Грешница

Я вклинилась между палачами и жертвой.

– Отойдите, тетенька! – проорал пацан. Он тяжело дышал, его щеки горели, он рвался в бой.

А тут – преграда в виде дряхлого экспоната, возмущенно размахивающего у него перед носом сумкой.

– Я тебе покажу тетеньку! – возмутилась я. – Ты чего хамишь! Пошел вон, кретин!

– Вы чё! – оторопели мальчишки. Но избиение третьего прекратили.

– Ты кого тетенькой назвал?! – вопила я.

Да я практически еще девочка! По современным меркам.

Дети-терминаторы искренне не понимали, почему обиделась нервная дамочка.

– Ладно, пойдем, неохота связываться, – сказал один из них.

Я и не ожидала столь стремительной и легкой победы. Стараясь не испачкаться, помогла парню подняться. Он с ног до головы был живописно облеплен грязью вперемешку с кровью. Из разбитой губы текло, из носа – тоже.

– Ты в порядке? Домой доберешься? За что они тебя?

– За все хорошее, – басом отозвался подросток. – Закурить дадите, мамаша?

Час от часу не легче!Теперь – мамаша! Вот она, благодарность! Без моего вмешательства его наверняка размазали бы по асфальту, как крем по бисквиту. А он обзывается!

– Ты бы еще бабулей меня назвал, – сказала я, щелкая зажигалкой.

– Да нет, какая вы бабуля, – совершенно серьезно удивился мальчуган. – Вы молодая совсем, как моя мама.

«А ведь я действительно гожусь ему в мамаши!» – пронзила меня жуткая, невыносимая мысль. И именно в этот момент я четко осознала, как долго живу на земле…

Отвратительное открытие.

Стоило мне поравняться с блестящим «пежо», как малыш истошно засигналил. Неужели я ему что-то отдавила?! Или ненароком забрызгала грязью, пру ведь напролом, не разбирая дороги. Потому что вся в себе. А лучше бы – в мехах и бриллиантах.

Окно автомобиля опустилось, и я увидела Милу. Она подавала мне знаки, как опытный семафорщик.

– Ты испачкалась. Привет.

– Где? А, точно. Ну надо же, плащ измазала. Спасала тут от гибели одного парнишку и вся обляпалась.

– Ты еще и парнишек от гибели спасаешь, – заметила Мила таким тоном, словно всегда восхищалась моей многоплановостью и вездесущностью. Она выбралась из «пежо» с коробкой салфеток и принялась меня чистить. – Ты – натуральная хрюша. Дался тебе этот парнишка. Повернись. Вот, уже нормально.

– Спасибо, дорогая!

Я едва не рыдала от благодарности. Доброта Милы сравнима с безбрежным океаном. Вы только посмотрите: изящная девица, одетая в роскошную меховую куртку, чистит, как лошадку в стойле, экс-одноклассницу. Последняя, заметьте, облачена почти в лохмотья (иначе и не скажешь о плаще, прослужившем хозяйке целых три года!).

– У меня обед двадцать две минуты.

– Почему не тридцать?

– Восемь я истратила на тебя. Составишь компанию? Тут рядом «Пицца-рум».

Боюсь, в летописи наших с Милой встреч будут фигурировать сплошь гастрономические заведения. «Пицца-рум» – уже третье.

В пиццерии сияло солнце, проникающее сквозь огромные окна, и витали восхитительные ароматы.

Заказ мы прождали недолго – всего пять минут.

– Значит, пиццу они не готовили. А просто подогрели в микроволновке, – желчно заметила Мила.

– Если бы они прямо сейчас начали выращивать помидоры и откармливать поросенка, ты и вовсе осталась бы без обеда.

Но пицца отнюдь не выглядела вчерашней. Она лежала на плоском деревянном круге – сочная, аппетитная, с пылу с жару. Розовые полоски ветчины и нарезанные грибы проглядывали сквозь золотистую пленку расплавленного сыра.

– Как вкусно! – прошамкала Мила. – Нет, не из микроволновки, я ошиблась!

Из ее рта к куску пиццы тянулись нити горячего сыра. Мила пыталась сохранить элегантность, но это удавалось ей с трудом. Пицца и спагетти предназначены для трапез с любимыми – теми, кто не осудит за ломтик помидора, прилипший к подбородку, и за макаронину, всасываемую со звуком работающего реактивного двигателя.

