Леди Маллоу

— Вы имеете в виду того молодого человека, который был бы наследником, если бы не вернулся ваш сын, леди Мальвина? — спросила Сара с невинным видом.

— Амброса? Именно. — Леди Мальвина скривила рот в знак глубокой неприязни. — Он, возможно, и неплохой малый. Трудолюбивый, добродетельный, не игрок, обладает прекрасным вкусом. Но он принадлежит к типу людей, который я не выношу. Думаете, он уплатил бы мои долги, взял меня в свою семью и позволил развлекаться с его детьми, если бы смог их произвести?

Леди Мальвина опять захихикала над собственными, очевидно, довольно непристойными мыслями. Часть пудры просыпалась на платье. Чепец съехал набок. Слишком толстая, она, как видно, любила вкусно поесть, не отказывала себе ни в чем и, по ее собственному признанию, швыряла по-глупому деньгами. С прислугой откровенничала точно так же, как в данный момент с Сарой, практически совсем Незнакомым ей человеком. Но Сара уже почувствовала в ней какую-то скрытую душевность, которая не могла не нравиться. И, кроме того, ее беспечная болтовня могла стать источником нужной информации.

Про себя Сара уже решила вести дневник, записывая содержание важных разговоров, которые не надеялась удержать в памяти, а также отдельные высказывания и даже неприятные реплики вроде: «Думаете, он уплатил бы мои долги?» Слушая, Сара вся кипела от негодования, так как леди Мальвина совершенно несправедливо упрекала Амброса. Впредь ей не раз придется внешне спокойно выслушивать подобные рассуждения, не подавая вида и не заступаясь за любимого. К этому следовало быть готовой.

— Вам очень повезло, леди Мальвина, что ваш сын вернулся домой. Похоже на какое-то чудо, не правда ли?

— В известной мере так оно и есть. Хотя оповещение было напечатано во всех крупных газетах мира. Обошлось в немалую сумму, скажу я вам.

— Ваш сын оказался единственным претендентом на наследство?

Было уже пора заняться Тайтусом, уложить его в постель, но разговор представлялся слишком важным, и Сара не хотела его прерывать.

Леди Мальвина медленно приподняла тяжелые веки и с любопытством уставилась на Сару:

— Что вы имеете в виду, мисс Милдмей?

— Только то, что объявление в газетах могло побудить каких-нибудь мошенников попробовать завладеть богатым наследством.

Леди Мальвина поднялась и, поправляя шуршащие юбки, высокомерно заявила:

— Вы полагаете, что если бы такое произошло, то я бы не смогла своевременно разоблачить обманщиков? Я вовсе не дура, мисс Милдмей.

С этими словами леди Мальвина удалилась. Сперва Сара подумала, что, может быть, она зашла чересчур далеко, но потом, поразмыслив, успокоилась. Старая женщина любила поговорить и томилась одиночеством. С невесткой у нее было мало общего. Из-за Тайтуса она все равно станет часто приходить в детскую и, конечно же, захочет поболтать. И, следовательно, еще будет достаточно времени, чтобы определить, насколько верно первое впечатление: леди Мальвина чего-то опасается и втайне немного нервничает.

Сара ощутила прилив душевных сил. Выпавшее на ее долю приключение становилось чрезвычайно интересным, а связанная с ним опасность делала его особенно увлекательным.

Тайтус покорно съел хлеб с молоком и, не протестуя, дал себя уложить в постель в детской комнате с горящим камином. Это было большое уютное помещение, пожалуй, слишком богато убранное. Старый лорд Маллоу, видимо, не представлял себе, что эту комнату так быстро приспособят для подобных целей.

— Ты когда-нибудь раньше ездил на поезде? — спросила Сара. Она уже обнаружила, что Тайтус разговаривал, только если его спрашивали, причем ограничивался лишь односложными ответами. Нет.

— Значит, путешествие покажется тебе интересным. У тебя есть игрушки, которые ты хотел бы взять с собой?

— Нет.

— Разве у тебя нет любимых игрушек? И не было в Тринидаде?

— Там у меня был Хосе.

— Кто такой Хосе?

— Черный мальчик.

Скудные сведения позволили Саре понять еще одну причину замкнутости и молчаливости Тайтуса. Его отец, поглощенный собственными честолюбивыми замыслами, не обратил внимания на произошедшую в детской душе трагедию. Лишившись близкого друга, Тайтус еще не научился забавляться игрушками, привычными для английских детей. Ну что ж, неплохо бы купить ему деревянную лошадку, оловянных солдатиков и настоящего пони. Что касается заботы о Тайтусе, то по крайней мере эти обязанности Сара дала себе слово выполнять добросовестно, без всяких скидок.

