Одна из тридцати пяти

Аарон поднялся, лениво почесывая подбородок.

— Только не заставляй меня приглядывать еще и за ней. Наш уговор распространялся лишь на одну капризную женщину. Впрочем, Розетта стоит сотни таких, как твоя простушка из Хоупса. И пока я вынужден терпеть ее и изображать из себя покорного раба и готового на все телохранителя, прошу: уладь все свои недопонимания с леди эль-Берссо, иначе ваша обоюдная ненависть может дорого обойтись нам обоим.

— Я никогда не смешиваю личное и работу, — проговорил Берингер, снова отворачиваясь к окну, — и не думаю, что теперь Джина подойдет ко мне ближе, чем на милю. Она считает меня мерзавцем, и меня это вполне устраивает. Во всяком случае, это не твоя головная боль, Аарон. Все, что мне от тебя нужно — информация.

— Буду надеяться, что скоро наше сотрудничество подойдет к концу. Ты же выполнишь свою часть сделки? Отпустишь меня?

Берингер усмехнулся.

— Но кое-что тебе придется для меня сделать, — заявил он с уверенностью, которая заставила наемника из клана темных ветров понервничать. — А после можешь катиться хоть к самому дьяволу.

— Всегда ценил твою прямолинейность, — язвительно отозвался телохранитель, направляясь к двери.

После того, как за Аароном захлопнулась дверь, Берингер долго не отходил от окна, глядя на зачинающееся в сердцевине горизонта утро. Наемник был прав в том, что касалось своевольной девчонки из Хоупса. Негоже взрослому мужчине, который был в браке, тягаться с юной леди только по той причине, что она его чертовски раздражает. Слишком много в ней черт, схожих с чертами Стеллы. Слишком много того, что он презирал в женщинах. И слишком много притягательности и природного женского очарования!

Но эта очаровательная молодая женщина все-таки пошла к Эдмунду. И захватила бутылку вина, чтобы разрядить обстановку и весело провести время. Недолго она горевала о своем возможном бесчестии, когда на горизонте замаячил шанс надеть на голову корону.

В дверь покоев постучали и, не дожидаясь реакции хозяина, в комнату влетел Аарон.

— Пришлось вернуться, — кратко бросил он на вопросительный взгляд Берингера, — вот смотри, — и поставил на стол бутылку.

— Не с кем выпить?

— В вино подмешано снотворное. Доза такая, что хватило бы усыпить половину Хегея.

— Хочешь сказать, что это то самое вино, которое взяла с собой Джина в покои Эдмунда? — тихо рассмеялся советник, приходя к мысли, что ситуация все-таки вышла из-под контроля.

И как эта семнадцатилетняя девчонка с такой легкостью обставляет человека, для которого охрана наследника — цель всей гребаной жизни?

— Тебе это кажется смешным, Райт? — наемник недоуменно выгнул бровь.

Недолго думая, Берингер схватил бутылку и, пройдя мимо Аарона к выходу, бросил через плечо:

— Возвращайся к себе.

Мысль, заставившая его — рассудительного человека — броситься в покои девушки, была сама по себе преступлением. Хотел он увидеть ее? Да. Увидеть страх в ее глазах? Да. И это то самое обстоятельство, которое вопреки всему влекло его к этой девчонке. Он хотел видеть ее слабой, беззащитной, трясущейся от страха и нуждающейся в опеке. Хотя, с другой стороны, он не хотел видеть ее вообще. И желание, обуявшее его, было настолько противоречивым, что дойдя до двери ее покоев, до жалкой преграды, разделявшей их, он остановился.

— Джина, полдень, — проговорила Элина, садясь в постели и запуская руку в золотистую копну волос.

Если было бы можно проспать целый месяц, а затем попросту вернуться в Хоупс, я бы так и поступила. Но нет, мои неприятности только начинались. Едва мы с Элиной поднялись и привели себя в порядок, к нам заявился лакей с очередной запиской.

— Если это опять от принца, — скептически заявила я, толкая локтем компаньонку, читающую послание, — можешь смело отправлять его к черту.

— Это не от Эдмунда, — сказала Элина, недовольно нахмурившись, — это официальное приглашение от лорда Берингера.

