Смерть - не конец, а лишь новое начало... (СИ)

— Оленя не было, — недовольно заметил кот. — А кролик, вон там.

Фантазия на тему, как кошак тащил все это по коридорам дворца, промелькнула на краю сознания, и заставила согнуться пополам от хохота. Нет, а вы сами представьте, Дарк, конечно, крупный кот, но нести в пасти котел, который весит раза в три больше, чем сам кот…

— Надеюсь, тебя никто не видел?

— Обижаешь, хозяйка, — надулся фамилиар.

— Ладно, не обижайся, — я погладила кота меж ушей. — Кролик твой, честная добыча.

Уговаривать этого троглодита не пришлось, от тушки осталась лишь горстка косточек, которые вместе с початым котлом супа на кухню унес Леголас.

— Ну, пошли дальше спать? — потягиваясь, предложил кот.

— Сейчас Леголас вернется и пойдем, — зевая, согласилась я.

Муж вернулся спустя пять минут и нашел умилительную картину: меня, задремавшую в кресле, и Дарка, спящего у меня на руках. Тяжело вздохнув, Леголас осторожно поднял нас на руки и переложил в постель, но нам с Дарком было уже все равно, мы спали, не видели снов.

Комментарий к Глава 42. * – Фраза принадлежит Иосифу Виссарионовичу Сталину, он произнес её в беседе со своей дочерью Светланой, ему предложили обменять Фельдмаршала Паулюса, на его старшего сына – Якова. Сталин отказал, Яков Джугашвили умер в плену.

- Столько длилась Великая Отечественная Война.

====== Глава 43. ======

Прошедший век был тяжелым для всех, я оправлялась от потери почти год, и это только в физическом плане. Леголас нагрузил себя работой, лишь бы реже со мной встречаться, Арвинг и Галад все же смогли перебороть свой ступор и вернуться, но и они считали себя виноватыми во всем. Каленгил и Арвен удалось успокоить далеко не сразу, но хуже всего было с Келебриан.

Она так и не смогла оправиться, несмотря на все приложенные силы, на все уговоры-разговоры… Я хоть и поняла, в чем главная проблема, но Келебриан не я, она не такая…

Когда по хорошему разговорить подругу не получилось, я нанесла визит в винный погреб Эрлонда и напоила его супругу, и тогда состоялся интересный разговор:

— Я знаю, что случилось, — тихо произнесла я однажды.

— Знаешь? — испуганно спросила Келебриан.

— Да, знаю, — кивнула я. — Я тоже была в плену.

— Но… Ты, как же… — совсем растерялась подруга.

— Это случилось после моей первой ступени в академии, — начала я. — Тогда я была совсем юной, думала, что война — это весело. Мне не было там места, но всеобщая мобилизация заставила отправиться всех. Ничто так не сбивает налет наивности, как гибель друзей. Я растерялась всего на мгновение, но этого хватило врагу, меня захватили в плен. Это было страшно, сначала страшно, а потом стало больно, очень больно. Пытки — это ничто по сравнению с насилием. Мне не повезло вдвойне, наш враг до безумия любил мою мать, а я, к своему несчастью, очень на неё похожа. Почти четыре года он рвал меня на куски, ломал кости и насиловал, упиваясь моими криками, а потом… Я перестала кричать, привыкла, ко всему можно привыкнуть, и тогда он нашел другой способ… Отдал меня своим солдатам. Нужно признать, не все они были в восторге, некоторые из них вместо боли приносили утешение, перевязывали раны, кормили и не давали умереть.

— Почему тебя не спасли? — в ужасе спросила Келебриан.

— Меня спасли, не сразу, но спасли, — ответила я. — Но я была уже не той маленькой принцессой, которую вечно нужно опекать. Я изменилась, стала сильнее, выносливее, и всегда поднималась, только однажды я не хотела подниматься, но тут вмешался один известный товарищ, и мощным пинком зашвырнул меня сюда.

— Ты говоришь про своего отца?

— А про кого же ещё… — хмыкнула я, а в голове вспыхнули строки давно услышанной песни из чужого мира:

Песен ещё ненаписанных

Сколько, скажи, кукушка, пропой.

В городе мне жить или на выселках,

Камнем лежать или гореть звездой, звездой.

Солнце моё, взгляни на меня,

Моя ладонь превратилась в кулак,

И если есть порох, дай и огня,

Вот так.

