Зачем тебе моя боль (СИ)

С размаху ткнула пальцем в грудь начальнику.

— Я ухожу. Но когда вам в спину воткнут нож, это будет не моя рука. Когда поймете, что не того человека наказали, будет слишком поздно, — я остановилась в дверном проеме, чтобы сказать напоследок: — Осмотритесь вокруг, возможно, это ваша вина, что в столь сплоченной, как вы всегда нас уверяли, команде, завелся дятел, который периодически стучит. Удачи вам, мастер.

Я ушла, хлопнув дверью, а Ксаури еще кричал мне в спину, что я должна радоваться, что он дает мне уйти спокойно, и даже преследовать не будет. Еще я узнала, что я — неблагодарная тварь и подстилка клановника, цена которой — ломаная копейка. Он кричал что-то еще, но я уверенно шла к выходу, понимая, что потеряла все, что имела, и назад путь навсегда отрезан.

И мне было и смешно, и больно…

Глава 7

Схожу с ума, и разомкнуть боюсь объятия,

Что если я без них уже никто?

Ты тянешь руки расстегнуть пальто,

А что, если под ним уже нет платья?…

Организм настойчиво требовал выплеска энергии. Сделать это можно было только одним известным для меня способом — пойти в спортзал. Последнее время я стала пропускать тренировки, но сегодня я твердо вознамерилась загонять себя до изнеможения.

Тренер с удивлением встретил меня у входа, но я не стала ничего объяснять. Комплекс разминочных упражнений выполнила резко и агрессивно, затем взяла ключи и закрылась в боксерском зале наедине с грушей, отчаянно колотя ее со всех сторон. Не знаю, сколько я пробыла там по времени, но когда вышла на улицу, уже стемнело. До дома пошла пешком, медленно, потому что накатили дикая усталость и апатия.

У меня отняли все — семью, любимое дело, друзей. Меня хотят убить, причем не понятно кто и за то, чего я не совершала. Да еще и Картер с его двойной игрой — поди его пойми. Что за хрень творится вокруг меня?!

Дома сил хватило только на душ. Так и уснула, завернувшись в полотенце.

Проснулась от ощущения, будто на меня кто-то смотрит. Резко подхватилась, зажгла ночник и поздравила себя с паранойей — в комнате кроме меня никого не было. Выдохнула, потерла лицо руками и завернулась в одеяло. Меня била крупная дрожь, но не от страха, а словно в комнате сквозняк. Я зашла на кухню и обнаружила, что там открыта форточка, но вспомнить, когда я ее открывала так и не смогла. Сама она открыться не могла — окна старые, надо приложить усилия, чтобы провести какие-то манипуляции по открытию или закрытию, а еще едва уловимо тянуло табаком. Можно было бы, конечно, предположить, что пахнет снаружи, но отчего-то у меня была четкая уверенность, что этой ночью я была в квартире не одна.

Сон как рукой сняло. Я переоделась в спортивный костюм и выскочила на улицу. За ночь выпал снег, припорошив все вокруг, но я четко знала, куда идти. Осторожно ступая, стараясь не оставлять лишних следов, я зашла ровно под свои окна и припала к земле. Кто ищет, тот всегда найдет — в небольшом сугробе фильтром вверх торчала недокуренная сигарета, предположительно выброшенная из моего окна. Я подняла голову вверх — свет горел только на четвертом этаже, то бишь у меня на кухне. Все ближайшие окна смотрели на меня абсолютной чернотой проемов. Что из этого следует? Правильно — если бы окурок выбросили ночью — его бы занесло снегом. Сейчас все нормальные люди еще спят. Разумно предположить, что мой ночной гость ушел не так давно, а перед этим избавился от улики таким вот ненадежным способом, вряд ли подозревая, что я стану искать. Я извлекла ее кончиками пальцев, чтобы посмотреть марку. «Хайманц», удовольствие не из дешевых. Одна пачка этих сигарет стоит за пять сотен и относится к элитному табаку, и все бы ничего, но никто из моих знакомых не курит сигареты этой марки. Можно было бы задаться целью и снять отпечатки пальцев, но в лабораторию базы меня могут не пустить больше, а обращаться к Картеру глупо, потому что это вполне мог быть и он. С другой стороны — что за извращение такое — прийти ночью, посмотреть на спящего человека и уйти? У меня не осталось цензурных мыслей по этому поводу, поэтому я бросила окурок и вознамерилась отправиться на пробежку, для чего обогнула клумбы, чтобы выйти на дорожку. И тут мой взгляд зацепился за темное пятно в общей белизне снега в предрассветный час. Подойдя поближе, обнаружила изрядно вытоптанное место и несколько окурков все того же «Хайманца» — он долго стоял под моими окнами, видимо, не решаясь зайти. Я выдохнула, выпуская изо рта клубы пара. Кто ты и что от меня хотел? Но ни следы, я примерила на свою ногу — примерно сорок пятого размера, ни окурки не смогли мне ответить на этот вопрос.

