Волки. Роман мая с декабрем (СИ)

- Это... Джей?.. Олег?.. - вырвалось у меня.

- Да. - Папиного лица я не видела - только пальцы, вцепившиеся в волосы. - После него я сломался. Не мог больше работать. Думал, от меня избавятся. Нет. Не знаю, почему Лёня меня пощадил, почему не выбросил. По старой дружбе, наверно.

Теперь все мысли сосредоточились на одном вопросе. Одном-единственном. Я догадывалась, каким будет ответ - он просто не может быть другим. Я не хотела его знать. Но и промолчать не могла:

- Б-брат Игоря. - Голос дрожал так, что я едва могла говорить. - Т-тоже т-ты?..

Папа вздрогнул, будто от удара. Молчание. Секунда, другая, третья. Ничего.

Это и был ответ.

Я рухнула на папин стул. Мой отец. Михаил Юрьевич Вавилов. Учёный по призванию, от бога. Считающий, что наука должна в первую очередь служить людям. Творил... такое. Калечил. Уродовал. Детей! Это... да это... это... господи... лучше бы я этого не знала! Ничего!

Нет-нет-нет. Стой, не спеши. Вдох-выдох. Во-первых, ты сама надавила, сама требовала правды. Во-вторых, папа делал это вынужденно. Так ведь? Так. Его поставили перед ужаснейшим выбором! Жизнь близких против жизней сотен незнакомцев. Пусть даже детей. А что бы ты сама выбрала, Анечка? Смогла бы потом жить дальше? Или повесилась на собственной косичке? То-то же. Твой отец - не чудовище. Кто угодно, только не он! Его заставили. Он страдает, видишь? Раскаивается. Искренне. Настоящее чудовище здесь - Леонид Одинцов, ясно? Не смей даже думать по-другому!

Послышался сдавленный всхлип.

Подняв голову, я взглянула на папу - сидит в той же позе, закрыв лицо руками. Плечи дрожат.

Папочка!

Вскочив, я тут же села рядом, обняла.

- Не надо. Прошу тебя, пожалуйста...

Он тоже обнял меня, крепко-крепко прижал к себе.

- Родная моя... - Голос дрожал и срывался. - Девочка моя... Прости. Поэтому я и не рассказывал. Прости, прости меня! Я надеялся, что ты никогда не узнаешь. Не испачкаешься. Это ничтожно. Малодушно. Знаю. Но я так хотел, чтобы моя Анечка могла гордиться своим отцом! Чтобы в её глазах я был учёным, а не... не...

- Всё хорошо, - прошептала я, сглатывая слёзы. - Я по-прежнему горжусь. И очень тебя люблю. Ты слишком строг к себе. Ты был вынужден...

- Нет... это не оправдание... Сегодня я снова посмотрел в глаза Олегу. Он знает, кто его создал. - Папа снова вздрогнул. - Ты себе не представляешь...

- Нет, - как можно твёрже оборвала я. - Не надо. Не думай об этом. Ты был вынужден. Если Олег этого не понимает - его проблемы.

- Аня...

- Это правда. Слышишь?

Папа снова замолчал. Мы сидели, обнявшись, я чувствовала, как запах отчаяния медленно слабеет. Но полностью не исчезает. Он как бы затаился до следующего удобного момента. Ну и пусть. Главное, что сейчас всё кончилось.

Через несколько минут папа разомкнул объятья. Отвернувшись, достал из кармана пиджака носовой платок, вытер лицо.

- Ты будешь рассказывать Игорю? - снова взглянув на меня, спросил папа.

Глаза красные, взгляд напряжённый, но голос уже по-обычному ровный и спокойный.

- Да, конечно! - Я не сдержала нервный смешок. - Вот сейчас возьму телефон и всё выложу!

Ни в коем случае! Игорь не должен знать. Девять из десяти - не поймёт. И что тогда будет? Что он сделает? Нет-нет-нет. Эта одна десятая не стоит такого риска. Да и папа вряд ли этого хочет.

- Хорошо. - Он почти улыбнулся, но, вдруг снова помрачнев, положил руки мне на плечи. Сжал. - Тогда никому, слышишь? Никому и ни с кем не говори о том, что я рассказал. Это опасно. Я очень сомневаюсь, что Александру нужно, чтобы о его отце стало известно что-то подобное. Особенно сейчас, когда Игорь развёл такую бурную деятельность.

Я задумалась.

- А он на это и давит, верно? Он пытается сделать так, чтобы все обо всём узнали и ополчились на Одинцова, да?