Кто пойдёт по следу одинокому,

Сильные да смелые головы сложили

В поле в бою. Мало кто остался в светлой памяти,

В трезвом уме да с твердой рукой

В строю, в строю. Солнце моё, взгляни на меня,

Моя ладонь превратилась в кулак,

И если есть порох, дай и огня, Вот так.

Где же ты теперь, воля вольная,

С кем же ты сейчас ласковый рассвет Встречаешь, ответь.

Хорошо с тобой да плохо без тебя,

Голову да плечи терпеливые Под плеть, под плеть.

Солнце моё, взгляни на меня,

Моя ладонь превратилась в кулак,

И если есть порох, дай и огня,

Вот так.

Солнце моё, взгляни на меня,

Моя ладонь превратилась в кулак, И если есть порох, дай и огня,

Вот так.

— Моя ладонь превратилась в кулак, Келебриан, — глядя в глаза подруги, ответила я. — Я бояться отвыкла голубого клинка, и стрелы с тетивы за четыре шага. Я боюсь одного — умереть до прыжка, не услышав, как хрустнет хребет у врага.

— Даэрен…

— Мы уходим, Келебриан, что мне сказать: «до встречи» или «прощай»? — уже в дверях обернулась я.

— Мы ведь встретимся в Валиноре, — подумав, ответила подруга.

— Боюсь, я не доживу. Была рада знакомству, прощай, Келебриан.

Я всегда ухожу не оглядываясь, и хотелось бы уйти тихо, но встретила Эрлонда.

— Не вышло, извини, — на мгновенье опустив глаза, ответила я.

— Все равно спасибо, — неживым голосом ответил Владыка. — Вы скоро уезжаете?

— Сегодня, — кивнула я. — Нам нужно в Лориэн.

— Дети пойдут с вами, — заметил Эрлонд. — Арвен хочет на могилу к Анориону, Элладана за уши от Каленгил не оттащишь…

— А Элрохир единственный трезво мыслящий.

— В общем, да, — признал Элронд, и помолчав немного добавил. — Даэрен, позаботься о них.

— Позабочусь.

— Спасибо.

Из Имладриса мы направились в Лориэн, где рядом с могилой Анориона похоронили и своего малыша.

— Присмотри за ним, Анорион, — тихо попросила я, укладывая на могилы поздние цветы. — Он ещё совсем маленький.

— Он присмотрит, — сжав мое плечо, пообещал Леголас.

— Я знаю, — кивнула я.

В Лориэне мы оставили Арвен и Каленгил, под присмотром близнецов, и с тяжелыми сердцами отправились в Лихолесье. Нас там уже ждали, мы так и не смогли написать Владыкам обо всем, что случилось, и теперь нас ждал трудный разговор. Они ждали счастливого сына, невестку и внука, а встретили их в трауре. Владычица тихо вскрикнула, и прижала руки ко рту, у неё не хватило сил спросить, что произошло, а у меня не было сил рассказывать.

— Мама, все позже, — попросил Леголас. — Я зайду к отцу, через пару часов.

— Хорошо, — кивнула Владычица. — Девочка моя, я зайду к тебе.

У меня не было ни сил, ни желания сопротивляться, дорога вымотала не успевший ещё окрепнуть организм, нагрянувшая вновь мигрень чуть было опять не уложила меня в постель.

Нужно отдать должное моей свекрови, она ничего не стала спрашивать, просто обняла меня и тихо гладила по волосам, пока я снова пыталась остановить льющиеся слезы.

— Поплачь, моя девочка, — шептала Нимириэль, по лицу которой тоже бежали дорожки слез. — Выпусти свое горе.

— Да сколько же можно, — шмыгнула я носом. — Целый год реву без остановки.

Я не заметила, как в комнату тихим шагом вошли Владыка и Леголас, не знаю, что муж сказал отцу, но жест Владыки потряс меня до глубины души. Он молча подошел к кушетке, на которой сидели мы с Нимириэль, и, взяв меня за руку, поднял на ноги, критично осмотрел заплаканное лицо, аккуратно вытер слезы платком, и прижав к груди, тихо произнес:

— Дочь, не стоит лить слезы по тем, кто ушел.

— Неужели все же кто-то больше, чем командир разведки? — тихо спросила я, не поднимая глаз на Владыку.

— Я не умею хвалить, скуп на комплименты, да и вообще не очень приятная личность, согласно твоему досье, — усмехнулся