Укус Паука (ЛП)

Я взяла покупки в туалет в задней части универсама. Закрыла за собой дверь и, все ещё дрожа, сняла мокрую одежду. Прочистила раны на плече и бицепсе, залила их «жидкой кожей» и перевязала марлей. Раны по-прежнему воспаленно пульсировали, но были не настолько глубокими, чтобы накладывать швы. Пуля лишь оцарапала моё плечо, а не прострелила его.

Конечно, я могла зайти к Джо-Джо и отдаться её заботе. Несколько минут с целительницей-элементалью Воздуха, и я бы чувствовала себя так, будто неделю отдыхала в роскошном спа. Но времени на это не было.

Особенно если я хочу добраться до Флетчера и Финна, пока их не убили.

Обрызгавшись дезодорантом и освежителем, переодевшись в сухое и разжевав таблетку аспирина, я снова попыталась дозвониться до Лейнов. Никто не ответил.

Я сорвала с перчаток целлофан и распихала их по карманам кофты и джинсов, а парочку засунула в ботинки. Выбросила окровавленную одежду в мусорный бак. Прятать её нет смысла. Это обычная одежда, которую можно найти в любом универсаме. И монограммы «Собственность Джин Бланко» я на ней не вышивала.

Кроме того, если Донован Кейн умен, то он проверит каждый магазин, заправку и службу такси в радиусе пяти миль от здания оперы. Рано или поздно он получит запись с камер наблюдения из зала универсама. Он узнает, что я приходила сюда, чтобы привести себя в порядок.

Но больше ничего не узнает.

Я разорвала пластиковые упаковки ножей и проверила остроту одного из них подушечкой большого пальца. Не такой острый, как мне нравится, баланс нарушен, а деревянная ручка скользкая, как дерьмо в жаркий летний день, но сойдет. На самом деле, сойдет все что угодно — все зависит от человека, в чьих руках находится оружие. Я сунула два ножа в рукава, один под ремень, а ещё два — в ботинки, рядом с перчатками.

Брут уже поплатился за то, что подставил меня. Теперь настала очередь его таинственного заказчика и любого, кто окажется между мной и Флетчером с Финнеганом. Я надеялась, что Донован Кейн и прочие полицейские запаслись кофе с пончиками и приготовились поработать сверхурочно. Потому что этой ночью количество трупов в Эшленде увеличится — и значительно.

* * * * *

Спрятавшись в тени, я смотрела на входную дверь «Хлева». Во мраке неоновым светом светилась эмблема ресторана — хрюшка, и её розовые бока в ночи отливали кроваво-красным. Или же мне так казалось от мыслей, что я найду за кажущимся невинным фасадом.

Я посмотрела на часы. Уже десять. Прошло больше двух часов с неудачного покушения на убийство в опере. Я сидела здесь уже три минуты, ожидая хоть какого-то движения внутри. Ничего. Я снова набрала номер ресторана, но Флетчер по-прежнему не отвечал. Позвонила Финну. Нет ответа.

Наверное, оба уже мертвы.

Наниматель Брута точно захотел бы узнать обо мне: куда бы я пошла, что бы сделала, с кем бы поговорила. Флетчер и Финнеган располагали этими сведениями. Два часа в руках врага — это очень долгий срок. Чтобы расколоть большинство людей, достаточно двух минут. Даже без магии.

Было бы мудро уйти отсюда. Раствориться в тенях. Исчезнуть, как учил меня Флетчер. Как мы всегда планировали, если что-то пойдет не так. В моем жилете хватало фальшивых документов и кредиток на первое время, а на многочисленных зарубежных банковских счетах лежало достаточно денег, чтобы прожить в роскоши до конца моих дней. Смыться отсюда было бы легче, чем съесть персиковый пирог.

Но я не могла так поступить. Не могла выкинуть Флетчера и Финна из головы. Не могла предать их. Не могла бросить их и уехать, как они всегда мне твердили. Только не сейчас, когда ещё есть крохотная возможность спасти одного из них, а то и обоих. Я обязана им жизнью. Лейны подобрали меня на улице, когда мне больше некуда было пойти. Я обязана им всем. Они сделали бы для меня то же самое. Отец и сын подоспели бы мне на помощь сразу, как только смогли, несмотря на заверения в обратном. Нет, я никуда от них не уйду. Ни сейчас, ни в любой другой раз.

