Хвост Крокодила (СИ)

— Привет! Я дома! — постаралась беззаботно поздороваться Белль.

Крокодил только кивнул, а Франкенштейн смерил её оценивающим взглядом и отвернулся.

Белль скинула пальто, отставила пакет со съестным в сторону и воспользовавшись тем, что гость не видит, стала переодеваться в домашнее — тёплую толстовку, которую отвоевала у Крокодила. Тот чуть её не выдал, когда засмотревшись, как она эротично — Белль очень надеялась, что это выглядело эротично — снимала колготки. Вместо того, чтобы выдуть пузырь, он чуть не нахлебался мыльной воды и закашлялся. Франкенштейн продолжал что-то мрачно бубнить, выдыхая сиреневые клубы дыма. Судя по тому, что на чердаке и так стоял кумар, сидели они уже давненько.

Белль не очень представляла, как себя вести при гостях, тем более таком госте, а потому прошла к Крокодилу и с удовольствием облизала ему ухо.

— Фу, уйди хламидиозная, — Крокодил, насуплено отгородился от неё плечом. Так по-детски. — У меня ещё после того раза сыпь на заднице не прошла.

— Не будешь задницу подставлять, сладенький, — Белль по-хулигански показала ему язык и, отобрав трубку, сама выпустила пару пузырьков.

— Кончай придуриваться, Крокодил, — хмыкнул Франкенштейн, стряхивая пепел почти докуренной сигареты. — Я таких чистеньких проституток даже в элитных борделях не видел. Библиотекарша какая-нибудь.

Белль прыснула. А Крокодил нахохлился ещё больше.

— Как будто тебя, оборванца, когда-то пускали в элитные бордели! — проворчал он и, по-хозяйски обняв Белль за бёдра, усадил к себе на колени.

— Я тебе историю рассказываю, а ты на свою девку пялишься, — даже как-то обиженно процедил Франкенштейн. — Короче, слушай, и я пойду. На чём я остановился?

— Ты проснулся и ничего не помнишь. У тебя все истории одинаково начинаются. Наверняка, потом обнаружил рядом какую-нибудь девку.

— Не. Тут другое. Я тогда чуть не спятил, когда глаза открыл, — Франкенштейн утопил в пепельном кургане очередной бычок и зажёг следующую сигарету. — В общем, просыпаюсь я на следующее утро, а на соседней подушке лежит парень. Представь моё лицо, когда я его увидел! Я так охренел, что с кровати упал. Кое-как встал, голова чугунная. Я ещё понадеялся, что он мне приснился. Что встану, а его там уже не будет. Смотрю — остался. Обдолбанный — ну просто в ноль! И главное, откуда он взялся — в душе не ведаю! Вообще после той дури не помню, что вчера было… А тут парень этот. Ползает по одеялу, как личинка, мычит что-то… Вся рожа в слюнях-соплях, глаза открыть не может, а на заднице у него…

Крокодил закашлялся, будто снова подавился мыльной водой, хотя трубка всё ещё была у Белль. Франкенштейн затянулся очередной порцией никотина и задумчиво уставился в завитки дыма.

— Так что у него на заднице? — участливо спросила Белль, потому что Крокодил уже откашлялся, а Франкенштейн всё не торопился с продолжением.

— У кого?

— У парня, с которым ты проснулся.

— Белль, мне кажется, тебе не стоит… — сердобольно вклинился Крокодил.

— Татуировка у него там была, — пожал плечами Франкенштейн и похабно улыбнулся. — На всю гладимус максимус…

— На что? — снова переспросила Белль.

— Это — большая ягодичная мышца на латыни. И на ней, на ягодице его, весёленьким мультяшным шрифтом написано — «Кроличья нора» и такая жирная стрелка к этой норе. А из норы белый-белый…

— Франки, вали уже домой! — Крокодил отобрал у Белль трубку и убийственным взглядом уставился на гостя. — Поздно уже.

— Вот никогда ты мои истории до конца не дослушиваешь, — Франкенштейн совершенно не расстроившись, затушил сигарету и поднялся с бочки. — Совсем ты не чуткий. Не радушный. Не ласковый.

— Крокодил очень ласковый! — не согласилась Белль и толкнула его в бок.

Крокодил неохотно ссадил её на кровать и пошёл провожать гостя.

— Спасибо за холодильник и что втащить помог. Буду должен.

