Очень приятно, Демон! (СИ)

— Что здесь творится? — снова устремила на него свой взор — Кирихито?

« Черт, а ты то здесь откуда? Дура, нарисовалась именно в такой не подходящий момент! Щеки красные... Идиотка, без шарфа и шапки выперлась в такой мороз...» — Акира закатил глаза к небу, и потер рукой лоб. Никак не мог понять, откуда такие дебильные мысли прорвались в голову. Он что ее мамочка? И все же не мог игнорировать, ее легкую одежду. Ведь учитывая, какая Нанами хрупкая, одна болячка и ее нет.

— Не твое дело богиня. Убирайся! Ты б еще голой заявилась и читала мне нотации. — тут же прикусил себе язык и зажмурил глаза.

« Ты что несешь... дебил?! Поубавь свои пошлые фантазии » — знать бы только как.

Нанами поежилась на месте, после этих слов. И без того, красные от мороза щеки, заалели еще больше от неловкости.

« На что этот извращенец намекает? Всего то один раз видел меня в неглиже, а позволяет себе столько... — но тут же вспомнилось, что он не просто ее такой видел, а брал — Стоп!!! Нет... Нет... Нельзя!... Нельзя думать о том, что мы сделали...» — потому что когда вспоминает его на своих губах, его в своем теле, внутри себя, снаружи, миллионы бабочек начинают разлетаться внизу живота. Желание испытать те ощущения вновь, именно с ним, начинает граничить с безумием. Поэтому нельзя вспоминать эту неправильную близость.

Нанами набирает побольше воздуха в легкие и уверенно поравнявшись с Акирой, поставила руку на голову, сотрясающейся от рыданий, девушки.

— Каяко, отпусти его, — шепнула она присев рядом.

— Не могу, — всхлипывает та.

— Этот мерзавец, тебя не достоин. — твердит Нанами, пытаясь отцепить руки брюнетки от ноги Кирихито.

— Вообще-то я еще здесь, дура! Может, следует укоротить твой язычок?

« А лучше с ним поиграть... Молчи болван! Проклятая богиня! Чтоб ее!!! » — на самого себя злится. Сам не понимает, когда успел стать таким озабоченным. Наверно сказывались эротические, ночные сны. Нанами присутствовала в каждом из них. Не давала покоя даже ночью, при этом занимая все мысли днем.

— Может лучше свой, укоротишь?! — Нанами поднялась и посмотрела ему в глаза.

Вот они. Красивые как чистые рубины, смотрят со свойственной им злостью. Манят как свет далекой, желанной звезды, по которой пол месяца, безумно, до боли в груди, скучала. И сейчас богине очень жаль Каяко, но какая-то часть души рада тому, что демону она безразлична. Тому, что он ее отверг. Не прав только в том, что сделал это слишком грубо, и жестоко. И та Нанами, которая жаждет справедливости не намеренна спокойно наблюдать, как обижают слабых.

— Ты что совсем страх потеряла девчонка?! — зарычал Акира, хватая ее за локоть в порыве злости.

Но тут же отпустил, когда почувствовал в руках ее горячее тело. Хрупкое и такое нежное. Тело, которым он владел. Которое, сделал своим. Опять все чувства обострились, как нюх охотничьей собаки. Кровь побежала по жилам, как ток по оголенным проводам. « Бери ее......» — шепчут внутренние демоны. И уже нет никакого дела, до той несчастной, что ревет раненной белугой в его ногах.

« Каяко, я бы отдал все, чтобы только на твоем месте была она...» — и сам же ужаснулся от собственной мысли. От желания, которое ненавидит, всем свои беспощадным, холодным сердцем.

— А ты Кирихито про...

— Закрой рот!!! — грубо перебил он, решая как быть сейчас. Но тут замечает, как смотрят на него глаза Нанами, обиженно, но и в то же время слишком тепло — Я ухожу... — вот так, просто. Без объяснений.

Сбегает.

Причем от кого? От человеческой девчонки. Но Акира понимал, что сейчас это необходимо сделать, пока не набросился на богиню, в присутствии этой безнадежно влюбленной глупышки.

— Нет уж постой! — кричит Нанами, пусть позволит сердиться на него и любоваться собой. Ведь прошло две недели. Вечных, бесконечных, две недели, с их последней встречи.

Поздно. Демон уже успел раствориться в красном тумане, будто его и не было.

— Каяко, — она помогла брюнетке подняться. — Что он сделал тебе? Что случилось?

