Психея (СИ)

Дилан не дышит, пока холодные руки девушки обвивают его тело, прижимая к себе. Ронни смотрит в сторону, чувствует, как быстро бьется сердце парня, который продолжает стоять без движения, держа руку у своего лица.

Он знает. Понимает, что это воздействие Психеи. И ему нужно успокоиться, чтобы не вытворить ещё какого дерьма.

Дилан, наконец, касается ладонями спины Добрев, опуская голову, носом упирается ей в макушку, но веки не сжимает. Боится. Ему страшно.

— Нам нужно поговорить, так? — Ронни шепчет, часто моргая. — Только… Только после того, как ты поспишь, хорошо? — просит, и Дилан молча соглашается, невольно вдыхая аромат её волос. Всё хорошо. Она не убегает в страхе, она всё ещё здесь. Добрев силой разворачивает парня к кровати, заставляя забраться на неё, и нагибается, взяв с пола первую попавшуюся широкую футболку. Натягивает на свое тело, борясь с дрожью в коленках. Забирается на кровать, давя парню на плечи, чтобы тот опустил голову на подушку, и берет покрывало, натягивая на себя и него. Неуверенно опускается, ложится щекой на его грудь, рукой вновь обнимает талию. Дилан немного ерзает, вынудив девушку сменить положение. Ложится полу боком, забросив руку её на плечо, прижимает к себе её тело, пытаясь выровнять дыхание.

Успокойся, слышишь?

Добрев поглаживает пальцами его плечо, кожу шеи. Молчит, видя, как Дилан с трудом сжимает веки, заставляя себя немного отдохнуть. Ему это нужно. Всем нужно.

— Прости, — Дилан шепчет, а Ронни качает головой:

— И ты меня, — так же тихо в ответ. Они оба напортачили. Им необходимо поговорить.

Но для начала стоит привести свои эмоции в порядок.

***

Дорога обратно в больницу дается с трудом. Карин до безумия устала. Ей нужен крепкий сон, но проблемы без остановки сыплются ей на голову, словно никто кроме неё ни черта не может предпринять в этом гребаном отделе. Девушка массажирует пальцами виски, шагая по белому коридору больницы, и вздыхает, запрокинув голову. Ей приходится быть сильной. Она обязана. Карин продолжает попытки избавиться от давления в голове, и отвлекается, взглянув на Питерсона — её непосредственного напарника, которого так открыто недолюбливает Коди. Вот только свою нелюбовь он проявляет в виде черного сарказма. Порой слишком обидного. Питерсон ладонями сдавливает голову, медленно бредя к уборной.

— Ты в порядке? — Карин не проявляет эмоций, но беспокоится за него. Мужчина кивает, молча заходя в уборную. Девушка хмурит брови, понимая, что её товарищ — такой же человек. Им нужно выпросить выходной.

Открывает дверь палаты, спотыкаясь о порог из-за невнимательности, и резко принимает непоколебимый гордый вид, ведь Кристиан поворачивает голову, взглянув на неё со слабой улыбкой:

— Как всё прошло?

Карин тяжко выдыхает, шаркая ногами к нему, и откашливается, всё равно хрипя:

— Кто-то устроил погром в школе, а главное, что никто толком не может объяснить, что произошло.

— Камеры видеонаблюдения что-нибудь засняли? — Кристиан складывает руки на груди, как и Карин, которая встает рядом с ним, смотря на девушку, что продолжает лежать без сознания.

— Нет. Электричество отрубилось, при ударе камеры забарахлили, после чего просто перегорели, как и все провода, — девушка поднимает на парня глаза. — Как думаешь, это Они? — смотрит с надеждой получить ответ. От этого Коди глотает комок в глотке. Ему хотелось бы ответить на все её вопросы, чтобы подарить ей возможность спокойно поспать пару дней, отдохнуть, но здорового сна Карин не видать до тех пор, пока она не поймет, что происходит.

Помочь ей, как она когда-то помогла ему.

И помогает до сих пор.

Кристиан переводит на неё взгляд, сжав губы, и откашливается, прохрипев:

— Скорее всего.

