Ловушка для ходящей (СИ)

 - Смог, - кивает ирис. - Правда, не знаю, почему они двадцать лет не пытались искать толком, почему подарили свободу. Возможно, чтобы отдышаться перед тем, как завершить начатое.

 - О чем ты? - хмурюсь я, не понимаю, к чему клонит ирис.

 - Мы были очень дружны, лилия...Рен, - поправляется он, видимо, решив называть именем, данным Мартой и Гансом. - Поэтому, сколько бы ты ни ломала моих игрушек и ни рушила замков из песка, я всегда старался следить за тобой. И когда нас разлучили - а я понял, что тебя заточили, почти сразу же по исчезнувшей нити связи - я решил, во что бы то ни стало, вернуть тебя к жизни. Когда предпринял попытку, собравшись с силами - меня поймали. И определили на изнанку уже в магическом захвате - на всякий случай...

 Он говорит правду - я не могу не верить ему, потому что чувствую эту странную связь, что нас объединяет. Но я не понимаю абсолютно ничего из того, что говорит ирис.

 - Зачем ты пытался освободить меня?

 - Потому что это была моя воля, - впервые за время своего визита приподнимает уголки губ ирис, и я невольно думаю о том, как идет ему эта грустная улыбка. - Нам с тобой выбора не дали, мы были единственными людьми, за которых все решили заранее. А мне совсем не подходил мир, кричащий о свободе воли и вместе с тем оставляющий некоторых своих созданий без оной. Я хотел, чтобы у тебя была та же возможность.

 - Если за нас все решили, - ухватившись за фразу в его ответе, решила продолжить свою, - значит, мы были для чего-то нужны? Для чего? Ты знаешь?

 - Ты слышала когда-нибудь о двух запонках? - прямой взгляд ириса выдержать непросто.

 И в голове всплывает эпизод из библиотеки, когда Кларис рассказывала мне об этих самых запонках. Я киваю:

 - Они якобы были созданы для того, чтобы поддерживать равновесие нашего мира...

 - Именно, - ирис прикрывает глаза, словно вспоминая давно забытую легенду. - Одна - порождение жизни - чтобы вечно находиться на изнанке, натягивая собой ткань мироздания, вторая - единственное творение смерти - чтобы ходить среди живых и поддерживать мир за Гранью...

 В голове словно вспыхивает лампочка, но я упорно не желаю верить в то, какие выводы напрашиваются после краткой речи ириса:

 - Не понимаю...

 - Да неужели? - ирис насмешливо выгибает бровь и дарит снисходительную улыбку. - Мы с тобой и есть те самые запонки, Рен.

 Внутри что-то обрывается. И я, несмотря на то, что пытаюсь держать лицо, начинаю медленно сползать по стенке, закрываясь от ириса руками. Мысли о побеге отступают на второй план по сравнению с тем, что сейчас озвучил мужчина.

 - Не человек...

 - Человек, - уверенно возражает ирис, и я понимаю, что он постепенно приближается ко мне, но сил на отступление не остается, а потому продолжаю сидеть на полу, сжавшись в комочек и пытаясь избавиться от раздрая, царящий в мыслях. - Даже больше, чем некоторые из ныне живущих, Рен. Просто человек, которому не стоило пересекать Грань... Как и мне - возвращаться оттуда... - грустно звучит его голос где-то рядом со мной.

 Чувство опасности пронзает неожиданно. Я понимаю, что нам нельзя находиться настолько близко друг от друга. Убираю руки от лица и обнаруживаю его сидящим напротив на расстоянии вытянутой руки с печальной улыбкой на лице. Сейчас оно не кажется опасным, поведение - угрожающим. Сейчас это просто уставший от выпавшей на его долю судьбы человек, пришедший ко мне в поисках и ради утешения. Наверное. Потому что единственное чувство, которое начинает вызывать ирис - это желание защитить его от всего мира. Как тогда, в самую первую нашу с ним встречу, когда он уткнулся в мой живот, ища защиты и поддержки. Словно ребенок.

 Но ведь сейчас так повториться не может. Ирис вернул память, он знает, кто мы такие, в отличие от меня, потому что я до сих пор не могу поверить в то, на что меня обрекли...кто? Я даже не знаю, кто меня создал...

 - Почему меня называли маленькой лилией Смерти? - задаю я внезапный вопрос.

 - Ты уже не маленькая, - замечает ирис. - Сейчас ты практически цветущая...

