В объятиях волка (ЛП)

— Я должна увидеть это, — прошептала она.

      Ее пальцы дотронулись до пуговиц его рубашки. Грейс скинула хлопчатобумажную рубашку с его широких плеч и отбросила на стул.

– Это сделал он? — прошептала она.

Кончики пальцев касались доказательств того, что он пережил. Некоторые шрамы были более старыми, почти невидимыми. Твердая, смуглая плоть слегка вздрагивала от ее прикосновений, когда он пристально смотрел на нее.

— Он любил использовать кнут. Ученые должны были знать, при каких условиях мы уже не могли бороться или выполнить задание. Мы пережили множество испытаний. Пытка была их фаворитом. Если мы не преуспевали в целях, данных нам, то умирали, – у нее перехватило дыхание, когда на глаза навернулись слезы. Она проследовала за шрамами на его груди, боку, а затем развернула его, чтобы рассмотреть спину.

— О, Боже, Матиас.

На спине шрамы были еще хуже. Она прислонила лоб к его спине, зажмурившись, представив невероятную боль, которую он, должно быть, вынес.

— Мне уже не больно, Грейс, — уверил он ее.

Грейс подняла голову, ее взгляд прошелся по его плечам. На левом было клеймо Пород. Генетическая тень отпечатка лапы. В печати были вытатуированы четыре кроваво-красных слезинки. Вокруг лапы был вытатуирован темный дым и в нем одно перо, покрытое кровью.

— Почему именно это? — она коснулась запачканного кровью пера, обернутого проволокой.

— Цена подчинения, — пробормотал он.

— А это?

Линия тщательно замаскированных костей, обернутых в ту же самую проволоку, продвигалась от основы его позвоночника к середине.

— Друзья, которые умерли за свободу, — ответил он.

— А это? — она коснулась кроваво-красных слезинок, заключенных в дым.

— Татуировка была сделана племенным шаманом. Это символ защиты, чтобы зло не смогло завладеть моей душой, — его голос был тяжелым, заполненным болью.

— Слезинки — зло? — спросила она. — Почему?

— Они обозначают каждого члена Совета, которого я убил, — Грейс замерла, пальцы задрожали над четырьмя отметинами. — Большая обозначает члена управления. Две среднего размера — ученые, а самые маленькие — тренера. Я не потрудился перечислять солдат-койотов, они не стоят потребности в защите. — Отвращение к тем Породам появилось в его голосе.

— И Альбрехт добавится к этому, — прошептала она. — Что произойдет, когда круг закончится?

— Я сделаю новый защитный круг и продолжу начатое.

Спина Матиаса напряглась из-за гнева, пропитавшего его голос.

— И это помогает с кошмарами? — спросила она. — Или делает их только хуже?

Матиас осмотрел комнату, его душа помрачнела от тона ее голоса. Он мог слышать боль и сострадание в нем, и потребность понять. И не смотря на кровь, что запятнала его руки, всё, о чем он мог думать – прикоснуться к ней.

— Иногда эти кадры появляются в кошмарах, — ответил он, когда повернулся к ней. — А иногда они становятся хуже.

Его руки обхватили ее плечи, мягкий хлопок скрывал теплоту ее кожи.

— Ты можешь остановиться? — спросила она.

Матиас видел надежду в ее глазах, невинность. Невинность, которая поочередно освещала его душу и тяготила. Он не хотел, чтобы она знала, кем он был, полагал, что смог бы утаить то, что делал, после того, как заявит права на нее. Потому что он уже не мог остановиться.

— У нас есть другие темы для обсуждения, — сказал он, меняя тему. — Мы должны обсудить нас.

— Нет никаких нас, Матиас, – его замучили угрызения совести из-за сожаления в ее голосе. — Я не сообщу о том, что видела, но независимо от того, что было между нами, оно закончено.

Она пыталась избежать его прикосновения. Несмотря на ее возбуждение, он чувствовал его, и нежные чувства, которые знал, не умерли, тем не менее, она отталкивала его.

Когда они познакомились, она улыбалась, ее симпатичные глаза светились от удовольствия. Сейчас ее сизо-серые глаза были мрачными и печальными из-за правды о нем.

— Так не пойдет.

Он должен был рассказать ей правду. Матиас не смог бы принудить ее к спариванию, даже, если бы захотел. Он не мог втянуть Грейс в это без ее ведома.

