Гнездо там, где ты. Том I (СИ)

Это внушало оптимизм. Несмотря на то, что наша служба окончена, я не являюсь более декурионом турмы, состоящей из тридцати пяти опытных конных, после расформирования и отставок не все решились вернуться на родину. Двенадцать человек, в большинстве своём сарматы, пожелало остаться, присягнув мне на верность, и чувство ненужной ответственности за их судьбы обременяло. Но жизнь идет своим чередом, делая новый штрих на листах пергамента человеческих судеб. И время сейчас такое, что сильные духом вольны сами определять, каким будет этот штрих — уродливый и убогий, вызывающий жалость, либо четкий и яркий, поставленный уверенной рукой.

По крайней мере, с трудом отвоевывая у начальства приказы об отставке каждому из тридцати пяти, и освободив их от командира в собственном лице, я дала солдатам заслуженную возможность выбора. Выбора, которого лишили меня вместе с исчезновением Морнаоса — великолепного города темных эльфов, по словам Дарена погибшего вместе с его жителями в языках огня многовековой войны. Это случилось в ту роковую ночь, когда, как последняя сука, я стонала под врагом, потеряв себя в зелени демонических глаз и мечтая остаться там навечно, не ведая ещё, что лежу под убийцей собственного наставника и друга Охтарона.

Вновь вспышка гнева и презрения дрожью проносится по членам, а разум затмевает жгучая ненависть. Я давно перестала понимать, на кого она направлена — на того, кто остался в прошлом, или на себя саму. Но порой, я ловила себя на том, с какой яростью натираю собственное тело, желая забыть, отречься, вырвать причиняющее боль воспоминание из сознания, обреченно понимая, что это невозможно — живое напоминание укором всегда дышало мне в спину.

Квинт. Непризнанный паршивой матерью сын, так похожий на собственного отца, даже свою сущность перенял у этой твари. Дьявол! Отчего боги так безжалостны? Почему парень унаследовал не ледяное хладнокровие своего деда, а губительное пламя отца, не позволяющее мне принять сына? Моя тайна, моя боль, разъедающая сотню лет все внутренности, моя женская слабость и позор наследницы темного короля Валагунда. Только Иллиам знала правду и частенько с укором взирала на меня, призывая открыть Квинту истину и признать сына.

Из невеселых раздумий вывел громкий хохот солдат и звонкий смех молоденьких девушек. Они явно нашли общий язык. Усмехнувшись, я обвела взглядом зал. Да, это конечно не цитадель отца, и даже не достойный римский домус, но при должном устройстве и хлопотах жить вполне можно, а то, что Иллиам доведет дело до конца, я нисколько не сомневалась.

Между тем, подруга уже успела скинуть накидку и во всю командовала взмыленными бриттами, спешащими заставить снедью столы. Кажется, ребят ожидал настоящий пир: молочные поросята красовались по центру, обилие овощей окружало блюдо с запечённой бараниной, лепешки и сыр, вино и выпечка. Далеко не каждый день можно было так набить брюхо, обходясь в походе куском вяленого мяса, черствой буханкой, и не редко прокисшим вином. Однако, стоит переговорить о странном инциденте в дороге со своим “советником”.

— Иллиам, распорядись, чтобы покормили солдат, а сама покажи, где я могу разместиться. Она хотела было что-то возразить, но я её оборвала на полуслове: — Не сейчас.

Кивнув мне, Иллиам махнула рукой какому-то седовласому человеку, назвав его Тасгайлом и что-то тихо сказала ему, после чего направилась ко мне.

— Видимо, это и есть местный распорядитель? Странное имя. — обратилась я к ней, — Не староват ли? — наблюдая, как к его словам прислушивались остальные слуги.

— Он смышлен и сама расторопность. Его отец был пиктом, а мать с южных территорий. У него пятеро внуков и две внучки. — поднимаясь по лестнице, принялась рассказывать она его биографию.

— О! Нужно будет запомнить его имя, но избавь меня от этих подробностей. — взмолилась я, заходя в открытую дверь небольшого помещения. Хотела что-то ещё добавить, но убранство представших передо мной покоев лишило дара речи.