 - Что это значит? - несмотря на начинающий застилать разум туман, требую окончательного ответа.

 - Это значит, что, породив тебя, Смерть завещала оставаться на стороне живых и не переходить Грань. Ты единственный цветок, на который она оказалась способна, потому что ее задача - убивать, убирать все живущее, когда подходит его срок, и готовить к перерождению. И пока ты цветешь, я должен буду...

 - Увядать, - словно во сне, заканчиваю я за него.

 - Именно, - усмехается коротко ирис. - Вот почему наше с тобой взаимодействие рождает такие катаклизмы. И крушение поезда - не самая страшная вещь, поверь мне, Рен. Знала бы ты, как я хотел избавить тебя от этой участи... - тихо признается он, глядя на меня. - Как желал, чтобы ты провела спокойную тихую жизнь без магии. Потому что, раз оказавшись за Гранью и обнаружив свои способности ходящей, ты запустила механизм разрушения.

 - Каким образом? - недоумеваю я.

 - Обязательным условием стабильности мира являлось то, что ты обитаешь только на стороне живых, я - только на стороне мертвых. Попадая на изнанку, ты раз за разом самолично расшатывала равновесие. Это заметили обитатели живой стороны мира. И призвали меня. А ты вытащила... И теперь реальность рушится, потому что мы с тобой на одной стороне, Рен...

 Каждое его слово плывет в сознании подобно горячей лаве, уничтожающей все на своем пути. Я ощущаю себя на островке посреди бескрайнего океана смерти. И спасение видится только в его сочувствующих глазах, сейчас с такой теплотой взирающих на меня... И рука сама тянется к лицу напротив, бережно лаская скулы, заставляя его жмуриться от удовольствия и подползти еще ближе. А затем и его рука оказывается у основания моей шеи...

 Не знаю, отчего это происходит. Не знаю, чем объяснить то странное притяжение, возникающее каждый раз, когда мы с ирисом сближаемся. Но даже мимолетные касания вызывают бурю эмоций, которая не проходит бесследно...

 Поцелуй выходит жестким, удовольствие от него - граничащим с болью. Ирис молниеносно хватает меня и поднимается на ноги, увлекая из коридора в комнату. В затуманенном мозгу мелькает последняя здравая мысль - только не кровать! Не осквернять место, где мы с Тео любили друг друга и провели столько времени вместе. Тео... Его имя словно спасительный маяк в том океане безумства, который приносит с собой ничего не замечающий ирис. Но и оно начинает постепенно вымываться солеными дорожками слез, бегущими по щекам, а я странно цепенею, потихоньку отдаваясь во власть сжимающего в объятиях мага Жизни. Он не понимает моего нежелания идти дальше, но будучи во власти того же наваждения, что и я, спешно опускает на пушистый ковер, накрывая собой сверху. Длина платья открывает ему доступ практически ко всему телу, и горячие и настойчивые руки уже подтягивают одну мою ногу, сгибая в колене и отводя в сторону. Юбка задирается до пояса...

 Кожа горит от его поцелуев и покусываний. Он словно хочет насытиться мной, не встречая сопротивления. А я? Чего хочу я? Не знаю. Не понимаю, что происходит, потому что тело откликается на малейшую его ласку, а разум пребывает в тумане. Та часть меня, что способна хоть как-то воспринимать действительность, сжалась в комок и лишь следит за все увеличивающимся потоком слез. Она в оцепенении смотрит на ириса, но тот не в состоянии ответить. Он сейчас словно одержимый...

 Очередной укус в области шеи кажется особенно болезненным, и я испускаю полный муки стон, который мужчина воспринимает как приглашение к продолжению. А я открываю глаза, смотрю на него, и искра сознания вспыхивает в мозгу яростно и негасимо.

 Там, где его ладони с силой обнимали или ласкали мое тело, сейчас появились длинные воспаляющиеся царапины, словно он прошелся по коже когтями. Места укусов саднит, из некоторых медленно проступают капли темной жидкости, которую и опознавать не надо - это та же самая кровь, что обагряет его губы. Доминик не может остановиться, а я цепенею от ужаса и осознания того, что прямо сейчас, не отдавая себе отчета в том, что делает, он медленно убивает меня. Тяжесть тела теперь действует сродни прессу - она не дает сделать ни одного лишнего вздоха, и я пытаюсь отстраниться, но после действий ириса сил не хватает ни на что, меня словно выпили без остатка.