— Сочтёмся, — Франкенштейн кивнул и искоса глянул в сторону Белль. — Ты только потише себя веди. Сам понимаешь, Ведьма в городе.

21

Как только Франкенштейн ушёл, Крокодил занялся подключением холодильника, а Белль — созерцанием этого священнодейства.

— Отмыть его надо бы с мылом. Жаль, хлорки нет. Мало ли, что Франкенштейн в нём хранил…

Белль без уговоров налила в тазик немного воды и, пока Крокодил не включил холодильник в розетку, стала его отмывать. На одной из полочек и впрямь налипло что-то бурое. Белль постаралась отмыть это пятнышко в первую очередь.

— А о чём вы говорили?

— Да опять Виктор свои байки травил.

— Когда я пришла, вы шептались, как два заговорщика. Он рассказывал о призраках? Это должно быть, очень мрачная история.

— Ну да. Не особенно весёлая.

— Она имеет какое-то отношение к нам с тобой?

— Если повезёт, то нет.

Белль сменила в тазике мыльную воду для контрольной зачистки. Крокодил сидел рядом на бочке, согнувшись, как будто ему на спину положили невидимый кирпич, и задумчиво выдувал мыльные пузыри.

— Может, расскажешь? — спросила Белль, заметив, что протирает одну и ту же полку слишком долго. Этот холодильник уже не станет чище.

— Придётся много рассказывать. Это из прошлого.

— До тюрьмы или после?

— После.

— Странно. А я почему-то думала, что сразу после отсидки ты устроился в зоопарк.

— Нет, — Крокодил покачал головой, сплюнув в газеты на полу попавшую в рот мыльную воду. — Нет. Я после этого довольно долго занимался… чем попало.

— Чем попало?

— Ну да. Я был в поиске.

— И как это связано с тем, что сказал тебе Франкенштейн?

— Один мой бывший работодатель меня разыскивает.

— Для чего?

— Самому интересно. Я был незаменимым работником. Если брался за работу, то всегда старался делать её, если не идеально, то очень хорошо, — Крокодил пожал плечами. — Думаю, они хотят, чтобы я вернулся.

— Об этом стоило упомянуть, когда мы хвастались самым худшим.

— Извини, не хотел, чтобы ты завидовала.

Белль вздохнула, елозя тряпкой по тазику, отчего в середине закрутился мутный водоворот. В груди всё сжималось в предчувствии чего-то непонятного и оттого ещё более пугающего, похожего на гоблинов, от которых были видны лишь очертания в тумане. Белль не нравилась эта неопределённость. Не понятно было, что делать? Бежать? Затаиться? Достать все рецепты, что скопились у неё от психиатра, и взять по ним столько колёс, чтобы навсегда уйти в тот магазинчик, пахнущий розами? Белль отодвинула тазик с водой и, хотя на чердаке было натоплено, неуютно поёжилась, как от холода.

— Скажи мне просто: как у нас дела на самом деле? Чего нам опасаться?

Крокодил продолжал сидеть, сгорбившись, бездумно вертя в руках злосчастную трубку. Белль даже подумалось, что он её не услышал, и хотела спросить повторно, когда он всё же заговорил.

— Помнишь, Франкенштейн рассказывал про парня, с которым он проснулся? Это было самое начало истории, но Виктор всегда рассказывает с конца к началу. Дурацкая манера. Моя покойная жена тоже этим грешила… Так вот, тот парень, с которым он тогда проснулся, начал болтать всякое, пока был под кайфом. В основном бредил. Удивительно, что Франки из этого смог узнать что-то полезное. Всё-таки опыт… В итоге выяснилось вот что: одна неприятная дамочка собирается по делам в наш городишко. Этот парень… неважно, кто он, мы с ним были знакомы раньше. И вот этот придурок был здесь проездом и видел меня, когда я куда-то шёл. Может, с работы… Главное, что он видел только меня одного. Увидел и увидел. С Джеффом у нас никогда тёрок не было. Если он кому-то про меня и проболтался, то так же, как Франкенштейну, под кайфом. Когда-нибудь эта дурь его прикончит… Чёрт. Слишком много всего, — Крокодил снова замолчал, вцепившись руками в волосы. Резинка соскочила и седеющие пряди рассыпались неаккуратными сосульками между пальцев.

— Если тебе неприятно вспоминать, можешь остановиться, — предложила Белль. — Мы выпьем чаю. Хочешь, я поставлю чайник? Я же купила масла. У нас снова будут бутерброды, какие ты любишь…