— Да ладно? — хохотнула я, надеясь, что подруга шутит. Отнюдь, она была предельно серьезна. — Ты же не хочешь испортить мне настроение? — надула я губы. — Что еще нужно этому человеку?

— Чтобы ты явилась в его кабинет через час, — отдала мне записку Элина.

— Тебе не кажется, что он уделяет мне слишком много внимания? — произнесла я, чувствуя, что если еще хоть раз увижу Райта, то стану заикой.

— Это вполне объяснимо.

Да неужели? Объяснимо? Вот только я не могу взять в толк, отчего Беренгер меня возненавидел? Разве цепляется он к другим претенденткам и приглашает их на приватные встречи?

— Ты можешь отклонить приглашение, — подсказала Элина.

Отклонить приглашение мужчины, с которым танцевала на балу или начальника тайной канцелярии и первого советника наследного принца? Это все-таки разные вещи. Хотя в записке нигде не указано, что меня вызывают на допрос.

— Неси бумагу, я напишу ответ.

Лакею, принесшему послание, пришлось дождаться ответного письма, в котором я написала: «Уважаемый лорд Берингер, я не могу принять ваше благосклонное предложение, потому что у меня дьявольски болит голова». Изъясняясь словами самого Райта, это было хорошее оправдание.

— А теперь пора позавтракать, — сказала я слегка обескураженной Элине, которая долго уговаривала меня отказать Берингеру как-нибудь по-другому.

И хотя я понимала, что он придет в ярость, и даже очень удивиться моему маленькому бунту, не могла отказать себе в удовольствии одержать над ним крошечную победу.

Посему это трагичное утро спасало лишь одно: я проспала урок мадам Жизель, которая муштровала других девочек, но от конной прогулки, которая была запланирована на послеобеденное время, мне увильнуть не удалось. Все дело в том, что программа сезоны была составлена лет тысячу назад, и ей неукоснительно следовали. Применяли не только дамские седла, замысловатые многослойные юбки и турнюры, но и парики, шляпы-треуголки с пышными перьями, хлысты, ботинки с массивными шпорами. И представьте даму, надевшую все это, взгромоздившуюся на несчастного коня и скачущую по долине? В Хоупсе я тренировалась несколько месяцев хотя бы не падать из седла вслед за своей шляпой, которую было просто невозможно удержать на голове.

Элине повезло больше: она могла не вешать на себя клише прошлых веков, но герб дома ей держать пришлось.

Выбор коней особый ритуал. В сезон самых покладистых специально привозили с юга, воспитывали, обучали, давали свыкнуться с хозяйкой. И те леди, у кого водились деньги, могли не бояться оказаться в грязи, едва вдев ногу в стремя. Другие, включая меня, рассчитывали на счастливый случай.

Коня даме подводил вышколенный грум в традиционной форме. И этот конь был великолепен — высок, мускулист, горяч. Но, как правило, некоторые леди платили груму за то, чтобы увидеть соперниц вверх тормашками в каком-нибудь муравейнике. Поэтому иной раз лошадь могла быть с норовом.

На конной прогулке присутствовал принц — как же без него? — который мог выбрать спутницу. Выбранная им леди получала негласный титул избранницы. Нередко именно та дама, которую будущий монарх приглашал на прогулке, получала в качестве бонуса самого принца и корону. И в этот раз Эдмунд не был предсказуем — его избранницей стала Брианна, вторая в списке, покуда красавица-Розетта исходила желчью.

Огромный парк с оврагами, мостами был полон гвардейцев, внимающих каждому движению Эдмунда. Его советники, пэры, герцоги и графы разных мастей, одетые в лучшие одежды и сверкающие амулетами, брошами, цепями и кольцами, весло переговаривались, пока дамы водружались в седла в безумно тяжелых многочисленных юбках.

— Джина, грациознее, — улыбаясь, процедила компаньонка, поднимая герб дома эль-Берссо.

Обливаясь потом под колючим белоснежным париком, я балансировала в стремени, силясь усадить огромных размеров турнюр в злополучное седло. И, видит бог, я бы справилась с этой задачей, если бы не Розетта, оседлавшая прекрасного вороного коня. Ее хлыст застрекотал в воздухе, мой Гратион дернулся вперед и забил копытом. Грум успел подхватить меня под руки.