— Конечно, пойдет, — ее губы изогнулись в печальную улыбку. — Я решаю, с кем сплю.

— Лихорадка изменит это, — он понизил голос до нежного шепота. — Ты никогда не сможешь уйти.

— Посмотрим.

Она снова попыталась отойти.

— Сколько ночей ты сможешь продержаться без меня в твоей постели? — спросил он, сжимая ее плечи. — Без моих прикосновений. Это началось с той ночи, когда мы встретились, потребность в прикосновениях, поцелуях, лежать подо мной. Признайся.

— Все пройдет, как только ты уйдешь.

Уверенность в ее глазах была омрачена возбуждением. Матиас продолжал трогать ее, его руки прошлись по ее рукам, стягивая одежду с плеч, касаясь голой кожи, кончиками пальцев он смаковал ощущение прикосновения к теплому шелку.

— Это никогда не уйдет. Некоторыми ночами будет еще хуже, другие легче, потому что мы никогда не целовались. Потому что мои губы не прикасались к твоей коже. Но ты никогда не освободишься от этого.

Он наблюдал, как подозрение росло в ее глазах.

— Ты пытаешься напугать меня, — упрекнула Грейс, ее губы задрожали.

— Нет, я стараюсь быть честным, — ответил он. — Ты смеялась над бульварными историями и насмешками о сообществе Пород, но некоторые из них правда, Грейс. Существует связь, гормональная, биологическая связь, как только Порода вступает в контакт с его парой. Это не уходит. И не уменьшается.

— Нет, — она отчаянно качала головой. — Это невозможно.

— На моем языке есть маленькие железы. Они заполняются мощным гормоном, как только начинается лихорадка. Нужно лишь небольшое облизывание твоей плоти, чтобы заставить тебя гореть. Поцелуй вывернет тебя наизнанку от охренительной потребности. И в итоге ты будешь настолько разгоряченная и в отчаянии, что ничего не будет иметь значения, кроме освобождения голода. Сколько это длится, зависит от каждой пары, но оно никогда полностью не уйдет. Однако, в каждом случае присутствует любовь. Эмоции, чтобы сделать связь терпимее. Это всё происходит только с влюбленной парой, несмотря на лихорадку.

Он наблюдал за тем, как она бледнеет. Ее маленькие ладошки застыли на его покрывающейся потом груди. Он уже горел из-за нее. Железы на языке полностью увеличились накануне ночи, и гормон уже проник в его организм.

— Отпусти меня, Матиас.

— Послушай меня, Грейс. Ты любишь меня, я знаю, что любила, до прошлой ночи.

— Вчерашний вечер все изменил, — выкрикнула она, ее лицо исказилось страхом. – Отпусти меня.

Он освободил ее, ощутив горе в душе, когда расстояние между ними стало длиной с комнату.

Она посмотрела на ладони, прежде чем вытереть их о платье, и посмотрела на него с недоверием. Ее взгляд метался от его лица до бедер и обратно.

— Сколько времени ты знал об этой реакции? О том, что могло произойти между нами? — спросила она.

— С самого начала, — ответил он честно. — С ночи разбойного нападения, когда дотронулся до тебя, когда вытирал слезы с твоих глаз, то почувствовал изменения, перемены. В течение недели я чувствовал зуд на языке, возбуждение, которое не проходило. И тогда я понял.

Также он знал к тому времени, что его сердце будет принадлежать ей. Месяцами он наблюдал за ней, узнавал, изучал, и это всё смягчило его. Она была хорошей женщиной. Лояльной. Честной. Она упорно работала, у нее были друзья, и она часто старалась делать хорошие вещи для них. Приносила суп, когда они болели, навещала в больнице. Говорила с ними ночь напролет по телефону, когда один из них потерял возлюбленного.

— Боже, ты чем-то заразил меня, — она смотрела на него в ужасе.

Черт, он просто должен был поцеловать ее и позволить природе сделать свое дело.

— Не совсем, — наконец пожал плечами он. — Но заражу и даже в течение этой недели. — Его мышцы напряглись. – Ты — моя пара, Грейс. Я не позволю тебе уйти от меня. Никакая другая женщина не будет так важна для моей души. Никакая другая женщина не будет приносить мне удовольствие, которое приносишь ты одной лишь улыбкой. И ты знаешь, что никогда не сможешь забыть то, что я заставляю тебя чувствовать. Ты знаешь это.