Там, где горит свет (СИ)

А еще подумала, что если он все-таки умрет, самым разумным будет следующей ночью оттащить тело назад, в тот проулок.

Матраса на кровати не было, Софи спала на нем в комнате брата, да она и умаялась бы поднимать тяжеленного парня на постель, потому, перевязав, оставила раненого на полу. Только на одеяло перекатила, а другим укрыла. Всмотрелась в лицо, по-прежнему бледное, и потрогала лоб, проверяя, нет ли жара. Кажется, нет. Или есть?

Не доверяя загрубевшим натруженным ладоням, девочка опустилась на колени возле спасенного и коснулась губами его лба. Парень вдруг дернулся, распахнул глаза, но теперь Софи не успела рассмотреть, какого они у него цвета, потому что в следующий миг, вырвавшаяся из-под одеяла рука, обхватила ее за шею, потянув вниз, и губы обожгло… Поцелуем? Она не знала – никогда раньше не целовалась. Но дышать стало трудно, голова закружилась и в глазах потемнело. Лишь несколько секунд, а потом он обмяк и, отпустив ее, смежил веки. На миг блеснуло под черными ресницами золото. Или опять показалось.

Превозмогая внезапно навалившуюся слабость, Софи поднялась с пола, с трудом дошла до соседней комнаты и, не раздеваясь, рухнула на матрас рядом с кроваткой мирно посапывающего Люка…

[i] 2) Фоска – мелкая карта.

Глава 4

Утром она, как обычно, проснулась по далекому фабричному гудку и не сразу вспомнила о том, что случилось накануне. Даже успела удивиться тому, что легла, не сняв ни платья, ни теплых чулок. А вспомнив, поспешила в соседнюю спальню, проверить, как там подобранный ночью парень. Голова кружилась, в груди что-то кололо, мешая вдохнуть, а тело сделалось вялым и непослушным, и каждый шаг давался с трудом. Софи решила, что надорвалась, пока тащила раненого. Но усилия не пропали даром: незнакомец был жив и, кажется, не особо мучился – просто крепко спал, чуть слышно, но ровно дыша. И повязка в неплотный слой бинтов осталась чистой, кровь не проступила.

Девочке нужно было собираться на работу, и странно было оставлять в доме чужого человека. Она хотела подпереть чем-нибудь тяжелым дверь комнаты, но после подумала: зачем? Ну встанет, если встанет. Красть у них, кроме еды, нечего, да и той немного. Тайник с деньгами он вряд ли найдет. Разве что старые отцовские вещи в чулане отыщет, а в прихожей – потрепанный ватник и валенки, оденется и уйдет себе – так это, наверное, и к лучшему.

Путь до лавки сегодня показался необычайно долгим, а салазки с заспанным малышом раза в два тяжелей, чем вчера. Софи запыхалась, а боль в груди по-прежнему не давала нормально отдышаться. Уже войдя в лавку и раздевшись, девочка попыталась набрать полные легкие воздуха, и тут же зашлась сухим лающим кашлем.

- Заболела? – спросил хозяин участливо.

- Нет, господин Гийом. Поперхнулась.

На ладошке, которой она, кашляя, прикрывала рот, остались капельки крови, и Софи незаметно, чтобы лавочник не увидел, отерла руку о передник.

Но дальше стало еще хуже: перед глазами все плыло и кружилось, в ушах гудело. Пробовала влезть на стремянку, чтобы достать с верхней полки бутыль уксуса, - едва не упала.

- Иди-ка ты домой, милая, - порешил через час хозяин. – А то ведь на тебе лица нет, и ноги, гляжу, не держат.

- Но я…

- Иди-иди, - мужчина чуть ли силком ее не вытолкал. – Отлежись денек-другой, полегчает - тогда придешь. И не бойся, не возьму никого на твое место, сам как-нибудь продержусь, хоть и целую неделю.

Целая неделя без платы. Долго. Софи действительно очень плохо себя чувствовала, но надеялась, что уже за день, в крайнем случае - за два, придет в себя.

А если нет, и болезнь продлится дольше, можно будет продать портсигар с розой, а тому парню сказать после, что ничего такого при нем не было. Пусть радуется, что самого на морозе не бросила!

Глупость и слабость – вот то, чего Валет не терпел в людях.

