Больно укушенная (ЛП)

Я почти упустила свой последний шанс угостить Этана лучшей пастой в Чикаго. Поэтому, когда предоставилась возможность, я ее не упустила. Я поехала в Тосканскую Террасу, взяла алюминиевые контейнеры с пастой, и помчалась со всех ног обратно в Дом.

Я обнаружила Этана в его кабинете, дверь открыта, аура относительно мягкая.

Я шагнула внутрь и подняла бумажный пакет с едой. — Ужин?

Он не выглядел впечатленным. — В бумажном пакете?

Но я продолжала улыбаться, потому что знала этого мужчину. Я знала, что ему нравится, и знала, что даже если упаковка не произвела на него впечатления, еда произведет.

— В бумажном пакете, — подтвердила я. Я закрыла дверь и понесла пакет к конференц-столу, где открыла его и выложила еду. Паста, хлеб, и оливковое масло для макания.

— Ты в этом уверена? — спросил Этан, подходя украдкой ко мне сзади и положив руку мне на талию.

— Абсолютно уверена. Я поняла твои указания по поводу пиццы, и не стала ее брать.

Конечно я была права.

Ужин был восхитительным. Потому что еда, даже из алюминиевых контейнеров, была вкусной. Потому что Этан стонал от наслаждения почти каждый раз, когда откусывал еду. Потому что мы разделили салфетки, смех и хлеб за конференц-столом в его кабинете. Потому что нам не нужны были тысячи долларов на шампанское или икру, чтобы доказать свою любовь или верность отношений.

— Есть что-то, что может описать удовольствие от полного живота, — сказал Этан.

— Не могу не согласиться. Мы будем хорошо спать после этого банкета. Или нам будут сниться странные сны об углеводах. Сложно сказать.

Этан усмехнулся, вытер рот, и бросил в кучу салфетку.

— Итак, ГС, — сказала я, когда сделала последний укус. — Что они хотели?

— Десятину, — ответил Этан. — Дариус, через Лакшми, потребовал, чтобы мы пожертвовали определенную сумму ГС в наказание за наше плохое поведение.

— Много? — Банкротство Дома походило на то, что ГС хотел бы сделать.

— Удивительно мало.

— Мало? — спросила я. — Почему?

— Потому что, судя по всему, это только первая часть их плана относительно нашего раскаяния.

— Какова вторая часть?

— Я не уверен. Но Лакшми едет сюда, чтобы поговорить с нами лично.

Прежде чем я смогла погрузиться в паранойю, в свете предстоящих событий, в дверь постучали, и Марго заглянула внутрь. — Специальная доставка?

— О? — спросил Этан.

Она полностью открыла дверь и закатила тележку.

— Марго, как предусмотрительно. Но тебе не стоило в это ввязываться.

— О, я не ввязывалась, — сказала она, положив руки на бедра. — Мерит испекла торт.

Глаза Этана стали похожи на огромные тарелки. — Мерит его испекла?

— Сэр, ваш тон не лестен, — уведомила я его.

— Она испекла. Для вас, на День Святого Валентина, потому что она к вам неравнодушна, я думаю. — С этими словами она подмигнула, и выкатила тележку.

Этан посмотрел на торт. — Он выглядит удивительно вкусным.

— Я не собиралась поражать тебя, знаешь ли, — сказала я.

Он усмехнулся. — У меня для тебя тоже кое-что есть. Обуйся.

— Обуться? Но как же торт.

Он посмотрел на меня взглядом, который не позволял поспорить. — Просто сделай это.

Я надела свои сапоги, затем молча последовала к двери за Этаном.

Остальная часть Дома была тихой, и когда Этан открыл входную дверь, небо на востоке начинало розоветь с первыми лучами рассвета.

Но сутью едва ли было небо.

По обеим сторонам передней лужайки, в свежем, белом снегу, было огромное сердце, выложенное тысячами розовых лепестков, потрясение темно-красного цвета на заснеженной земле.

— Что это? — спросила я, положив руку на сердце.

— Сердце, — ответил Этан. — Для тебя. Мое сердце, которое полностью принадлежит тебе.

Он взял мою руку и повел по снегу, остановившись у края сердца. Я подняла лепесток и провела рукой по его поверхности, такому мягкому, как бархат, настолько мягкому, что едва возникало чувство, что я чего-либо коснулась.

