Пылающий мир (ЛП)

— Ого, — говорю я. — Там…

Нет времени разговаривать. Я возвращаюсь к языку тела. Сбиваю девушек с ног как раз тогда, когда красный знак остановки влетает в окно, и, как пила, врезается в гипсокартонную стену. Ветер свистит через разбитое стекло.

— Мы можем это сделать сейчас? — кричит Джули Томсен, вытаскивая осколки из волос.

Томсен вытягивает из кармана сумку с импровизированными инструментами и бежит к дверям, ведущим на лестницу.

М встаёт на ноги. Нора пытается поддержать его, но он отодвигает её:

— Я в порядке.

— Ты уверен?

— Хорошая работа. Я в порядке.

Мы толпимся вокруг Томсен, пока она работает над замком с помощью скрепки и чем-то похожим на распрямлённое кольцо для переплёта. Эйбрам задерживается в дверях. Он не присоединяется к нам, пока замок не щёлкает и дверь не распахивается. Мы спускаемся по тёмной лестнице, и в это время позади нас разлетаются окна. Словно град из пуль, стёкла пробивает мусор.

* * *

В нарушение всех строительных норм, которые можно вообразить, на каждом этаже заперты двери. Если бы начался пожар, работники верхних этажей медленно прожарились до готовности, успев спуститься лишь на половину пути.

Лестничные двери — это цельные плиты, но в дверях, ведущих в офисы, есть окна, и я смотрю в них, пока Томсен взламывает замки. Пусто. Свет не горит.

Большинство офисов походи на странные гибриды офисных этажей корпораций и военных казарм: рабочие места с кроватями, комнаты с оргтехникой со стойками для ружей. Некоторые похожи на тюрьму, но мы, похоже, остаёмся единственными заключёнными. Это была пассивно-агрессивная казнь, или про нас просто забыли в суматохе? Об этой компании ничего нельзя сказать с уверенностью. Несмотря на кажущуюся тягу к порядку и безопасности, новая Аксиома похожа на сломанный механизм, на неисправную хлопающую взрывчатку, установленную для мира.

— Хорошо, что теперь? — спрашивает Томсен. — Раньше я спускалась сюда, но вскрыть этот замок я не могу. Что теперь?

В четырёх этажах от земли мы натыкаемся на дверь с кодовым замком. Её толстая сталь не даёт даже думать о том, чтобы прорваться, хотя царапины и вмятины указывают на прошлые попытки.

— Эйбрам, — говорит Джули. — Ты работал в этом здании? Знаешь какие-нибудь коды доступа?

Эйбрам смотрит на замок и ничего не говорит.

— Эйбрам?

— Я даже код в Питтсбурге не знал, — тихо отвечает он. — Всё поменялось.

Ветер ревёт в разбитых окнах, и здание качается. Движение едва ощутимо, но эффект ужасающий, будто гравитация усилилась, и мы вот-вот упадём на землю.

— Провались пропадом, — Нора, вытаращив глаза, начинает нажимать случайные цифры.

— Я знаю, — добавляет Эйбрам после раздумий, — что в этих замках заложена взрывчатка.

Палец Норы застывает в воздухе.

— Три ошибки и ты без руки.

Нора отходит назад. Джули качает головой.

— Да что не так с этими людьми?

Я открываю внутреннюю дверь и вхожу в тёмное пространство офиса, где воет ветер. Кресла катаются взад и вперёд. Вдохновляющие плакаты с животными трепещут на стенах — волки, поедающие оленя и черви, поедающие волков. На каждом подпись: ПОБЕЖДАЙ.

Я так много не понимаю в том, что сам помог построить. Мой дед был жадным, жестоким и так далее, но не сумасшедшим. Я не могу представить, чтобы мы придумали это здание. Этот город. Эти эксперименты со смертью и этих улыбающихся роботов. Откуда это всё? Кто создал этот лихорадочный мир, который придумывали мы? Возможно, мы нарисовали контур, но заполнил его кто-то ещё.

Я слышу, как кто-то выкрикивает моё имя — то, которое я заслужил, с которым жил и о котором заботился, а не то, которое прицепилось ко мне при рождении и изменилось до неузнаваемости — но откуда-то издалека. С каждым шагом внутрь офиса я шагаю вниз по лестнице. Я спускаюсь в свой подвал и начинаю копаться в затхлых коробках.

«Где же оно?» — спрашиваю я у грязного изгоя, прикованного к лестнице.

«Где что?» — хихикает он.

«То, с помощью чего я выйду отсюда. Покажи мне, где».

«Почему я должен?»

«Потому что ты эгоист. Ты заботишься о себе. И, как бы мне не противно было говорить это, я — это ты».

Он раздумывает.

«Справедливо».

Он пинает коробку.

— Извиняюсь, — говорю я, трогая Томсен за плечо. Она пристально смотрит на клавиатуру, бегая пальцами по волосам, и отпрыгивает от моего касания. Смотрит на меня, видит что-то в моих глазах и отходит в сторону.

— Что ты делаешь? — спрашивает Джули, пытаясь закрыть офисную дверь. Лестничный пролёт заполняется занесённым ветром мусором.

Я смотрю на клавиатуру. Я смотрю через плечо своего деда. Он показывает мне личный семейный код, который я передам своим детям, потом внукам, потом…

— Р, не надо! Атвист вводит код.

Дверь открывается.

— Твою…мать, — говорит Нора. — Я знала. Она смотрит на Джули и М.

— Ведь мы все это знали, правда? Его одежда? Все эти заскоки?

Джули смотрит на меня. Не то, чтобы шокированно, но потрясённо. Она ждёт, что я что-нибудь скажу, и я чувствую, что прямо сейчас правильные слова могут всё исправить, пропасть тайн между нами исчезнет, и Джули вернётся ко мне. Слова, которые она ждёт, очень легко произнести: «Я вспомнил свою прежнюю жизнь. Я был сотрудником Аксиомы, как Эйбрам и М, был обманутым винтиком в этой адской машине, но теперь я другой».

Если бы это было правдой, я бы сказал и закончил с этим. Но моя правда — это длинное признание, ей не поможет ручная стирка. Она не гарантирует мне ни сочувствия, ни поддержки, ни заверений, что теперь я среди друзей и меня не станут осуждать. Она слишком велика для этого. Это не каких-то там несколько печальных ошибок, это — жизнь, человек, неразрывно связанный с человеком, которым я являюсь сегодня.

Мой секрет — это я сам. Как я могу в этом признаться?

Я шагаю в дверь и спускаюсь по лестнице. Башня Свободы качается под моими ногами, будто в пьяном сне.

Глава 33

МЫ

МЫ НЕОХОТНО наблюдаем за школой. Происходящее там проникает сквозь завесу и проползает слишком близко от нас, царапая отрывки предложений из разных книг и на Верхних полках, и на Нижних, и в спрятанных укромных уголках, которым не суждено быть найденными. Это было невозможным на протяжении многих веков, с тех пор, как земля стала твёрдой. Но теперь она опять размягчается, — а может, вскрывается, — мы уже не уверены в том, что может случиться.

Поэтому мы осторожно наблюдаем. Мы не можем отвернуться. Мальчик, парящий над бездной, является нашей ближайшей связью с живыми людьми. С каждым оборотом пылающей и плавящейся сферы нам все сильнее и сильнее хочется быть узнанными.

Когда сенсорная атака возобновляется, мальчик прячется в нас, как в убежище.

Бродит по мрачным залам, поднимается вверх и спускается вниз по нашей живой лестнице. Пока шум бьётся о стены, он просматривает другие жизни и другие эпохи. Ему хочется привести сюда друзей. Джоанна и Алекс сейчас снаружи, среди шторма, морщатся, пока уроки пробуют переписать их души.

Затем занятия заканчиваются. Тишина наступает так внезапно, что некоторые ученики вздрагивают, будто из них вырвали орган. В комнату врывается мужчина в бежевой куртке. Он разговаривает с двумя лекторами, но мальчик не слушает их. Он смотрит через открытую дверь в коридор, где в очереди ожидает группа детей.

Первой в очереди стоит девочка. Она примерно того же возраста, в котором был мальчик, когда его жизнь остановилась. Мальчик смотрит на её чёрные волосы, бронзовую кожу, единственный тёмный глаз, потом моргает и видит её клетки, гены, замысловатые, бесконечно совмещённые и преобразованные коллажи отцов и матерей. Затем моргает ещё раз и видит за клетками, за молекулами ревущий жёлтый свет.