Глупость и слабость. Вчера он преуспел и в том, и в другом. Сначала дал маху с шулером и его девкой, потом – побитой шавкой скулил у ног прохожих… Прохожего? Прохожей?

Вор помнил, как на исходе сил выбрался из реки, вскарабкался на обледенелые сходни и полз по узкому вонючему ходу, как услышал чьи-то шаги и вцепился в одежду вывернувшего из-за угла человека, умоляя о помощи. Помнил, как его отшвырнули в сторону, и просвистели мимо лица саночки с сидящим в них улыбчивым мальчуганом. А дальше – ничего до того момента, как он очнулся укутанный одеялами в незнакомой комнате, на полу рядом с камином, в которым тлели красные угольки. Из одежды только исподнее, еще немного влажное. Рана перетянута бинтами и - что странно – почти не болит.

Несколько минут парень лежал, наслаждаясь теплом и тишиной, а когда наконец решил подняться, услышал, как хлопнула дверь (входная, по-видимому), и дом ожил, наполняясь звуками.

- Поиграй у себя, котенок. Я чайник поставлю и приду.

Женский… Нет, скорее, девичий голос. Мягкий, приятный, без визгливых ноток, но такой усталый, словно его обладательница провела ночь за тяжелой работой.

- Хаасо! – тоненько отозвался ребенок.

Легкие шажки в коридоре, скрип двери и негромкая возня в соседней комнате. Как Валет ни прислушивался, ничего больше не разобрал: ни других голосов, ни шагов потяжелее. Выходило, кроме него в доме лишь эти двое, девушка и малыш.

- Люк, ты еще не проголодался? – Ответа мальчика Тьен не расслышал. – Хорошо, милый. Подожди меня еще немножко.

Опять заскрипела дверь, теперь уже в комнату, где находился он, и Валет быстро закрыл глаза, притворяясь спящим. А когда спустя минуту на лоб легла холодная ладошка, вор резко перехватил ее дернул вниз и в строну и перекатился по полу, подминая под себя испуганно вскрикнувшую девчонку.

- Заорешь, убью, - тихо предупредил он, зажав ей рот. Большие голубые глаза, болезненно блестевшие на худеньком бледном личике, от страха сделались просто огромными. – Поняла?

Она моргнула, показывая, что поняла, и Валет убрал ладонь.

- Кто та…

Закончить вопрос вор не успел: девушка – девочка? – судорожно всхлипнула и зашлась хриплым кашлем. На потрескавшихся с мороза губах появилась кровь. Чахоточная, что ли?

Тьен отстранился и сел рядом, дав ей возможность подняться и отдышаться.

- Кто такая? – спросил он, когда она успокоилась и утерла рот. Старался говорить резко, но не вышло: жалко стало болезную.

- Я… я…

Девчонка с сипением втягивала воздух, и ему показалось, снова сейчас закашляется. И еще показалось, что где-то ее уже видел. Только где?

- Я живу здесь, - выговорила она наконец.

- Одна?

- Нет. – Валет внутренне напрягся. – С… с Люком.

Вор не позволил себе вздохнуть с облегчением, но успокоился: Люком она называла ребенка. И все же решил уточнить:

- А родители? Кто-нибудь из взрослых?

Девчонка открыла рот, что-то такое промелькнуло в ее лице, что он без слов догадался: поняла, что сглупила, сказав, что тут никого больше нет, и думает, как бы выкрутиться. Но, видно, не придумала.

- Мама умерла. Отец… на работе. Скоро вернется!

Все-таки попыталась. Валет снисходительно усмехнулся.

Но где же он ее видел? Русые волосы, смазливая мордашка, ручки-веточки? Не в слободе, точно. Да и этот дом, судя по простой, но приличной обстановке, большим окнам и маленькому садику, который с трудом, но можно рассмотреть за исписанным морозом стеклом, стоит не на территории колоды – там все больше утлые хибарки или двух-трехэтажные клоповники-доходки.

- Как я здесь оказался?

Она не ответила, только уткнулась носом в согнутые коленки.

Сама приволокла? Зачем?

- Одежда моя где? Ботинки?

Девчонка непонимающе захлопала пушистыми ресницами и выдавила через страх:

- Не было никаких ботинок.

Верно, забыл: ботинки сам в реке сбросил.

- А остальное?

Она ткнула пальцем в сторону камина, рядом с которым развесила на стуле его брюки.

- А рубашка… рваная была.