И я не слабачка. Больше не слабачка.

Я подошла к «Хлеву» с задней стороны, скользнув в огибающий здание переулок. Бросила взгляд на черную трещину в стене, узкое пространство, в которое мог втиснуться разве что ребенок, и жестоко улыбнулась. Раньше, живя на улицах, я пряталась здесь. Сейчас это место было пустым и слишком маленьким для меня. Кроме того, мне не нужно скрываться. Я стала такой, как есть, чтобы больше никогда не убегать и не прятаться.

Но это не означало, что соблюдать осторожность не нужно. Поэтому я скорчилась рядом с металлическим мусорным баком. Высматривая. Подслушивая. Выжидая.

Ничего. Даже крысы не копошились в мусоре. Должно быть, случилось что-то очень, очень плохое, раз крысы убежали.

Я положила руку на стену, слушая камень. Вчерашнее умиротворение сменилось резким пронзительным скрипом. Что-то расстроило кирпичи, вторглось в их привычный мир. Что-то внезапное. Неожиданное. Кровавое. Жестокое. Низкий вибрирующий скрежет эхом отдавался в голове, как поминальный напев.

Флетчер.

Я протянула руку к задней двери, но остановилась. Дверь была приоткрыта на малюсенькую щель, почти незаметную, но последние семнадцать лет я только и делала, что замечала вокруг себя всё и вся. Сжав рукоятки кухонных ножей, я отошла от двери и внимательно оглядела её. Тонкий черный провод, обмотанный вокруг ручки, вел внутрь. Одним из ножей я разрезала его пополам, пытаясь не качнуть. Затем встала за дверью и распахнула её.

В задней комнате стоял пулемет, готовый стрелять при открытии двери. Поверни ручку, сделай шаг внутрь и получи две пули в грудь. Топорная, но эффективная ловушка.

Я ждала и слушала. Тишина. Ледяная, ледяная тишина.

Флетчер должен хлопотать на кухне или проводить ревизию складских запасов. Должен варить кофе с цикорием и читать новую книгу. Тишина выстудила меня намного больше, чем река, пробирая ледяным дождем до костей.

Я просунула голову в дверь, желая удостовериться, что на полу и потолке нет ловушек. Ничего. Сделав шаг, я замирала. Ждала, оглядывалась, искала. Ничто не двигалось, даже длинноногие пауки не шевелились в своих паутинах по углам.

Наконец я нашла его перед стойкой в зале.

Флетчер Лейн распростерся в растекшейся по полу луже алой крови. Его синий рабочий халат был забрызган кровью, будто над Флетчером взорвалась бутылка кетчупа, в нескольких местах ткань проткнули ножом. Одежда клочьями лежала вокруг тела. Флетчер пытался защищаться, и его руки теперь пестрели порезами, костяшки пальцев опухли и побагровели, словно он несколько раз ударил кого-то кулаками. Деньги из разбитой кассы высыпались и пристали к липкому от крови полу, как и потрепанный экземпляр книги «Цветок красного папоротника». Рядом с телом валялись осколки чашки, испачканные остатками кофе с цикорием. В воздухе пахло кофе, и от этого слабого аромата моё сердце ёкнуло.

Флетчера пытал элементал Воздуха.

На его лице, руках, плечах отсутствовали длинные полоски кожи. Тошнотворная вонь сырого мяса перебивала медный запах растекшихся по полу лужиц крови. Элементал Воздуха использовал собственные пальцы как гребаный пескоструйный аппарат, загоняя кислород под кожу Флетчера. Заставляя её покрываться волдырями, гореть и лопаться, прежде чем вырвать из тела мясо, мышцы, сухожилия… Маленькая полоска здесь, кусочек размером с отпечаток большого пальца там, отметина в форме кулака прямо над сердцем. Ни одна из ран не была смертельной, но все причиняли нечеловеческую боль. Раны были такими глубокими, что в некоторых местах виднелись кости. Палочки цвета грязной слоновой кости, торчащие из красной водянистой жижи рваной плоти.

С помощью магии Флетчера заживо освежевали.

И элементал Воздуха продолжал пытать Флетчера даже после его смерти. Только так можно было объяснить такое количество оторванной кожи. Все эти жуткие волдыри и пузыри плоти. Их было так много… И любой причинял больше боли, чем многие люди вообще испытывали за всю жизнь.