Опасный круиз

— Может быть, завтра, в порту, — сказала я. — Вы почти наверняка ляжете позже, потому что весь распорядок нарушен, а Крейги, вероятно, не привезут вас назад слишком рано. Я только что виделась с вашим отцом; по-моему, он доволен, что вы едете с Крейгами.

Они пообещали не выходить из каюты, и я поднялась на часок потанцевать. Но все, кажется ложились спать рано, и мы с Чарльзом согласились, что нам неплохо сделать то же самое, если мы действительно собираемся подняться в пять утра.

Я пошла к себе в каюту, но нигде не могла найти книги, которую взяла в библиотеке. А я точно знала, что ни за что не усну, если немного не почитаю на ночь. Тут я вспомнила, что она была со мной, когда я во второй раз укладывала детей, потому что я собиралась почитать в комнате отдыха, пока остальные не вернутся с ужина.

Почитать мне не удалось, потому что я так долго пробыла с детьми, что встретила Мэри и Джеймса уже на лестнице на палубу А. Понятно, мне было не до книги. Она, должно быть, все еще лежит на туалетном столике у детей в каюте.

— Вот черт! — сказала я вслух. Потом снова застегнула платье, нашла свой маленький карманный фонарик и отправилась к детям. Дойдя до их каюты, я тихо вошла, осторожно открыв и не менее осторожно затворив за собой дверь. Было совершенно темно, но один случайный луч указал мне на книгу. Как я и ожидала, она лежала на краю туалетного столика.

Из-под двери в соседнюю каюту вырывался яркий пучок света, и, как раз когда я засовывала книгу под мышку, до меня донеслись голоса. Потом громко, почти истерически, заговорила миссис Верритон.

— Просто бесполезно отрицать это, Эдвард, — кричала она, — потому что я давным-давно догадалась. Назови это женской интуицией, чем хочешь, но я все знаю и мне не нужно никаких доказательств. Достаточно того, что мне известен твой характер, твои убеждения, которые тебе никогда не удавалось полностью скрыть от меня…

— Если у мужчины есть убеждения, это еще не значит, что он… что он… О, успокойся, Мелисса! Ты так взвинчена. Просто на себя не похожа.

— Хорошо, я взвинчена. Но уже два года, если не дольше, это истощает мое здоровье и терпение. Больше я не вынесу этого. Мы ездим в круизы из-за тебя, а не из-за моих нервов. Мы ездим, потому что…

— Мелисса! Говори тише, кто-нибудь услышит. Мы ездим, потому что тебе нужно переменить обстановку. Это полезно для детей и, хотя ты и не желаешь расставаться со своими бреднями, для тебя тоже.

Я не могла стронуться с места. Мне нужно было знать. Я должна была разобраться во всем, хотя и поняла уже, что здоровья это мне не прибавит. Эти люди вошли в мою жизнь. Я и любовалась миссис Верритон, и жалела ее, а дети… Едва ли не больше всего меня пугало, что в этом непрочном мире жили Кенди и Гильберт.

— В Неаполе…

— В Неаполе мы поедем кататься на автомобиле.

— А кроме того? Что еще, вот ты мне что скажи! Если уж ты никогда не думаешь обо мне, то о детях-то ты можешь подумать?

— С ними все в порядке.

— Да, сейчас. Но они становятся слишком взрослыми, чтобы их можно было обманывать. Что будет, если они когда-нибудь поймут, что их отец…

— Мелисса! Пожалуйста, давай обойдемся без сцен.

— Нам даже может грозить опасность, мне и детям. Я думаю, ты любил нас когда-то, но твои кошмарные убеждения всегда были для тебя важней. Теперь ты знаешь, что мне все известно… хотя я по своей воле никогда и не выдам тебя…

— Детям ничего не грозит, — сказал он, явно теряя терпение. — Несмотря на мои убеждения.

— Но ты не отрицаешь… — она снова повысила голос, и у меня от него мороз пробежал по коже. Стоя в этой темной каюте, я с трудом могла поверить, что не сплю и наяву слышу этот невероятный разговор. Я получила, наконец, бесспорное доказательство, по крайней мере, для себя. Но у меня все еще не было никаких улик; поверит ли мне вообще кто-нибудь, пока не произойдет что-нибудь ужасное?

— Мелисса! Или ты успокоишься, или я не отвечаю за последствия. Здесь дети за дверью.

— Дети спят. Я заходила к ним, когда мы пришли, — сказала она неуверенно.

— Я только проверю. Ты так кричала, что могла их разбудить, — ноги мои приросли к полу, когда я услышала, что он взялся за дверь.

У меня не было времени, чтобы открыть дверь и выскользнуть в коридор или даже просто спрятаться в ванной. Мне оставалось только стоять, прижавшись к стене, когда дверь примерно наполовину приоткрылась и на кровать Гильберта упал яркий сноп света. Момент был ужасный. Я затаила дыхание. Если он войдет внутрь… если он станет шарить по стене в поисках одного из многочисленных выключателей…

Но он, кажется, был удовлетворен тем, что все в порядке. Дверь закрылась, и я слышала, как он сказал:

— Они крепко спят. Разумеется, это все твои выдумки. Ты просто ненормальная, Мелисса. И если потребуется, я объявлю об этом без колебаний. Я собираюсь принять ванну. Я не намерен обсуждать это больше.

Я нашла в себе силы сдвинуться с места и проскользнула через дверь в узкий боковой проход, а потом дальше по коридору в свою каюту. Я долго не могла уснуть. Если Мелисса Верритон ненормальная, то я тоже сошла с ума.

От одной мысли я похолодела. Он сказал: «Детям ничего не грозит». А ей что-нибудь грозит? Мелиссе Верритон.

Глава 7

Тень Везувия

Наконец мне удалось заснуть, но сны мои были ужасны. Я не встала в пять часов. Когда я открыла глаза, было совсем светло и мои часы показывали четверть восьмого. Гул пароходных машин прекратился.

Я выскочила из кровати и отдернула занавеску. Неподвижная сияющая вода, береговая линия в туманной дымке и ни малейшего намека на Везувий. Моя каюта находилась на стороне, противоположной пристани Stazione Maritima, и из нее должен был бы открываться чудесный вид, но почти все скрывалось густым туманом. Можно было различить только смутные очертания небольших суденышек в доках вдоль берега да несколько светлых зданий. Неаполь! Италия! А я мучилась ночными кошмарами, вместо того чтобы стоять с Чарльзом на палубе, купаясь в лучах восходящего солнца и смотреть на Капри, когда мы проплывали мимо.

Я чувствовала себя отвратительно, но у меня не было времени снова ломать себе голову над подслушанным разговором. Нужно было проследить, чтобы дети успели собраться, найти для них места в столовой и посадить вовремя в автобус. И в конце концов я достаточно успешно со всем справилась.

Родителей Кенди и Гила мы видели только мельком, около трапа, и — невероятно! — они выглядели почти как обычно. Эдвард Верритон нес камеру, а его жена — большую синюю сумку, в которой, очевидно, было все необходимое для однодневной поездки на автомобиле.

— Мы вернемся не поздно, — сказал Эдвард Верритон. — Наверное, около пяти. Но вы, Джоанна, не торопитесь. Мистер Крейг говорит, что они будут на пароходе никак не раньше семи, так что Кенди и Гил могут лечь спать попозже, чего они так давно жаждут.

Я что-то ответила, с трудом представляя себе, как теперь буду смотреть ему в глаза, и последовала за Кенди и Гилом вниз по крутому трапу на пристань, а потом через впечатляющее современное здание на улицу, на огромную бетонированную площадку, где ожидало необозримое количество автобусов и такси.

Неаполь… Я люблю побродить одна, но совсем не то, когда тебя таскают с места на место вместе с тридцатью пятью другими людьми, которые толкаются и дышат тебе в затылок. Во всяком случае, у меня болела голова и было скучно. Впрочем, меня, разумеется, взволновал вид Castel Nuovo, Palazzo Reale и высокого современного небоскреба неподалеку, который составлял такой разительный контраст со старыми постройками.

Все время, пока нас возили по главным улицам и площадям Неаполя, стояла удушливая жара и по-прежнему был сильный туман. Мы побывали в Национальном музее… постояли на холме Вомеро, хотя почти ничего не было видно. Мы вернулись на пароход по Via Partenope, когда туман только начинал рассеиваться. В мглистой дымке на той стороне залива стали постепенно проступать очертания Везувия.