А Юля Бронникова – натура увлекающаяся – через минуту вся покрылась кусочками ветчины и оливками.

– У тебя неприятности? – с подозрением спросила Мила.

– С чего ты решила?

– Ты топала по улице с таким видом… Словно шла на эшафот и тебя подгоняли в спину прикладами.

– Неужели?!

Выходит, я ошибочно считала себя человеком, полностью владеющим собой. Лицо мне неподконтрольно – стоит отвлечься на минуту, оно сразу же принимается корчить рожи. В то время как я всегда пытаюсь навязать физиономии выражение стабильной удовлетворенности. Мол, все о’кей, ребята! Полный порядок!

Но у меня далеко не полный порядок!

У меня все ужасно плохо!

Отодвинув в сторону пиццу, я вдруг сбивчиво и взволнованно выложила Миле подробности последних дней. Нарушила Золотое Правило Приятного Человека: не грузить собеседника личными проблемами. Приступ откровенности застиг меня врасплох, я лепетала, жаловалась, стонала, не в силах остановиться. Но почему? Наверное, Мила выглядела столь успешной во всеоружии своего нынешнего положения. А я была растеряна и беспомощна.

Еще семь минут Милиного обеда растворились в прошлом. Мила внимательно выслушала мою исповедь.

– Ты расшифровала надпись на стене?

– Нет!

– Почему?

– Как почему?! А если я не сильна в криптографии? Да я элементарно не представляю, что она обозначает!

Я нарисовала на салфетке копию наскального рисунка, оставленного в моей квартире злоумышленником. Мила несколько секунд молча вертела салфетку.

– Давай думай, – безапелляционно приказала она. – Сообщение оставили не мне, а тебе. И для тебя в нем нет тайны. Напряги мозги!

Но последний потенциал извилин я истратила на цветистые описания салонов «Таунхаус». На что расходуются талант и молодость! Теперь в голове зияла черная дыра. Как после осколочного ранения.

– А у тебя нет каких-нибудь идей?

– Ну… – Мила сморщила носик. – Три шестерки – число дьявола.

– Гениальное замечание.

– Больше мне сказать нечего. Юля, думаю, ты недостаточно серьезно отнеслась к произошедшему. Сконцентрируйся! Первое. Тебе необходимо расшифровать надпись. Второе. Составь список потенциальных врагов. Кто и почему вдруг тебя возненавидел. Третье. Выясни, чем чревата для тебя ненависть этого человека. Хорошо, если его угрозы – простое сотрясение воздуха. А если наоборот? Кстати, квартиру тебе уже разгромили. Ты лишилась многих полезных вещей.

– Да уж! Мой маленький любимый ноутбучек!

– Да. Но в любом случае знай – я всегда готова помочь. Любая помощь – физическая, психологическая. И разумеется, юридическая.

Мила говорила так искренне! Интересно, ее альтруизм распространяется на все человечество или только на индивидуумов, косвенно способных ускорить ее продвижение по служебной лестнице? Как-никак, я – дочь ее начальницы…

Ах нет! В глазах Милы светилось сочувствие. А я – нравственный урод. Везде подозреваю корысть.

– Мила, спасибо тебе огромное, – срывающимся голосом прошептала я. – И прости.

– За что?

– Я травила тебя в школе! Прости меня, я раскаиваюсь!

– Ты травила меня в школе?! – Изумлению Милы не было предела. – Так, вижу, последние события не только избавили тебя от способности мыслить, но и отшибли память!

– В смысле?

– В школе ты одна и относилась ко мне по-человечески!

– Я?!!!

– Ты единственная не шпыняла меня, не смеялась над моим убожеством. Юля! Опомнись!

Она серьезно? Или издевается? Хмм… Неужели? А вдруг… Вдруг я действительно слишком сурово оцениваю свои подростковые проступки? Миле видней, кто и как с ней обращался. Возможно, я не так плоха, как привыкла думать. Как внушает мне Марго…

Да нет же, нет! В школе я травила Милу наравне со всеми! Была жуткой сволочью. А Мила просто не помнит.

– И закроем тему. Пожалуйста, – попросила Мила. – Да, я, конечно, иногда мысленно возвращаюсь к тем дням. Вспоминаю, какой была, прежде чем начала работать над собой. Это меня мобилизует, заставляет активнее шевелиться. Но, Юля, все-таки не надо. Мои школьные воспоминания – не из разряда приятных. Кстати, а Маргарита Эдуардовна в курсе твоих проблем?