Золотая ловушка

— А чого же, — хохотнул майор, — Раиса — жинка гарная, приймает щиро. Я б и сам не отказався, да вот не зовет.

— Разрешите пройти, — нахмурилась Маша.

— Так я чого зайшов… — Как ни в чем не бывало Кравчук снял фуражку и стал протирать ее внутри скомканным платком. — Вы того… на серные речки собрались, чи шо? Оно, конечно, и разрешение у вас е…

— А вы имеете что-то против? — подняла глаза Маша.

— Та ни, чого против? — почесал затылок Кравчук. — Опасно там, вы люди неместные, еще заблукаете где, а я вас потим ищи, народ снимай…

— Мы идем с проводником, — сухо проинформировала Маша. — Полякова знаете, сейсмолога? Мы договорились, он поведет.

— Поляков-то? Ну це дило! А все ж таки маршрутик бы согласовали со мною, а? — Кравчук водрузил фуражку на место, и от этого его лицо разом потеряло мученический вид и снова стало похоже на кукиш в профиль. — Шоб уж без перепеки, а? Опять же, ежли шо, будем знать, де шукать.

— Хорошо, мы предоставим маршрут завтра, — нехотя пообещала Маша. Еще не хватало напряженки с милицией, подумала с досадой.

— Ну и добре! — сдвинулся наконец с места Кравчук и довольно легко для своего веса сбежал по ступенькам. — Тоди бувайте здоровеньки до завтра!

В коридоре им встретился неожиданный персонаж — невысокий сухопарый священник с большим серебряным крестом на груди. Он вежливо поздоровался первым.

Маша заметила, как выжидательно смотрит на нее Берг — ведь наверняка ужасно хочет сфотографировать православного батюшку здесь, на краю России. И решилась:

— Простите, батюшка, а вы не ответите на несколько вопросов? — Маша постаралась вложить в голос все профессиональное обаяние, на которое была способна. — Мы журналисты, я — Мария Зотова, это коллега Берг. Мы собираем материал об истории Курил, о российской истории.

Батюшка поклонился:

— Отец Анатолий. — Он явно затруднялся с ответом.

— Вы ведь здесь с какой-то миссией, не так ли? — Маша теряла уверенность, что удастся разговорить священника. Но его слово «миссия» почему-то вдохновило.

— Совершенно верно, — сказал он. — Мы откомандированы на остров Танфильева по заданию епархии. Там строится часовня преподобного Давида Солунского, я с инспекцией.

— О, как интересно, — пропела Маша. — А не расскажете поподробнее? Может быть, выйдем на воздух?

Они снова вышли на крылечко. Священник рассказал о строительстве, о том, что православным здесь, на островах, пока негде отправлять великие таинства, хотя, конечно, молиться можно везде. Слава Богу, на Сахалине построили уже несколько храмов, а то ведь южная часть острова была не охвачена совсем, да и на севере оставалась всего одна церковь.

— Но в Южно-Сахалинске построили храмы и прочих конфессий, — не утерпела Маша. — Чуть ли не церковь пресвятого Муна. Как вы к этому?..

Священник, помрачнев, не дал ей договорить:

— Вера у каждого своя, мы не можем быть против, но православие сейчас укрепляется на этих землях, это не может не радовать. Если бы еще государство поддерживало…

— Ну уж с этим у нас сейчас, похоже, проблем нет? — пожала плечами Маша. — Мы слышали, здесь храм будут строить, в администрации рассказывали…

— Проект есть такой, верно, — покивал батюшка. — Пока со средствами вопрос не решен…

— А вы не будете против, если коллега вас сфотографирует? — наконец высказала Маша немую просьбу Берга, который так и не проронил ни одного слова. — Православный священник на Итурупе — в этом есть что-то вдохновляющее, вы не согласны?

Батюшка поправил шапочку, уложил поровнее крест на груди:

— Отчего же, если во благое дело…

Берг быстро пощелкал камерой, поклонился, по-прежнему молча. Батюшка тоже поклонился и пошел в сторону поселковой администрации. Ветер относил полы рясы и чахлую бородку в сторону моря.

— А чего вы молчали? Боялись, что он услышит иностранный акцент и не согласится? — Маша хихикнула.

— Да, так, Мария, я нехорошо поступил? — смутился Берг. — Но он мог отказаться, а я не мог.

Умываясь перед сном, Маша все не могла решить, зачем приходил здоровенный майор и откуда он узнал про их визит к Раисе. Неужели за ними тут приглядывают по старой советской привычке?

Вспомнила свои командировки на Итуруп, тогда обязательно надо было сразу же доложиться в райкоме КПСС, и завотделом пропаганды в первый раз прочел ей целую лекцию о том, что можно писать про Курилы, а чего нельзя… Да, даже странно теперь вспоминать, а ведь прошло всего-то…

Хотя чего уж «всего» — уже шестнадцать лет, вдруг поняла она. Почти полжизни, а кажется, вчера все это было. Она подошла к кривому гостиничному зеркалу, внимательно рассмотрела себя — да, матушка, шестнадцать лет, лучшие годы твоей жизни позади, а чего ты достигла, что собой представляешь?

Из тусклой амальгамы устало глядело чуть скуластое женское лицо с невеселыми глазами. Что, жаль себя любимую?

Маша вдруг рассердилась на себя и скорчила зверскую рожу, высунув язык. Так и будешь несчастненькой-бедненькой по свету летать? Нет, не дождетесь! Она резко повернулась, достала карту и, улегшись в постель, принялась обдумывать маршрут похода.

Минут через двадцать за стеной забубнил по-немецки Берг. «С сыном разговаривает, — уже сонно подумала Маша, — или с женой. Интересно, какая она, его Барбара? Наверное, высокая, спортивная блондинка с худым гор боносым лицом. Или наоборот — полненькая брюнетка с кудряшками? Странно, что он ничего о ней не рассказывает, о сыне хоть что-то докладывает: то как ему понравились виды Итурупа, то что попросил привезти ракушки с океана… Надо будет завтра спросить про нее как-нибудь поделикатней», — уже совсем засыпая, решила она.

Утром пришел Поляков, который оказался поджарым спортивным дядькой с коротко стриженной седой головой. На загорелом лице ярко выделялись голубые глаза, время от времени, когда он улыбался, они казались еще ярче. Маша как-то сразу успокоилась и перестала вспоминать о вчерашнем неприятном разговоре с начальником РОВД.

Узнав про его требование согласовать маршрут, Поляков только хмыкнул и успокоительно произнес: «Согласуем, а как же…»

Так же одобрительно он хмыкал, внимательно осматривая снаряжение Берга: щегольской разноцветный рюкзак на алюминиевой раме, палатку, которая в скатке была не больше толстой книги, невесомый спальник на пуху, высокие ботинки на толстой подошве, подбитой мелкими гвоздиками, топорик, альпеншток.

Узнав, что Маша для пешего похода не экипирована, пообещал «решить вопрос», посоветовал прикупить несколько банок тушенки, крупы, сухарей, соли, шоколада — в походе предстояло провести четыре-пять дней. Выйти договорились назавтра пораньше утром.

День они опять провели на съемках — Бергу потребовалось вернуться на рыбозавод, чего-то он там недоснял. В цеху на них уже почти не реагировали, принимали за своих. Поэтому он долго крутился возле девушек у филетировочных машин, у засольщиц, в тарном цеху, где заскорузлые дядьки набивали обручи на бочонки…

Маша болтала со шкерщицами и даже попыталась поработать острым, как бритва, ножом. Но запорола пару отменных рыбин, и ей доверили выбирать икорные ястыки из рыбьих внутренностей. С этой работой справился бы и дебил, но Маше не было обидно — любое дело она привыкла делать хорошо, — и через час удостоилась похвалы мастера Акимыча. Единственное, что мучило, — запах рыбы от собственных рук и волос не исчез, даже когда помылась в душе, в котором, по счастью, на этот раз была горячая вода. Маша терла пальцы лосьоном, кремом, но ничего не помогало — сладковатый запах горбуши перебивал всю парфюмерию уже через пять минут.

К вечеру Поляков принес Маше старенький, но чистый рюкзак, такой же чистенький спальничек на синтепоне, штормовку с капюшоном, черные ботинки, по виду похожие на солдатские. Сказал, что вещи дочкины, а она теперь в Хабаровске, учится в институте, поэтому экипировка свободна. Посоветовал взять с собой несколько смен белья, побольше носков, свитер, не забыть соль, спички, если требуется, нужные лекарства. Встречу назначил у школы на семь утра.