В восемь утра мне позвонила Марра. До нее дошли сведения, как со мной обошелся Ксаури, и женщина поспешила выразить мне свое отношение по этому факту. Я ни разу не слышала от нее таких выражений, но слушала с улыбкой, потому что поняла главное — костюмерша на моей стороне.

— И ты представляешь, заявился ко мне с утра, кричал тут и топал ногами, мол, поможешь Альене еще хоть раз — уволю. А я что ему — девочка маленькая, что ли? Указывать он мне вздумал!

— А ты что на это ответила?

Марра фыркнула.

— Я его маразматиком старым назвала. Он мне кричит — еще слово — и оштрафую! А я из кошелька стопку купюр достаю да как швырну ему в лицо! На, говорю, а то я еще не все тебе сказала.

Представляю себе лицо Ксаури после этого. Наверно, продолжает во всем винить меня, даже в том, что против него бунтуют его же работники. Вот только мне Марру жалко, из-за меня она может пострадать.

— Мар, а что если прав Ксаури, что выгнал меня, а ты меня защищаешь?

На что костюмерша мне ответила:

— Альена, девочка моя, запомни раз и навсегда — у старой перечницы еще есть голова на плечах и она там не для полноты ансамбля, а для того, чтобы думать. Я уж не знаю, что вы не поделили с Ксаури, да меня и не должно это касаться. Одно я знаю точно — только один человек в его окружении был твердо предан своему делу и исполнял все на раз-два: ночи не спал, спеша сдать отчет, выматывался, как собачий хвостик, носясь с его поручениями, и при этом никогда ничего у него не просил — ни лишнего выходного, ни прибавки. И имя этого человека — Альена Дархау. И ты думаешь, что после всего этого я поверю, что ты его предала? Чушь!

Она не стала дожидаться моей реакции на ее слова.

— Я хочу, чтоб ты знала — я уволилась сама, — я ахнула, но Марра меня успокоила, — не волнуйся, мне давно предлагали место в элитном ателье, где и жалование побольше будет, и отношение получше. Просто я не хочу оставаться в том месте, где не ценят таких людей, как ты.

— Спасибо, Марра, — растрогалась я. — Мне приятно слышать и знать, что я не осталась одна.

— Вот еще! — возмутилась костюмерша. — Я никогда не брошу свою девочку, тем более в таких трудностях. Имей в виду — ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью. Найти меня теперь можно на Семиверстной, я туда перебираюсь. Не теряйся!

Я еще раз сердечно поблагодарила женщину, и мы тепло попрощались. Вы проиграли, остиньор Ксаури, во всяком случае — в этой битве.

После завтрака я отправилась к деду — он прислал сообщение, что будет ждать меня в кафетерии Остин-сити. Мы на редкость спокойно поговорили, я не стала припоминать ему инцидент с рестораном, оставив это на его совести. Энайя выложил передо мной стопку бумаг и предложил ознакомиться со списком гостей.

— Дополни его по своему желанию и с учетом пожеланий Картера. Мне некогда с ним встретиться, у меня запланирована командировка, а время не ждет. Всем подпишешь приглашения. Дальнейшие организационные вопросы я возьму на себя, а ты займись дизайном и всем, что нужно жениху и невесте — костюмы, украшения, букеты — сама знаешь. Не пристало мне этим заниматься.

Еще бы, по части Энайи Дархау — интриги, сплетни, скандалы, расследования. Куда ему до высоких материй.

Дед увлекся завтраком, я же ни к чему не притронулась, просто сидела и наблюдала. Он потянулся за солонкой, а я обратила внимание, как дрожат его пальцы. Раньше я такого за ним не замечала.