— Но чего Они добиваются, вытворяя такое? Вряд ли Они ищут пятую, — ОʼБрайен-старшая качает головой, начиная покусывать ногти. Минуты разглядывает бледное лицо девушки, после чего чувствует, как в груди застревает вздох. Коди продолжает наблюдать за ней. Открыто. Он никогда не скрывал того, что заинтересован в ней, чего девушка не понимала. Ей всё это было чуждо, это ненужный мусор. Нервно обнимает себя руками, защищается морально от парня, который поворачивается к ней всем телом, шепча:

— Тебе нужно отдохнуть.

— Нет, — Карин грубо отрицает, хмуро взглянув на Коди, который больше не улыбается. Смотрит на неё серьезно. Так, как всегда смотрел:

— Иди домой, Карин, — приказывает, зная, что она всё равно будет отпираться. Карин ОʼБрайен одна из тех женщин, которые не принимают мужское превосходство. Она ставит себя наравне с ними по силе, выдержке, моральному противостоянию. Карин ОʼБрайен можно назвать настоящей феминисткой, которая лучше сожрет собачье дерьмо, чем признает, что слаба, или, что ещё хуже, станет слушать этих отсталых представителей мужского пола.

Ей пришлось стать сильной. В тот день, когда она только начала учиться в старших классах, когда её мать была обезглавлена, а отец посажен за решетку, все обязанности легли тогда ещё на хрупкие девичьи плечи. Карин обязалась стать сильной для того, чтобы защитить Дилана, она пыталась заменить ему мать, отца. Девушка выбрала профессию полицейского, чтобы стать равной мужчинам, и никто не посмеет указывать ей, что делать.

Тем более такой, как Коди Кристиан — парень, которого она нашла в заброшенном приюте, который походил на запуганного волчонка. Он сидел там, худой, словно брошенный матерью, хотя был уже взрослый. И Карин буквально вернула его к жизни. Научила отвечать на обиды, защищать себя, стрелять, драться. Она стала его свежим глотком, его вторым шансом, ведь только она понимала, о чем он говорит. А говорил Коди о детях из приюта и Джошуа.

А теперь этот паренек-волчонок стоит и указывает ей, что делать? Указывает с таким серьезным видом, будто думает, что Карин реально может послушаться, но она — Карин ОʼБрайен, так что:

— Сунь себе эти свои приказы в задницу, Кристиан, — девушка рычит с какой-то притворной злостью и разворачивается, чтобы уйти, но не успевает сделать даже двух крупных шагов, ибо чувствует, как больно пальцы чужой руки сжимают её локоть, как грубо её дергают назад. И девушка глазами, полными возмущения и шока, оборачивается, смотря в лицо парня, который не сглатывает, хотя раньше бы уже поджал уши и сбежал. Нет. Карин допускает одну серьезную ошибку. Кристиан тоже учится. Он тоже растет. Он — мужчина.

— Как ты… — начинает шипеть Карин, но Коди перебивает:

— Смеешь? Да, — за столько лет он хорошо усвоил то, что она не любит, когда её трогают, особенно парни. Есть у неё особая неприязнь к ним, с причиной которой Коди ознакомлен. Он единственный.

— Пусти, — Карин вне себя. Она дергает руку, как девчонка, и готовится, сжимая кулак, чтобы врезать Кристиану в челюсть. — Ты оглох, кусок дерьма?

Коди вновь проглатывает комок, невольно разжав пальцы при повторной попытке выдернуть руку из хватки. Карин тяжело дышит, не поддаваясь усталости, и разворачивается, продолжая шагать к двери. Она уже берется за ручку, потянув на себя, но дверь с грохотом вновь закрывается. Девушка не вздрагивает. Она лишь резко оборачивается, краснея от такой наглости со стороны Кристиана, который рукой давит на поверхность двери, не давая девушке выйти. Карин тяжело дышит, грубее шипя:

— Ты совсем из ума вышел, а?! — практически кричит, схватив парня за ткань футболки. Коди смотрит на неё, так же жестко перехватив её запястье, и делает шаг, заставив Карин прижаться спиной к двери. Она не отпускает ткань его футболки, продолжая стискивать зубы от злости, за которой скрывает… Скрывает то, о чем никто не должен знать.

Её глаза блестят от гнева. Она моргает быстро, стараясь не терять этого прожигающего насквозь чувства злости к парню, который уже аккуратно дергает её руку, пытаясь заставить девушку отпустить его одежду.

— Отойди, — рычит Карин, исподлобья смотрит на него, но в ответ не получает такой же животной ярости. Коди с прежней серьезностью сверлит её лицо, шепча: