Зачет по убийству

Краткость — сестра таланта. Особенно когда у тебя проблемы со связками. Но, похоже, моя лаконичная повесть не проняла бесчувственного подполковника. По крайней мере, лицо его выражало неприкрытое сомнение.

— Говорите, сегодня она перед вами извинилась? А свидетели утверждают, кричала на вас хуже вчерашнего.

— Для виду, — пояснила я. — Чтобы сбить с толку тех, кто, по ее мнению, за ней следит.

— И кто это может подтвердить?

Я пожала плечами, а подполковник продолжил:

— Вы виделись всего один раз, поболтали о литературе, и вдруг она решила вам довериться в вопросе жизни и смерти. Именно вам, а не более близким своим знакомым.

— Потому что я лузер, — в ужасе, что упустила столь важную деталь, отчиталась я, — а они практичные и за деньги ее выдадут. Так она объяснила.

Степанов между тем внимательно изучал мою фотографию на пропуске. Я испугалась еще больше. Получив в свое время институтский пропуск, я впала в такую депрессию, что Настя вынуждена была подвести меня к зеркалу и провести сеанс психотерапии.

— У тебя сколько глаз? — строго вопрошала она.

— Два.

— А здесь сколько?

— Один.

— У тебя есть шея? — продолжала моя подруга.

— Есть.

— А здесь?

— Нет.

— У тебя лицо синее?

— Нет, — радовалась я.

— А здесь синее. Почему ты считаешь, что это ты? Только потому, что на этом существе твой свитер?

Так вот, одноглазое бесшейное синее существо в моем свитере вряд ли было способно вызвать положительные эмоции. Боюсь, его хотелось не то что арестовать, а немедленно казнить без суда и следствия. Поэтому мне не нравилось, что подполковник разглядывает пропуск. Мозг мой судорожно искал способ оправдаться, пока еще не поздно.

— Анну Сергеевну убили из пистолета, — сообразила я. — Ну, откуда у меня пистолет?

— Как раз огнестрельное оружие в наши дни достать не проблема, — отмахнулся Степанов.

— Вам-то, конечно, не проблема, — прорезавшимся от возмущения басом прокомментировала я.

— Вы что, меня обвиняете в убийстве? — опешил подполковник.

Час от часу не легче! Нет, надо следить за манерой выражаться, не доведет она меня до добра.

— Не обвиняю, нет, — поспешно забасила я. — Просто объясняю, что люди вроде меня видят пистолеты только по телевизору. И хотела б — не достала бы.

Милиционер оживился.

— А хотели?

Я с трудом сдержалась, чтобы не рявкнуть — будете и дальше издеваться, достану и даже применю! Ну, за что мне такая напасть?

— Не хотела.

— Ладно, — вздохнул Степанов, — идите пока. Подпишите здесь и здесь. Завтра в семнадцать часов придете в наш отдел. И помните — до окончания следствия вы не должны покидать город.

Я была согласна на все, лишь бы вырваться. Сама не помню, как добралась до дома. Там я прежде всего влезла под душ и долго мылась, причем с головой — верное средство от отрицательных эмоций. Не успела толком вытереться, как затрезвонил телефон. Кто же, если не Настя?

— Ну, как? — поинтересовалась она. — Что-то ты долго.

— Ты была права, — честно призналась я. — Лучше бы я туда не ходила…

И я поведала ей свою печальную историю.

— Да, — потрясенно прокомментировала Настя, — ты больше не в стагнации. Поздравляю!

— Боюсь, что так, — вздохнула я. — Очевидно, ты очень хотела меня из нее вывести — и вот результат. Надеюсь, что ты представляла себе этот процесс более гуманным.

Настя оживилась.

— А на следующем этапе случится то, чего очень хочешь ты, — познакомишься с олигархом!

— Очевидно, окажусь на одних нарах с Ходорковским. Говорят, в тюрьмах сейчас жуткая скученность.

— Чушь, — возразила Настя. — Ни на каких нарах ты не окажешься. У тебя нет мотива для убийства.

— Подполковник знает, что Анна Сергеевна на меня кричала. Этому есть масса свидетелей.

— Убивай мы каждого, кто на нас кричит, — мечтательно заметила моя подруга, — и мы все останемся без начальников.

— Думаешь, меня всерьез не подозревают? — немного взбодрилась я.

— Уверена. Ты посмотри на себя! Хоть ты и вышла наконец из стагнации, однако на убийцу никак не тянешь. Пока. Я уверена, Алину Алову убил кто-то из ее круга. Знаешь, на телевидении крутятся такие деньги, что я ничему не удивлюсь. Не знаю, о чем она хотела тебе рассказать, но у ее канала… то есть у канала ее дяди… сейчас как раз проблемы.

— Какие? — заинтересовалась я, вспомнив сюжет, предложенный Анной Сергеевной для детектива.

— Ну, я особо не вникала, но их почему-то упорно поливает грязью Уралов. Да, ты ж наверняка не знаешь Уралова. Известный журналист и политический обозреватель, лицо канала… забыла название, но неважно. Тебе оно все равно ни о чем не скажет.

— Этот канал контролирует какой-то политик? — уточнила я.

— Ходят слухи, что «заказывает музыку» там Надиров. Слушай, а откуда ты-то знаешь? Колись! Чувствую, ты только делаешь вид, будто любишь классическую литературу и Мариинский балет, а сама тайком читаешь желтую прессу и смотришь сериалы.

Я решилась. Честное слово, конечно, свято, но жизнь и смерть человека куда священнее.

— Мне обязательно надо завтра рассказать подполковнику о сюжете, который сочинила Анна Сергеевна. Вернее, она его не сочинила, а, судя по всему, взяла из жизни. Именно его она и попросила меня скрывать. Думаю, теперь я свободна от своего обещания.

— Разумеется. Нельзя скрывать от следствия то, что может иметь отношение к убийству.

Настя выжидающе смолкла.

— Семь бед — один ответ, — констатировала я. — Конечно, я и тебе расскажу. Только я не очень хорошо помню. Мне тогда показалось — какая-то ахинея. Есть два телевизионных канала… назовем их олигархическим и политическим. Олигархическим негласно владеет олигарх, дядя главной героини…

— Павел Иванченко, — подсказала Настя.

— Вот именно. А формально его возглавляет бывшая бизнес-леди, которая занимается финансовыми аферами…

— Татьяна Цапова, — объяснила мне подруга. — Людей раздражает, что она слишком откровенно пиарит Иванченко, но в целом каналом руководит неплохо. Это она догадалась купить на Западе за бесценок идеи разных устаревших телешоу и устроить их у нас. Рейтинг канала сразу подскочил вверх. А политический канал — это тот, который контролирует Надиров, я правильно поняла?

— Наверное. Дядя-олигарх — ангел во плоти, думающий не о деньгах, а только о благе простого народа. Но коварный владелец политического канала обвинил ангела в уклонении от налогов и вообще всячески его обижал. Переманивал ведущих, крал идеи…

— Точно! — оживилась Настя. — Представляешь, что они сделали? Они взяли ту же идею телепередачи, чуть-чуть изменили — так, что вроде бы это стало их самостоятельной разработкой — и пустили у себя. При этом очень сильно снизили уровень, зато успели раньше конкурентов. А уж что Уралов несет про Иванченко — приятно послушать! Уклонение от налогов — так, мелочь. Не удивлюсь, если скоро выяснится, что Иванченко питается исключительно мясом новорожденных младенцев.

— Надо же, — удивилась я, — Анна Сергеевна рассказала чистую правду. А мне казалось — бред сумасшедшего! Знаешь, мне ее очень жалко. Когда убивают человека, жалко в любом случае, но тут особенно.

— Почему особенно?

— Ну, сперва я приняла ее за типичного нувориша… ограниченная, вульгарная, высокомерная. А сегодня мне показалось, что она не чувствует себя по-настоящему счастливой, ей, кроме денег и популярности, хочется чего-то еще. Именно поэтому она решила написать книгу. Выплеснуть в ней свои мечты, понимаешь? Очень романтические, наивные, в чем-то даже детские. Ей казалось, сюжет про телеканалы нужен для привлечения читателей (хотя не знаю, кого бы такое привлекло), но главным была идеальная героиня.

Моя подруга хмыкнула.

— Многим людям почему-то мнится, что история их жизни всем очень интересна. Итак, основная идея — борьба каналов, я правильно поняла?

— Ну да. Олигарх знал, что политик когда-то использовал общественные деньги в личных целях, и решил его уличить. Тогда политик подкупил рабочих олигарха, чтобы те устроили забастовку.