Поверхность пола устлана шкурами убитых животных, а оконные проемы плотно прикрыты шпалерами, стены увешаны восточными коврами, безумно дорогими по нынешним временам. По центру комнаты неотъемлемый атрибут — на четырех резных стойках, украшенных вычурной вязью, громоздилась огромная кровать, увенчанная балдахином из плотной ткани, по своим размерам больше подходящая под полигон военных действий, нежели скромного ложа для сна. И это далеко не всё — несколько изящных столов, на одном из которых расставлены шахматные фигуры, пять скамей для возлежания, драпированные дорогими тканями, множество изысканных подсвечников с зажженными свечами, в дальнем углу предметы для омовения, включая огромную переносную бадью, и обитые железом сундуки, безусловно наполненные всевозможным барахлом. Большинство предметов обстановки бритты наверняка в глаза раньше не видели. Похоже, хитрая бестия ни одного тяжеловоза отправила на тот свет, желая перетащить в Британию большую часть имперского интерьера. Да здесь ступить было негде, не задев какую-нибудь диковинную вазу, либо не зацепившись за ножку стола.

Прекрасно осведомлённая о моих вкусах подруга, не впервой нарушала мои указания, подобным образом выражая своё недовольство. Знала ведь, чертовка, что многое сходит ей с рук. Кинув на неё взгляд, я тяжело вздохнула — кажется, мне предстоит ещё одна непогода.

Переступая через скамьи и обходя шаткие вазы, я с трудом добралась до кровати, швырнула пропыленную торбу и колчан с луком на безупречно чистые покрывала и, медленно обернувшись, оценивающим взглядом посмотрела на невинно улыбающуюся блондинку.

— По сему убранству вижу, что тебе есть, что сказать. Выкладывай! — я уставилась на неё, скрестив руки на груди.

Недовольно поджав губы, Иллиам плотно закрыла за собой дверь, повернулась ко мне и холодным тоном произнесла:

— Считай этой компенсацией моего здесь нахождения, потому что я не понимаю, дорогая моя, почему, по твоей прихоти, мы должны гнить в этом болоте? Почему здесь, Лайнеф? — с каждым словом её голос набирал силу, накаляя обстановку. — Неужели ты не могла остановить свой выбор на другом месте: — Аквитании, например, или Византии, где люди имеют хоть какое-то представление о цивилизации, а не на этой долине дикарей и варваров?

Подобравшись и гордо приподняв подбородок, она продолжила: — Ты даже представить себе не можешь, что здесь было изначально. Пусть здесь стало приемлемо жить, но болото останется болотом, сколько бы лилий здесь не взросло.

— В Аквитании сейчас неспокойно. В Византии утверждено христианство, и на таких, как мы с тобой, идёт травля. Люди невежественны и беспомощны в своих страхах. Они предпочитают уничтожать то, чего не понимают и боятся, — секундная пауза и, скрепя сердце, я продолжила, — Но, если ты так настаиваешь, я никого не держу подле себя. Даже тебя! Можешь проваливать куда угодно. Я остаюсь здесь.

— Если ты еще помнишь, я присягала твоему отцу. И последним его приказом было позаботиться о наследнице трона. По эльфийским законам, даже если король мертв, приказы его незыблемы. — на взводе, она мастерски могла дать отпор: — Да, и ещё… Боюсь, что мое отсутствие прискорбно скажется на далеко не теплом твоем отношении к Квинту. Бедный парень не виноват, что унаследовал сущность своего отца, а ты порой волком на него смотришь, спуская всех собак только из-за того, что он появился в поле твоего зрения. Даже мне становится не по себе.

— Бьёте, советник, по больному? — ощетинившись прошипела я, но понимая её правоту, устало села на кровать. В воздухе повисла напряженная пауза. Безвольно опустив на колени руки и склонив голову, я задумалась, стоит ли рассказывать Иллиам о собственных, непонятных даже мне, ощущениях, связанных с этими краями. Возможно она права, и стоило вместе с легионом вернуться в империю, но что-то неумолимо притягивало меня к этим местам.

— Я не знаю, как тебе это объяснить, Иллиам, но я предвижу, что должна остаться здесь…

— Предвидишь? — грубо оборвав меня, она вспыхнула, как фитиль, и зашлась смехом. — О чем ты говоришь сейчас, Лайнеф? Предвидеть мог твой отец, который обладал мощными ментальными способностями. Предвидеть могла твоя мать — светлая, обладающая даром предсказания. За все то время, что я тебя знаю, а это, прошу заметить, не одно десятилетие, в тебе и намека не было на подобные способности. Не знаю, что ты там предвидишь, но по мне — это просто очередная блажь взбалмошной, не знающей ни в чем отказа, принцессы.