Мрачный шепот (ЛП)

Единственной вещью, которую она приняла из его рук, была одежда. Его одежда. Камуфляжная футболка и военная спецовка. Все это мешком висело на ней, хотя она закатала рукава, штанины брюк внизу и на талии.

И все же не было женщины, выглядевшей более прекрасно. С этим водопадом ниспадающих локонов цвета клубники… этими просящими возьми-меня-в-постель губками… она была истинным совершенством. А осознание того, что материал, укутывающий ее, некогда касался его тела…

«Необходимо положить конец моему самопровозглашенному целибату. Вскоре»

Едва он вернется в Буду, именно это он и сделает. Найдет женщину, которая желает неплохо провести время и, ну вы понимаете, покажет ей хорошее времяпрепровождение. Никто не пострадает, так как он не задержится с ней надолго. Но, возможно, тогда в голове у него прояснится, и он придумает, что же делать с Гвен.

Также его беспокоило то, как Гвен забилась в угол и наблюдала за ним одним, невзирая на то, кто входил в палатку. Только за ним, словно сейчас он являлся для нее самой большой угрозой. Ну да, он накричал на нее в подземелье, прося не прикасаться к нему, но он также заботился о том, чтобы она благополучно преодолела обратный путь через пустыню к их лагерю. Остался с ней и охранял ее, пока остальные воины вернулись в пирамиду в поисках того, что могли пропустить во время первого обыска. Неужели он на самом деле заслужил эти убийственные взгляды?

«Возможно…»

«Заткнись, демон! Твоего мнения никто не спрашивал»

«Даже не знаю, с чего тебя заботит, что она там себе думает. Ты никогда не приносил добра женщинам, ведь правда? Смешно, что мне приходится напоминать тебе о Дарле»

Присев на песчаный пол, Сабин резко захлопнул крышку ящика со своим вооружением, закрыл его на замок и повернулся к принесенной Парисом сумке с едой.

«Дарла, Дарла, Дарла», — распевал демон.

— Как я уже сказал, ты, маленький кусок дерьма, можешь заткнуться к гребаной матери. Я уже достаточно наслушался.

Гвен, по-прежнему сидевшая в дальнем углу, дернулась так, словно он прокричал это.

— Но я же ничего не говорила.

Он давно жил среди смертных и научился мысленно беседовать с демоном Сомнений. Неужели он забыл об этом умении в присутствии этой пугливой, но смертельно опасной женщины… Унизительно.

— Я говорил это не тебе, — пробормотал он.

Бледнее обычного, она обняла себя руками.

— Тогда с кем же ты разговаривал? Здесь только мы.

Он не ответил. Не мог ответить без того, чтобы не солгать. Поскольку неспособность демона Сомнений врать давным-давно перешла и к Сабину, он вынужден был или придерживаться правды, или отвечать уклончиво, иначе он рисковал провести в спячке несколько следующих дней.

Благо, Гвен не настаивала на ответе.

— Я хочу домой, — мягко проговорила она.

— Знаю.

Вчера Парис расспросил всех освобожденных женщин об их заточении. Их действительно похитили, изнасиловали, они забеременели, и им было сказано, что детей их заберут и обучат бороться со злом. После этого Люциен унес их всех, кроме Гвен — которая ничего не сказала Парису — к их семьям, надеясь, что те спрячут их от Ловцов и обеспечат им покой и комфорт, которого они не знали во время плена.

Гвен попросила перенести ее в пустоши снегов Аляски. Люциен потянулся, чтобы взять ее за руку, невзирая на то, что попытка сотрудничать потерпела неудачу, но Сабин встал меж ними.

— Как я уже сказал в подземелье, она остается со мной, — заявил он.

Гвен вздохнула.

— Нет! Я хочу уйти.

— Прости. Этого не будет.

Он не хотел смотреть ей в лицо, опасаясь изменить решение и отпустить ее, невзирая та то, что ее сила, быстрота и жестокость могли бы выиграть для него эту войну, и таким образом спасти его друзей.

Боги всемилостивые, он несчетные годы мечтал об окончании войны, о победном конце; он не мог поставить потребности и желания Гвен превыше победы.

Еще сильнее он желал победить и заточить Галена — самого ненавистного из всех живущих в этом мире существ.

