем .., – кивнул отец, – и мы тебе обещаем, солнце.

– Спасибо, – на бледных губах мелькнула едва заметный намек на улыбку, который мог сойти за гримасу боли, – а сейчас я хочу поспать. Выключите свет.

Проснувшись, брюнетка все же созрела на разговор с друзьями. Она упросила медсестру позвать и запустить в палату всех пятерых, хотя это было запрещено, но ей явно оказывали какие-то едва заметные поблажки, которыми она бессовестно пользовалась. Друзья зашли и молча остановились в дверях, поджав губы и понурившись. Они явно ожидали очередного нападения, хотя бы звукового, со стороны больной, но та только удобнее устроилась на подушках, положив руки перед собой на простыню. Ее широко распахнутые, серые глаза смотрели спокойно и достойно перед собой, лицо было расслабленно без намека на возможную агрессию.

– Сотни стрел в одном месте. Крики. Кровь. Огонь. Тьма. Сила. Вопли. Стрелы. Демоны. Огни. Горящая земля, – ее хриплый голос разрезал тишину, и подростки вскинули на нее глаза, сглотнув. Девушка продолжила, также тихо, не напрягая связки, – я видела именно эту картинку. Я видела сражение, я видела его смерть и не поняла этого. Я должна была понять, что он врет, когда я убегала с тобой, – ее глаза коснулись Чака, и тот поджал губы, – ты ведь знал, не так ли? Знал, что он не вернется, но ты все равно не дал мне попрощаться.

– Я не знал, – он покачала головой, – точнее … Я подозревал, что с ним что-то было не так, но я должен был увести тебя, увести как можно дальше от всего. Особенно с твоей раной.

– Кстати о ней, – девушка посмотрела на других, – как я выжила? Это же не должно было произойти.

– Брайан, – эхом отозвался Алан, нервно поправив очки, которые он снова надел, – он сказал дать тебе амброзию, которую я нашел в рюкзаке. Рана затянулась, и ты уснула. А мы пошли искать Брайана, но .., – он замолчал, кусая губы. В его глазах стояли слезы, – я должен был понять!, – вдруг выкрикнул он, и все вздрогнули, – я должен был понять, что с ним что-то не так! Должен был выведать, разобраться в нем! Должен был быть рядом! Должен был хранить клятву! Я должен!, – он задохнулся в своем крике, закрыв лицо руками, – это должен был быть! Я должен был умереть за него! Потому что он всегда умирал за нас, а мы … мы просто признавали его жертвенность как факт, как должное … Мы должны были стоять рядом, защищая тебя. Но в итоге, как всегда, вся тяжесть легла на его плечи, и он погиб, погиб из-за нас.

– Это должно было произойти, – вдруг подал голос Чак, хмуро вглядываясь в Лекс, которая только что повернулась к ним спиной, беря с комода стакан, – он бы все равно умер за нее.

– Почему?, – всхлипнула Линдси, и все посмотрели на парня. Брюнетка повернулась к нему, вперив в него темные глаза.

– О чем ты?

– Твоя татуировка, – просто отозвался он, потом коротко посмотрел на Алана, – помнишь точно проклятие Брая?

– Проклятие?.., – опешил блондин, а потом кивнул, спохватившись, в его глазах мелькнуло понимание, – боже мой …

– О чем вы?, – встрял Айзек, напрягшись.

– «Дракон будет страстен и желанен, но смертелен», – процитировал Хандерсон, прикрыв на мгновение глаза, – на латыни я не помню, но суть такова.

– Дракон .., – тихо повторила Лекс, хмурясь и глядя в пустоту. Ее пальцы скользнули по ее татуировке, – страстен и желанен … но смертелен .., – она горько усмехнулась, – он знал, черт возьми, он всегда знал!, – она вскинула на друзей вспыхнувшие глаза, – я помню его взгляд, тогда, на пляже, когда вы впервые обратили внимание на мою татуировку. Он сразу все тогда понял, но не показал виду. Все это время он рисковал, встречаясь со мной, он знал, чем это закончиться, но он все равно … все равно .., – она зажмурилась, кусая губы.