— Я не понимаю, — сказала я, оглядываясь на него с удивлением в глазах.

— Мы не люди, — сказал он. — И при этом не среднестатистические. Мы принимаем проблемы и обязательства, которые, пожалуй, не относятся к нам. Мы делаем это, потому что это правильно. Потому что это важно, и мы решили — ты решила — поддерживать тех, кто не может постоять за себя. Это, к сожалению, означает, что мы не всегда имеем возможность наслаждаться человеческими ритуалами.

— Днем Святого Валентина?

Этан кивнул. — Днем Святого Валентина. Но даже если ритуалы не могут быть для нас теми же, символизм важен. — Он откашлялся. — Ты спрашивала о татуировке на моей голени.

Я улыбнулась. — Спрашивала, — подтвердила я. — Более чем несколько раз.

— Это, на самом деле, была вина Амита. Мы были в Индии, на ночном поезде в Варанаси [75], и я проспорил. Небольшой спор, но тем не менее спор.

Я была ошеломлена. Это было так непохоже на него. — Ты сделал татуировку, потому что проспорил?

— Да, — ответил он, — И на Санскрите [76], потому что таковы были условия, на которые я согласился. Он любезно позволил мне выбрать фразу.

— Что она означает?

— Вечная жизнь, неугасающая страсть.

— О, это очень мило. — Это была красивая фраза, и особенно подходящая для бессмертного вампира.

Этан кивнул и взял меня за руки. — Я почувствовал твою страсть, когда мы встретились, Мерит. Когда ты впервые ворвалась в мой Дом с огнем в глазах.

— Это был не огонь. Это была настоящая, абсолютная ярость.

Он усмехнулся. — Признаю. Но душа без страсти не чувствует ярости. Или любви. И в твоей душе определенно была страсть. Я выбрал эту фразу, потому что думал, что это прекрасно. Сейчас я чувствую, что мне повезло, что могу счесть это правдой.

Слезы собрались на моих ресницах.

— У меня есть вечная жизнь, — сказал он. — Но ты моя неугасающая страсть. — Он положил руки на мои щеки и глубоко поцеловал. В его поцелуе была страсть, в движениях его языка, но поцелуй был обещанием. Нежности.

Любви.

Он отступил назад и надавил на мои губы самым мягким поцелуем. — Я люблю тебя, Кэролайн Эвелин Мерит. Счастливого Не Дня Святого Валентина.

— Счастливого Не Дня Святого Валентина, Салливан. — Я двинулась в его объятия, сплетая себя с его телом, его теплом, его свежим одеколоном.

Начал подниматься ветер, затем в порыве бросился на нас. Когда я оглянулась, он разнес сердце, поднимая лепестки роз в небо. Я с трепетом наблюдала, как они кружили вокруг нас, любовь, предоставленная воздуху силами вне нашего контроля. Подходящая метафора, подумала я.

— На самом деле есть еще одна маленькая вещь.

— Бриллианты? Я люблю бриллианты.

— Нет, — сказал он. — На самом деле это по поводу Манипенни.

Я сразу оживилась. — О?

— Я поговорил с Габриэлем. Я очень сильно надеялся, что он рассмотрит мое предложение купить ее. К сожалению, он не позволит этого.

Мое сердце немного подскочило. Это не то, чего я ожидала, но было бы, конечно, не плохо поездить на ней подольше.

— Он не позволит мне купить ее, — сказал Этан. — Но он позволит купить ее для тебя.

Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что он сказал. — Для меня? — Мой голос превратился в писк. — Ты серьезно?

— Абсолютно серьезно, — сказал Этан. — Она припаркована в гараже, на ее недавно назначенном месте для парковки. Габриэль ждет твоих указаний по поводу Вольво. Это неубиваемая машина, кажется, он хочет пожертвовать ее благотворительный фонду, который принимает транспортные средства. Если ты не против, конечно.

Немного благотворительности это великолепно, но это был Чикаго. — Ты серьезно по поводу парковки? Типо на самом деле?

Этан усмехнулся, потом бросил взгляд на небо, которое теперь было отмечено полосами индиго, темно-красного и оранжевого. — Солнце скоро встанет. Пойдем внутрь.