Незримое, или Тайная жизнь Кэт Морли

Кэтрин Уэбб

Незримое, или Тайная жизнь Кэт Морли

Глава первая

14 мая 1911 года

Дорогая Амелия!

Вот и наступило утро этого весеннего, немного волнующего дня, и оно прекрасно. Сегодня приезжает наша новая горничная — Кэт Морли. Должна признаться, я чувствую себя немного не в своей тарелке — такая у нее репутация, — хотя, с другой стороны, не может же она и в самом деле быть настолько ужасной, как о ней говорят. Альберт не хотел брать ее в дом, но мне удалось его убедить, подкрепив свое мнение двойным аргументом: с нашей стороны этот шаг станет похвальным проявлением христианского милосердия, поскольку больше никто ее к себе не возьмет, а кроме того, именно из-за ее репутации мы не можем платить ей, как всем, и посему она сэкономит нам немалые средства. Так что мы удваиваем число прислуги практически при тех же расходах! Я прочла рекомендательное письмо от экономки с Бротон-стрит, от миссис Хеддингли, где та приводит список домашних работ, которые выполняла у них девушка, а также заклинает меня «ради всех нас» не позволять ей читать. Не совсем понимаю, что должно меня испугать, однако считаю разумным последовать совету знающего человека. Кроме того, она, миссис Хеддингли, рассказала про одну довольно неприятную деталь. Ума не приложу зачем, разве что из любви к сплетням. Речь об отце Кэт, который стал объектом многочисленных домыслов. Вполне возможно, если учесть смуглость кожи и темные волосы Кэт, он был негром. По-видимому, по этой причине на Бротон-стрит прислуга дразнила Кэт Черной Кошкой. Лично я уверена, что мать девушки, каким бы низким ни было ее общественное положение, не опустилась бы до такого позора, если бы не стала жертвой самого омерзительного преступления. И то, что ее бедная дочь вынуждена носить подобное прозвище, вряд ли справедливо. Я твердо решила, что у нас ее так называть не будут.

Признаюсь, несмотря на все опасения, я жду ее прибытия с нетерпением. Не только потому, что у нас под кроватями комья пыли размером с яблоко. Миссис Белл, благослови ее Господь, уже который месяц не может наклоняться, чтобы заглянуть под кровать. Весь дом нуждается в хороших руках. Но, кроме всего прочего, меня несказанно радует возможность принять к себе одно из созданий Божьих, которое сбилось с пути, подойдя слишком близко к краю бездны. У нас эту девушку ждут благочестивый дом, прощение и возможность оправдаться перед Господом через тяжелую работу и праведную жизнь. Я намерена оказывать ей в этом всяческую поддержку, взять под свое крыло, воспитывать — ты только представь себе! У меня есть шанс помочь человеку измениться, встать на правильный путь. Я уверена, девушка поймет, как ей повезло — получить такую возможность спасти свою душу. Она придет к нам запятнанная, но здесь отмоется добела.

И конечно, работа с ней будет для меня идеальной подготовкой к материнству. Ибо в чем же состоит первая забота матери, как не в том, чтобы воспитывать детей благочестивыми, добродетельными и достойными людьми? Я вижу, как ты растишь моих племянницу и племянника, дорогих моему сердцу Элли и Джона, и восхищаюсь твоей мягкостью и терпением. Не огорчайся так из-за рогатки Джона. Я уверена, скоро он перерастет эту страсть к насилию: воинственность мальчиков — в Божьем замысле, они не такие, как девочки, и ничего нет удивительного в том, что мы с тобой не всегда понимаем чувства Джона. Как же и мне хочется растить и воспитывать детские души!

Амелия, прости, что спрашиваю об этом снова, но, боюсь, твое последнее письмо нисколько не прояснило этот вопрос. Не слишком ли ты осторожна в словах, дорогая? Знаю, подобные вещи обсуждать нелегко, и по возможности лучше их не касаться, но мне это очень нужно, и если нельзя обратиться за советом и наставлением к родной сестре, то, бога ради, к кому тогда обращаться? Альберт образцовый муж, он всегда со мной добр и нежен — каждый вечер он целует мою голову, говоря, какая я хорошая жена и прелестное создание, но потом засыпает, а я лежу, размышляя, что я делаю не так, или чего не делаю, или даже не пробую сделать. Не могла бы ты понятнее объяснить, как следует себя вести и каким образом наши тела могут, как ты говоришь, «соединиться»? Альберт прекрасный муж, и потому остается думать лишь, что это я не исполняю своих супружеских обязанностей должным образом и по этой причине я… скажем так: еще не готова к радостному событию. Прошу, дорогая Амелия, объясни яснее.

В остальном все хорошо. Пора заканчивать письмо. Солнце уже высоко, птицы вовсю распелись, а письмо я опущу в ящик по пути к бедной миссис Дафф, у которой нет моих трудностей, и потому она слегла с какой-то ужасной инфекцией после рождения шестого ребенка, и снова мальчика. После обеда поездом в 3.15 приедет Кэт Морли. Кэт — как это грубо звучит! Надеюсь, она не станет возражать, если я буду звать ее Китти. Напиши как можно скорее, моя самая лучшая и любимая сестра на свете.

С любовью,

2011 год

В первый раз Лия увидела человека, которому предстояло изменить ее жизнь, когда он лежал лицом вниз на металлическом столе, не подозревая о ее присутствии. Одежды на нем почти не осталось, а последние нелепые клочья намокли и были скользкими от грязи. Остались нижняя половина брючины и на одном плече часть куртки. Ей стало зябко и немного неловко из-за его наготы. Он лежал, отвернувшись от Лии и прижавшись щекой к столу, так что ей видны были только темные завитки волос и ухо, идеально очерченное и будто восковое. По коже у нее побежали мурашки, и Лия почувствовала себя вуайеристкой. Казалось, он просто спал и мог в любую минуту зашевелиться, повернуть голову и взглянуть на нее, разбуженный звуком ее шагов и ее дыханием над своим безукоризненным ухом.

— Тебя ведь не стошнит, да?

Голос Райана вывел ее из оцепенения. Она сглотнула и покачала головой. Райан ехидно улыбался.

— Кто это? Кем он был? — спросила она, прокашлявшись и нарочито равнодушно складывая руки на груди.

— Если бы мы знали, я не вызвал бы тебя в Бельгию. — Райан беззаботно пожал плечами. На нем был белый халат, как у врача, но старый и в пятнах; он был не застегнут и открывал глазам драные джинсы и потертый кожаный ремень.

— Первый раз видите мертвое тело? — спросил Питер своим спокойным голосом с галльскими интонациями. Питер был деканом археологического отделения.

— Да, — кивнула Лия.

— Это всегда неприятно. Но этот, по крайней мере, не воняет. То есть не так воняет, как мог бы, — сказал он.

Тут Лия поняла, что старается дышать ртом и сдерживает дыхание, ожидая чего-то ужасного. Осторожно задышала носом. Запах от трупа шел сырой, тяжелый, как от мокрых январских листьев или гниющих водорослей.

Она покопалась в сумке, вынула блокнот и ручку.