Убийство девушку не красит

Она достала из пакета его измятые документы, расправила их ладонью на коленке и снова убрала себе в сумку. Туда же засунула и бутылку виски.

Поярков встал и с готовностью схватился за сумку. Мужественно закинул ее на плечо, собрал в одну руку все их пакеты и стоял, пошатываясь, – ждал дальнейших указаний. Молчал.

20

Прорвались.

Катины волнения оказались напрасными, в самолет они проникли без проблем.

Чем ближе было к дому, тем реальнее становилось их неминуемое расставание. «Романтическое» путешествие подходило к концу. Сутки перелета брали свое. Говорить отчего-то не хотелось. Так и молчали до самой посадки.

На земле, обмениваясь лишь дежурными фразами, выполнили все положенные процедуры. Говорила Катя, а Поярков молчал у нее за спиной тургеневским Герасимом. Хотя теперь никто не требовал от него ни молчания, ни послушания.

Они получили объемный багаж, который он с верхом нагрузил на самую большую тележку, и покатились к выходу.

Настроение у Кати упало окончательно. Было понятно, что сейчас каждый из них шагнет в привычную жизнь, где нет места другому. Ну, если честно, то Катя в своей жизни нашла бы для него немного места. И много нашла бы… Ей очень хотелось, чтобы Поярков предложил встретиться, пообещал бы позвонить на днях. Катя почему-то была уверена, что он не всегда так безобразно напивается и что вообще мужик он стоящий. Поярков-Доярков, постаревший суррогат Его, эрзац промелькнувшей юности.

Но Доярков молчал, а самой навязываться не хотелось. Не имело смысла. И оттого было совсем тоскливо.

В молчании докатились до зала, наполненного истомившимися встречающими. Из глубины им навстречу выдвинулась, обращая на себя внимание толпы, роскошная дама в фантастической шубе из розоватой норки. Смоляные длинные волосы рассыпались по плечам, яркие полные губы изгибались в улыбке, длинные ноги красиво клали шаги по гранитному полу. Жар-Птица! Шемаханская Царица!

Подойдя к ним вплотную, Жар-Птица равнодушно скользнула взглядом по Кате, царственно кивнула и уложила безупречные руки с идеальным маникюром на грудь Пояркову.

Катя, сломавшая ноготь еще в Йоханнесбурге, инстинктивно подобрала пальцы в кулаки.

Неземное создание капризно произнесло, растягивая слова:

– Масик, привет! Я скучала. Масик, какая прелесть!

Последнее восклицание было направлено в адрес его пресловутой куртки.

Боже, мало того, что он Кузькин сын, так он еще и Масик! Жаль, что Катя раньше этого не знала. Интересно, а дамочку ему тоже папаша подарил? Уровень тот же. Высший класс.

Завороженная видом девицы, Катя даже позабыла посмотреть на реакцию Пояркова и только теперь скосила на него любопытный взгляд. Ей показалось, что Поярков изменился: из почти близкого ей, попавшего в беду пьяницы, молящего недавно не бросать его одного, он превратился в пресыщенного, абсолютно чужого человека с холодным взглядом темных глаз. Его лицо не выражало ничего душевного, казалось, что он смотрит на красавицу как на заранее оплаченную свою собственность.

Руки яркими ногтями скользнули вверх по его груди и сцепились на затылке. Жар-Птица ткнулась в него клювом и резко отстранилась:

– Масик, что происходит? Ты пил?! – требовательно спросила она, втягивая хищными ноздрями воздух.

И тоже, ни тебе радости, ни восторга. Впрочем, в их с Бобом жизни тоже бывали такие периоды. У кого же их не бывает?

Со следами яркой помады не губах Поярков смотрелся премерзко. А женщина-вамп продолжала водить носом перед его лицом, словно взявшая след ищейка. «Нюхай, нюхай, – одобрила Катя злорадно, – я всю дорогу наслаждалась».

Чуть скривив упомаженные губы, Доярков устало произнес:

– Здравствуй, Лора. Я тоже очень скучал по тебе. Зачем ты приехала в такую погоду? Я бы сам прекрасно добрался…

– Я захотела тебя встретить. Я ехала аккуратно. Или ты трясешься за свою машину? Фу, Масик, почему от тебя так воняет? Ты весь, как из автобуса в час пик.

– Лора, я очень устал, – произнес он с досадой, – я лечу почти сутки.