Папа помрачнел ещё сильнее, голос стал жёстче.

- Игорь хочет ломать, но не желает строить. А это уже чревато хаосом и анархией. Что будет, если ему удастся занять место Александра? У Одинцовых много сторонников - начнётся война. И понимают это все, кроме Игоря. К тому же, он мстит не тому. Виноват не сын, а отец. Но Игорю уже всё равно. Лишь бы Одинцов.

Я кивнула.

Ох, как всё закручено, как сложно! Ради личной мести Игорь готов развязать войну, пожертвовать сотнями жизней... ради чего? Папа жертвовал ради нашей с мамой безопасности. А Игорь? Ну отомстит он - и? Это исцелит его брата? Что-то я дико сомневаюсь. А если ничего не изменится - какой смысл? Неужели, жажда мести настолько сильна, что Игорь не хочет понимать таких элементарных вещей? А тут ещё и Серёжу похитили - ещё один повод. А уж что случилось с Надеждой Дмитриевной...

Стоп. А вот это уже была инициатива Одинцова. Если верить этому "Джею", конечно. Его послали, чтобы, так сказать, щёлкнуть Игоря по носу, показать, что до него могут добраться в любом месте в любое время. Спровоцировать. Зачем? Чего ради? Или Александру тоже нужна эта война?

Н-да, очередной тупик.

Хотя... Ты ведь знаешь из него выход, Анечка. Хороший такой выход. Просто взять и спросить у Александра. Услышать другую сторону. Правда, муж тебя убьёт за такое. И, кстати, вполне может быть, что правильно сделает - ты же не знаешь, что на уме у Одинцова. Может, ему вообще плевать, что ты его двоюродная сестра, вы общались-то всего несколько раз в жизни. Захватит в плен, как Серёжу, и будет шантажировать Игоря. Угу, а чего ж раньше-то не захватил? Ведь мог бы! Но нет. Всё явно сложнее. Насколько? Почему Александр поступает именно так? Он хочет победить в войне и раздавить Игоря? Или ему просто нужно столкновение, чтобы... что? Кто прав в итоге?

Опять море вопросов! И ни одного ответа. Пока что. Хватит с меня неизвестности. Я хочу понимать, что происходит. А учитывая, что одному из лидеров воюющих сторон я прихожусь женой, а другому двоюродной сестрой, то это уже, считай, семейное дело.

Надеюсь, телефон Александра я не удалила...

ГЛАВА 21

Через пару дней Игорь поехал (вернее, полетел - так быстрее) обратно под Сочи, в Лазаревское, в больницу к Надежде Дмитриевне. На этот раз вместе с племянницей. Он звал и меня, но я отказалась - было стойкое ощущение, что я там стану лишней. Расставаться с мужем не хотелось, но он сказал, что это на пару дней. Переживу как-нибудь. Да и Маше будет проще. Меня она по-прежнему старается не замечать, иногда буркнет какую-нибудь банальную колкость. Но я уже не злюсь, даже не обижаюсь. Жалко бедную. Ей уже, вроде, не так плохо, но до сих пор винит себя, страдает. Ходит как в воду опущенная, вялая, бледная. Видно, что все глаза выплакала. Ну как тут помнить прошлые обиды? Нет-нет, пускай они с Игорем едут без меня. Заодно Маша сменит обстановку, может перестанет так убиваться.

К тому же, если я по-прежнему хочу говорить с Одинцовым, лучше, если Игоря в городе не будет...

Ай-яй-яй, Анечка. Что ж ты творишь-то, а? Лезешь не в своё дело, да ещё за спиной у мужа. Обманываешь его. Узнает - прощения не допросишься. А то и вообще подумает, что женился на предательнице. Хочешь этого? Не стыдно тебе? Не хочу. Стыдно. Но как иначе? Закрыть глаза? Просто взять и выкинуть из головы всё то, что произошло в Волконке, Джея? Всё, о чём говорил папа? Наверно, это было бы идеальным вариантом. Но я не могу. Даже если бы захотела. Слишком серьёзно. Слишком важно.

А что ты, собственно, можешь сделать-то? Ну поговоришь с Одинцовым. И что? Думаешь, он вдруг изменит свою позицию и побежит к Игорю с криком: "Мир, дружба, жвачка"? Может, ты и стала женой главного бунтаря, но всю кашу заваривает он. Не ты.

Ой, всё, всё! Хватит! Решила - сделаю. А то потом себе все локти обгрызу, что не воспользовалась такой возможностью.