Гален, на время позабытый Повелитель, был тем самым, кто убедил воинов выкрасть и открыть ларец Пандоры. Он втайне планировал перебить всех их, затем изловить освобожденных ими демонов и стать героев в глазах богов. Но все пошло не так, как мерзавец планировал, и ему довелось дать приют демону Надежды в своем теле наряду со всеми остальными воинами.

Если бы только на этом все и закончилось. В качестве дальнейшего наказания все они были изгнаны с вершин Олимпа. Гален, не изменяющий решению уничтожить тех, кто некогда называл его другом, быстро сколотил армию из разъяренных смертных — Ловцов, чем и положил начало этой кровавой вражде. И вражда эта возрастала с каждым уходящим в Лету годом.

Если Гвен могла хоть как-то помочь Сабину, ее нельзя было отпускать. Однако она так не думала.

— Пожалуйста, — взмолилась девушка. — Пожалуйста.

— Когда-нибудь я отправлю тебя домой, но не сейчас, — сказал он ей. — Ты можешь быть полезна нам и нашему делу.

— Я не желаю помогать ни в каких делах. Я просто хочу домой.

— Прости. Как я уже сказал, что в ближайшем будущем этого не произойдет.

— Ублюдок, — пробормотала она. Затем замерла, словно не собиралась говорить этого вслух, а теперь подумала, что он набросится и укусит ее. Поскольку он не сделал этого, она немного успокоилась. — Итак, я просто сменила тюремщика? Ты же обещал, что не причинишь мне вреда. — Она говорила с таким спокойствием, даже почти с печальным смирением, и это… ранило его. — Просто отпусти меня. Пожалуйста.

Девушка явно боялась. Его, его друзей. Саму себя и своих смертоносных способностей. Иначе она попыталась бы сбежать от него или поторговаться за свою свободу. Но она ни разу не сделала этого. Боялась ли она того, что они сделают, если поймают ее? Или того, что она сделает с ними?

Или же, как любил нашептывать в темноте ночи демон Сомнений, она вынашивала гораздо более зловещие планы? Была ли она Наживкой, ловушкой, очень умело поставленной Ловцами? Ловушкой, созданной для его уничтожения?

«Невозможно», — каждый раз парировал он. Такую робость нельзя сыграть. Дрожь, отказ даже поесть. Это означало, что ее страхи — чего бы там она не боялась — были настоящими. И чем больше времени она проведет с ним, тем сильнее будут становиться ее страхи и сомнения. Они станут для нее единственной истинной, единственной мыслью. Она будет подвергать сомнению каждое собственное слово, а также все, что бы он ей ни говорил. Она будет сомневаться в каждом поступке.

Сабин вздохнул. Остальные уже сомневались в его поступках и вовсе не из-за влияния его демона.

Услышав ее просьбу, Люциен переменился в лице, а это редко случалось с ним, поскольку хранитель демона Смерти всегда тщательно скрывал свои эмоции. Приказав Парису охранять девушку, он перенес Сабина в дом, арендованный ими в Каире, где они могли бы поговорить отдельно ото всех остальных. Вдали от Гвен.

Состоялась десятиминутная перебранка. И из-за того, что после «путешествия» его мутило, а желудок прямо-таки выворачивало наизнанку, он был не в лучшей форме для спора.

— Она — опасна, — завел разговор Люциен.

— Она — сильна.

— Она — убийца.

— Открою тайну, мы тоже. Единственное отличие в том, что она превосходит нас в этом.

Люциен нахмурился.

— Как ты можешь знать? Мы один только раз видели, как она убила человека.

— И все же ты предпочел бы предать ее анафеме за это убийство, невзирая на то, что она убила нашего врага. Послушай, Ловцы знают нас в лицо. Они всегда настороже. Но все, кто знал ее, либо мертвы, либо под замком. Она — наш троянский конь. Наш собственный вариант Наживки. Они подпустят ее к себе, а она уничтожит их.

— Или нас, — пробормотал Люциен, но Сабин был уверен, что тот обдумывает его слова. — Просто она кажется столь… малодушной.

— Знаю.

— И рядом с тобой ее малодушие лишь возрастет.

— Опять же, и об этом я знаю, — рявкнул Сабин.