Проснись, моя любовь

Элейн вспомнилась ее первая ванна девятнадцатого века. Тогда еще она задавалась вопросом, купалась ли Морриган в современной эмалированной ванне одновременно с Элейн, плещущейся в примитивном металлическом корыте. Ей хотелось рассмеяться от осознания того, как бы она была шокирована, если бы и в правду думала, что ее размышления верны. Сейчас же ей хотелось плакать от осознания того, как близки они были к правде.

— Это именно то, что я хотела — убежать в другое время и тело, то, над чем я так долго трудилась, но я испугалась. По глупости, как я сейчас понимаю. Какой толк в моей магии, думала я, если все, кто меня окружал, были способны творить магию простым поворотом ручки или нажатием кнопки? А еще твоя земля. У твоих людей нет земли, нет деревьев, нет священных дубовых рощ, нет магических потоков воды. Как я могла общаться со своими богами? Мне нужны инструменты для моей магии.

Фигура позади нее запела со злорадной силой, не выказывая признаков усталости. Пальцы, обхватывающие ее горло, ослабили хватку настолько, чтобы открыть малюсенький доступ кислороду, но не проявили намерения к дальнейшему освобождению. Элейн знала с останавливающей сердце уверенностью, что если бы она не получила толику воздуха, то потеряла бы сознание.

А если бы она отключилась, то умерла бы. Здесь, одна, в мае 1883 года… Ах.

Она отчаянно приложила все усилия, чтобы привести в порядок мысли, которые, казалось, все исчезали и исчезали. Секунды растянулись в вечность. Она почувствовала движение рук позади себя.

— А твой муж! — Пальцы зловеще сжались. — Ба! Он все время меня допрашивал, пока я не подумала, что свихнусь. Когда я рассказала ему то, что он хотел знать, он подумал, что ты психически неуравновешенна. Мой дядюшка был более стойким в любви, чем твой муж. Ты убедишься, что похоть Арлкотта угаснет также быстро.

Видишь ли, я написала ему записку. Он найдет Хэтти, твою первую жертву, затем тебя. Я скажу ему, что ты убила Хэтти в каком-то друидском жертвенном ритуале и планировала проделать то же самое со мной, что ты написала мне записку, в которой назначила мне здесь встречу и, что, когда напала на меня, я защищалась. Я скажу, что ты использовала меня в какой-то друидской оргии. Покончив с тобой, я съем священных ягод, чтобы впасть в бессознательное состояние и, таким образом, доказать твое вероломство. Завтра я найду Glain-nan-Druidhe. Толстое старое тело дяди больше не может выносить нагрузок. Он болен; вот почему я смогла завладеть им без моих магических инструментов.

Я найду другое тело, более молодое, невредимое и здоровое. Возможно, возьму тело Мики — мальчика-конюха. Он видел меня как-то ночью, танцующей в лунном свете. Я сказала ему, что превращу его язык в коровий навоз, если он кому-нибудь расскажет. Или, может, я возьму тело Арлкотта, в наказание ему, как ты думаешь? А затем… но остальное не имеет для тебя значение, правда, моя милая? Ты будешь совершенно мертва. После того, как я получу удовольствие, овладев собой.

Пальцы Элейн пришли в соприкосновение с мантией из грубой ткани и круглым животом под ней. Плоть, которую она искала, находилась гораздо ниже, слишком низко для того, чтобы схватить ее, не наклоняясь.

Словно по волшебству, руки выпустили Элейн. В темноте раздался треск. Голова Элейн взорвалась.

Она упала на колени. Перед глазами завертелся калейдоскоп сверкающих красок.

— Могучий удар Тараниса. Если бы ты была достойна жертвоприношения, то получила бы три удара. Топором. Затем я казнила бы тебя гарротой. Во имя Езуса. Я бы собирала твою кровь в священный сосуд до тех пор, пока ты бы не умерла. Тевтат прямо там принял бы тебя в небольших глубинах ручья. Но ты не стоишь этого, ты убога и развратна, поэтому я все сделаю собственноручно.

Мягкие пальцы ловко расстегнули пуговицы, протянувшиеся вдоль спины на платье Элейн.