— Прошу, оставь меня — вымученно сказала девушка, едва удерживаясь на ослабших ногах — Нанами, он столько наговорил мне. Столько раз ранил… А я, хоть убей, не могу найти в себе силы отказаться от него. Слишком сильно люблю. Так отчаянно что, забыв про гордость и достоинство готова ползти за ним в след, как преданная собака. Но ему это не нужно. Ты же слышала, как Акира твердил, что я ему противна, обзывал ничтожеством, и вообще, как только не называл. Знаешь, когда об тебя так вытирают ноги, ты и сама перестаешь себя уважать.

— Каяко, но что ты нашла в нем? — будто Нанами не знает. У самой все внутри только что переворачивалось от того, как брюнетка говорила о своих чувствах к нему. Ужасное неприятное чувство и название ему – ревность.

— Он удивительный. Самое прекрасное и безупречное существо на этой земле. Да, Акира сделан из жестокости, но в нем много нераскрытого. Он сплошная загадка. Единственный, в своем роде и неповторимый. Поначалу меня привлекала его красота. А затем я полюбила его темную душу. Потому что в ней есть и свет, только Акира его от всех прячет. Особенно от самого себя.

— И этот удивительный, обращается с тобой хуже, чем с животным! — возмутилась богиня. Только бы больше не слушать, как девушка расписывает, какой он весь из себя замечательный.

— Возможно... Я молила его о смерти, без него мое существование не имеет никакого смысла. Но Кирихито сказал, что оставит мне жизнь, потому, что его забавляют мои страдания.

Все.

Терпение Нанами лопнуло. Конечно, проклятый демон умеет с легкостью проникать в женские сердца, и оказалось, что ее не исключение. За эти две недели она даже с Томоэ не продвинулась дальше дружбы. Не хотела. А все потому, что голова занята этим мерзавцев. Но как же он может топтать с такой легкостью чужие чувства. Сколько в нем жестокости, чтоб быть настолько садистом и истязать душу этой бедной влюбленной девочки.

— Ну все! Хватит Каяко. Я лично поговорю с этим мерзавцем! Заставлю его раскаяться, за каждое плохое слово сказанное тебе!

— Нет. Ты что удумала, глупая? — испугалась голубоглазая.

— Не останавливай меня! Этот злодей не знает с кем связался. — машет кулачком в воздухе.

— Постой же — дергая богиню за руку, сказала Каяко — Оставь его Нанами, лучше не зли. Ты не знаешь...

— Чтоб он и дальше глумился над тобой?! Нет уж. Этот извращенец еще пожалеет! Я добьюсь, чтоб он извинился за свое скотское обращение и оставил тебя в покое! — этого Каяко меньше всего хотелось. Ведь это она бегала за ним, а не наоборот. — Просто не лезет ни в какие ворота! Так что прости! Интересно, сколько еще девушек он с землей сравнял? На этот раз, ему это с рук не сойдет.

Справедливость справедливостью, но Нанами просто нашла предлог. Хотела увидеть его, и повод хороший. Ведь сможет заступиться за ту, которую он обидел. И в то же время узнать, как много девушек он заставил страдать. Не считая ее самой. И эта ревность придавала решительности и сил, а еще и злости за то, что сношается с кем попало, как кролик. Сущая несправедливость, ведь Акира, не такой, как Томоэ. Слишком брезглив и высокомерен. Но богиня об этом не знает. А ревность умеет ослеплять людей пугающими картинками, где тот, кто дорог сердцу дарит тепло другой. Поэтому Нанами навсегда отобьет у него желание, так обращаться с женским полом.

— Глупая. Он же убьет тебя... — прошептала Каяко вслед уходящей Нанами.

***

— О, господин Кирихито уже вернулись? И как погодка? — встретил его слуга своей ослепительной улыбкой.

— Пошел нахрен, Ятори! — закипел Акира, грубо его оттолкнув.

Бедняга впечатался в стенку, причем в другой конец просторного зала. Хозяин явно был не в духе, поэтому Кенжи и Кикуити смотрели ему вслед, не проронив ни слова. Лишь поежились на диване, притаившись как тихие мышки. Не хотелось оказаться на месте Ятори, который пытался вырвать свой зад из бетонного плена.

Акира ворвавшись в дом, как шаровая молния, скинул пальто на пол. Даже не стал вешать, учитывая его любовь к порядку. Перед глазами возник бестолковый слуга, который попал под горячу руку. Хорошо, что не было катаны, на спине, иначе порубил бы его на куски. Быстрыми шагами взлетел на второй этаж, и захлопнул седзе. Закрылся в комнате, которая походила на кабинет, дав понять, что не желает никого видеть.