– Что, на каждой остановке наливали? За прилет? Я за тобой такого не замечала… – Недовольство Лоры начинало набирать обороты, но тут же она сбилась и задумчиво произнесла, откровенно любуясь Поярковым: – Нет, мне не нравится. Я к тебе такому привыкать не собираюсь…

Поярков улыбнулся этому как какой-то несусветной чуши и взглядом пригласил Катю повеселиться вместе с ним. Кате было не смешно. Совсем не смешно. Рядом с Лорой она чувствовала себя маленькой, страшненькой, а самое главное – старой. Стало особенно остро понятно, что ее телефончика никто тут не попросит.

Прощай, милый никчемный пьяница, мы славно провели время… У тебя сильное, удобное плечо, уютные руки, может быть, даже неплохой характер. Но все дело в том, что я тебя выдумала. Прощай!..

А вы, высокомерный, надменный и холодный Михаил Кузьмич, мне не милы. И я вам, разумеется, тоже.

– Лора, познакомься, это Катя. Екатерина Сергеевна. Мы с ней вместе летели.

– Вместе пили? – язвительно уточнила Лора.

– Лора, Катя мне очень помогла, – терпеливо объяснил Кузьмич.

Этого только не хватало! Вот спасибо! «Вместе пили» – «Очень помогла».

Лора развернулась и в упор посмотрела на Катю как на неодушевленный предмет. Или как если бы Поярков привел с собой на поводке шелудивую, блохастую обезьяну.

– Пока я только вижу, как ты при ней носильщиком служишь.

– А знаете, он прекрасно справляется с этим занятием, – с холодной вежливостью ответила Катя и принялась доставать из тележки свои вещи, заглядывать в каждый пакет и приговаривать: «Это твое, это мое…»

– Катя, правда, спасибо тебе за все. Без тебя бы я…

– Прошу вас, помогите мне вытащить чемоданы, – перебила Катя.

Лоре совсем не нужно было знать, что было бы.

В их с Поярковым отношениях Лора была лишней. Хотелось побыстрей остаться одной, распрощавшись с обоими.

Пока Поярков с готовностью вытаскивал чемоданы, Катя достала его бумажник и демонстративно протянула вместе с паспортом, который держала в руках.

Лорик от подобного демарша чуть не упала в обморок:

– Мась, почему у нее твои деньги? У вас настолько теплые отношения?…

Масик ничего не успел ответить, потому что Катя быстро всучила ему початую бутылку со словами:

– Кстати, забери. Мы не допили.

– Ну, все понятно… – бросив на Катю уничтожающий взгляд, протянула Лорик.

Ой, Бог ему судья. Ну что она выпендривается-то? Нужно тебе, Катя, человеку жизнь осложнять. Если ему нравятся такие лорики, то его можно понять, и нечего нагнетать обстановку. Лора же не виновата ни в чем.

Катя взяла лежащий среди пакетов букет и обеими руками протянула ревнивой Лоре:

– Ах да, это же вам. Михаил Кузьмич специально для вас выбирал во Франкфурте.

Поярков посмотрел на Катю как на дуру.

Катя зачастила:

– Была очень рада познакомиться. Надеюсь, что не доставила вам особенных затруднений. Простите, но я должна бежать. Ждут…

– Боб? – рассеянно поинтересовался Поярков.

– Совершенно верно. Носильщик!

Катя крепко ухватила за локоть проходящего мимо носильщика, не давая тому никакой возможности отказаться, передоверила ему свои вещи и поспешила за местным Гераклом без оглядки.

21

Родина встретила колючими иголками мелкого последнего снега, порывами ледяного ветра, заползавшего за пазуху и отбрасывающего волосы на лицо, холодной кашей снежного крошева под ногами.

После жары последних дней с непривычки перехватило дыхание и заслезились глаза.

Или, может, не от этого заслезились…

Павлов, голубчик, на тебя вся надежда! Ты же обещал мою машину подогнать. Ну сдержи слово, а то хороша же я буду: «Меня ждут»!

Катя оглядывалась по сторонам, откидывая с лица волосы и щуря глаза. Павлов слово сдержал. Ее «гольф» стоял немного поодаль, не успев припорошиться снегом. Павлов заглаживал свою вину. Вероятно, заставил кого-то сидеть и греть машину до самого прилета. Машина изнутри даже не успела выстыть, завелась с полоборота. Только Катя не уезжала, а, положив руки на руль, со щемящей тоской наблюдала, как вышли из здания вокзала Поярков с Лорой, как погрузились в гигантский хищный «понтиак», как медленно скрылись в вихре снежинок, высвечивая из белой пелены перемигивающимися бегущими огоньками габаритов.