— Филид была моей наставницей. Она думала, что друидизм должен способствовать миру и гармонии. Я выучила все, чему она должна была научить меня, но она была лишь одним из моих источников. Пруденс никогда бы не догадалась, куда исчезают ее котята, если бы не увидела, как я исполняла ритуал Taghairn. Впрочем, такая невежественная деревенщина, как ты, не узнала бы, что это такое. Он также известен как «дающий ужин дьяволу». Вначале ты находишь кота или котенка, как дело сложится, затем сажаешь его на вертел и заживо зажариваешь. Духи обязаны дать тебе все, чего ты ни попросишь. Я попросила знание.

Филид испугалась, когда увидела, насколько могущественной я стала, но в отличие от тебя, Элейн, ей хватило ума узнать меня даже в этом жирном теле, в котором я сейчас пребываю. Она пригрозила мне разоблачением. Это было опасно. Ее я тоже убила с помощью гарроты. Она сопротивлялась сильнее, чем Хэтти. Она была еще одной ненужной и излишней тратой. Она была недостойна жертвоприношения. Когда-нибудь я соберу вместе таких же, как я, друидов, и мы последуем старым традициям.

Я стану их королевой. Их Великой Королевой [28], и вспорхну высоко над битвами, как я уже это делала тысячи лет назад, замаскировавшись в черное оперение. Я не собиралась быть заключенной в это искалеченное тело. Однако я также не хочу, чтобы оно досталось и тебе.

Ночной воздух стал едким. Кружащиеся в мозгу Элейн вспышки потускнели. Она подняла глаза. Низкий, толстый мужчина возвышался над ней. Он изо всех сил старался стащить мантию через голову.

Элейн ощутила болезненный укол. Она посмотрела вниз.

Что-то укололо ее обнаженное бедро. Ветка. Влажная, холодная трава щекотала ей спину.

Тяжелая одежда с шорохом упала на землю. Элейн подняла глаза. Низкий и толстый мужчина стоял голый. Он был похож на пекаря Пилсбери [29] с густыми бакенбардами.

Интересно, он бы захихикал, если бы она ткнула его пальцем в живот.

«Пекарь» с бакенбардами опустился на корточки. Между ног у него болтались маленькие рыхлые гениталии. Элейн нахмурилась. Нет, не правильно. Американские дети стали бы отставать в развитии, если бы у «пекаря» появились такие гениталии.

Ночь была удивительно тихой, если бы не отдышка мужчины, находящегося в ужасающе плохом состоянии. Живот «пекаря» конвульсивно сжимался с каждым вздохом.

Прикосновение мягкой, дряблой кожи вывело Элейн из ступора. Она стала изворачиваться, обороняясь зубами и ногтями. И кричать. Крики были приглушены навалившимся на нее изрядным грузом.

Чарльз сжал в ладонях бокал с бренди. Он поднес снифтер к губам. Стекло было теплым и хрупким. Но не таким теплым и податливым, как плоть Морриган.

Он резко поставил снифтер на мраморную поверхность стола. Теплый бренди залил его пальцы. Он проследил взглядом за тянущимся блестящим следом. Ее пыл прошлой ночью точно также пролился на эти самые пальцы, теплая и насыщенная страсть женщины.

Нож предательства повернулся. Он взял снифтер и швырнул его в камин. Стекло лопнуло. Языки пламени лизнули дымоход.

Страсть.

Чарльз чувствовал натяжение мышц лица.

Нет, в Морриган не было страсти. Элейн была страстной. А Морриган — ханжой.

Черт ее побери. Черт побери ее душу до самых глубин чистилища.

Безумна. Его жена была еще более безумной, чем общеизвестный Болванщик, герой произведения Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес», которого он раньше считал просто чудаком.

Пламя в камине полыхнуло синим, затем вернулось в прежнее нормальное состояние.

Нормальное.

Господи.

Чарльз положил голову на спинку кресла и закрыл глаза. Ему следовало благодарить ее, а не проклинать. Если бы она не обнаружила свое безумие сейчас, у них, в конце концов, появились бы дети. Маленькие и безумные дети Чарльза и Морриган.

Он вздернул голову и уставился на потрескивающий огонь.

Ну, почему она не могла оставаться Элейн? Почему должна была вылезти эта лицемерная Морриган и все разрушить?