— Спокойной ночи, Тайтус, приятных тебе снов. Ты хочешь, чтобы я на некоторое время оставила гореть свечу?

Большие черные глаза ребенка смотрели на нее с мольбою. Сара сообразила, что ни Энни, ни Амалия не замечали этой небольшой слабости Тайтуса и обрекали маленького пришельца из другого мира спать в темной английской детской.

— Хорошо, я не задую свечку, — пообещала Сара. — Мы будем друзьями, не правда ли?

— Отчего вы не зовете меня Джорджем?

У Сары на мгновение замерло сердце.

— Почему я должна? Тебя так звал Хосе? — спросила она наугад.

— Да. И мама. Когда я был маленький.

— Но в Англии она стала называть тебя Тайтусом?

— Она сказала, Джордж только для совсем маленьких.

— А папа тебя тоже называл Джорджем?

— Когда вернулся из плавания, — проговорил мальчик, морща лоб, — он всегда звал меня Тайтусом.

— Он долго был в море?

— Очень долго. Но мама сказала, он больше не уйдет в море. И мое имя Тайтус; так звали моего дедушку.

— Хорошее имя, — заметила Сара.

Это было наследственное, родовое имя, которым она непременно потом назовет своего сына. Пока же ей придется так называть этого ничего не подозревающего ребенка.

Между тем она могла теперь занести в дневник весьма важные сведения. В тот вечер она, вероятно, уже не встретится с Блейном Маллоу.

Вскоре горничная принесла ужин.

— Спасибо, — сказала Сара как можно дружелюбнее. — Ты едешь с нами завтра?

— Нет, мадам. Меня оставляют здесь с миссис Робинс.

— А кто такая миссис Робинс?

— Экономка, мадам.

— Ах вот как. А как тебя зовут?

— Люси, мадам.

— Ты еще очень молода. Это твое первое место работы?

— Да, мадам. Мне уже четырнадцать лет.

— Надеюсь, миссис Робинс относится к тебе хорошо.

— О да, она в порядке. А когда хозяина и хозяйки здесь нет…

Люси быстро прижала ладонь к губам, испугавшись, что чуть было не проболталась незнакомому человеку.

— Ты можешь говорить мне откровенно, Люси. Мне все равно, чем занимается миссис Робинс, оставшись одна. В конце концов, она отвечает за весь дом и, следовательно, сама себе хозяйка, разве не так?

— Да, наверное, вы правы, мадам. Она всегда очень веселая и добрая и на многое смотрит сквозь пальцы, если ее это устраивает.

Люси густо покраснела, и Саре осталось только гадать, что являлось источником веселья миссис Робинс — мужчина или бутылка с джином. Подобно хлопотливой белке, Сара собирала и запасала в своей памяти крупицы ценной информации.

— В какое время начинается внизу ужин, Люси?

— В восемь часов, мадам.

Люси — слишком юная и неопытная, чтобы считать ниже своего достоинства прислуживать какой-то гувернантке — ушла. Сара отставила поднос с едой, прокралась на цыпочках к двери, приоткрыла ее слегка и прислушалась. Почти в этот же момент зазвучал гонг к ужину, а через пару Минут на лестнице раздалась тяжелая поступь леди Мальвины, сопровождаемая легкими шагами Амалии. Блейн, должно быть, уже находился внизу. Сара простояла у двери, затаив дыхание, около десяти минут — ни звука, абсолютная тишина.

Чтобы выяснить, какие помещения на втором этаже занимаю Блейн и Амалия, много времени не потребовалось. Первая дверь, которую Сара отворила, вне всякого сомнения, вела в покои леди Мальвины. Навстречу хлынул такой густой запах горящего угля, смешанный с тяжелым ароматом одеколона, что Сара поспешно отступила.

Следующая дверь принадлежала господской спальне. Здесь горел газовый светильник, и Сара увидела широкую кровать с передней спинкой причудливой формы, украшенный искусной резьбой потолок, тусклый блеск зеркала и брошенный шелковый халат Амалии. В любой момент может войти служанка, чтобы прибрать и приготовить постель. Сара быстро осмотрелась, удивляясь собственной смелости. Что она надеялась отыскать? Толком она сама и не представляла. Просто ее интересовало все, что можно было бы добавить к полезной информации. Как это ни странно, но в спальне не было признаков мужского присутствия. На туалетном столике лишь предметы, несомненно, принадлежавшие Амалии, в шкафу только женская одежда. Но, разумеется, была и дверь, соединяющая спальню с комнатой Блейна.