Вечная жизнь

Глаза Анны сверкали в темноте, а я затаила дыхание в ожидании мучительной процедуры дальнейшей очистки луковицы, с целью добраться до еще более мучительной сердцевины.

Я была не готова. Пока не готова.

Анна потерла заставшие руки и подула на пальцы.

— Ты ведь понимаешь, что Рейн никакой не дьявол, правда? — с еле заметной улыбкой спросила она.

— Нет, не понимаю, и понимать не желаю, — отрезала я.

Анна рассмеялась.

— Но мы не верим в существование дьявола, Настасья. Мы верим в существование зла, с которым вынуждены сражаться каждый день. Но дьявол? Нет, это уже слишком.

— Ладно, — легко согласилась я. — Пусть не дьявол, пусть агент мирового зла.

Анна взяла мои руки в свои.

— Я понимаю твои чувства, дорогая, — она больше не улыбалась, голос ее звучал очень серьезно. Искренне понимаю. Но ты тоже должна понять, что Рейн всего лишь мужчина, пусть и бессмертный. То, кем он был и каким он был, во многом определялось культурой, его воспитавшей. Скажи честно, разве он был единственным захватчиком, когда-либо нападавшим на замок твоего отца?

— Он был единственным, кому это удалось, — резко ответила я. Мое сердце обливалось кровью. Я не хотела об этом говорить.

— Разве его дружина была единственным войском, предававшем огню и мечу мирные деревни? — все так же тихо продолжала Анна. — Люди воевали, убивали и порабощали друг друга на протяжении всей истории человечества. В наши дни люди понимают, осознают и осуждают это. Но в те времена война была частью жизни, такой же, как пахота на лошадях или смерть семи из десяти детей.

Я посмотрела на нее.

— Вы его оправдываете? — холодно спросила я.

— Нисколько, — твердо ответила Анна. — Далеко не каждый мужчина, родившийся в то время, избирал такой путь и творил то, что творил Рейн. Очень многие мужчины мечтали о мире, хотели жить своей жизнью, иметь семью, детей. Да, Рейн был жестоким, властолюбивым воином, рожденным и воспитанным в культуре, для которой подавление и истребление всех других народов считалось нормой. Он не восстал против этой жестокости и не бежал от нее. Напротив, он с радостью ступил на путь крови, смерти и тьмы. Но почти триста лет тому назад он отказался от оружия и доспехов, избрав другую дорогу. Он покинул дом своего отца и отрекся от наследственной власти. Его собственный народ изгнал его за отказ от тьмы и смерти. С тех пор он ведет бесконечную войну совсем другого рода — войну с самим собой, со своей природой. Он неустанно пытается выбирать добро, а не зло, мир, а не жестокость, жизнь, а не смерть.

Я вспомнила, как Рейн однажды сказал, что на пути тьмы можно найти лишь безумие и бесконечную боль.

— С тех пор он каждый день ведет эту тяжелую битву, — продолжала Анна. Мы уже подошли к дому, но стояли снаружи, в холодной темноте. — За это время он часто оступался. Достигал успеха и снова терял все, чего достиг. Срывался в пропасть и выбирался на свет. Но я знаю, и Ривер тоже знает — несмотря ни на что, он хороший человек.

Анна задумчиво посмотрела на меня и тихо добавила:

— И мне кажется, что ты тоже это знаешь.

Я только рот разинула — как она могла сказать мне такое?

Анна похлопала окоченевшими ладонями и подула на них.

— Слышишь, дымком потянуло? Не знаю ничего более уютного, чем запах древесного дымка в холодную ночь. Согласна?

Я промолчала.

Глава 28

На следующее утро я дежурила на приготовлении завтрака. И сожгла два фунта бекона. Хотите знать, как это случилось?

Секунду назад я демонстрировала вершины кулинарного искусства, одним движением мастерски переворачивая все ломтики, потом отвернулась, чтобы вытащить из духовки поднос с маффинами, а когда снова вернулась к сковородке, то увидела на ней обугленные полоски свинины. Несколько мгновений я в недоумении смотрела на них, а потом краем глаза заметила каштановую макушку, мелькнувшую за кухонным окном. Клокоча от ярости, я бросилась к двери, рывком распахнула ее и слетела по ступенькам.

Снаружи никого не было. Но я была уверена, что видела Нелл, и что это она испортила мне бекон. Честное слово, эта красотка всерьез меня достала. Мне хотелось схватить ее за шкирку и доступно объяснить, что она может забирать себе своего вонючего берсеркера, который мне задаром не нужен — но я ничего этого не сделала.

Строго говоря, Ривер никогда не просила нас держать свои истории при себе, но поскольку у меня не было никакого желания открыто объявлять себя наследницей дома Ульфура, то я не могла никому рассказать правду о Рейне.

Но на этом мои неприятности не закончились. Впервые за всю свою карьеру я пришла в аптеку Макинтера на пять минут позже. В то утро меня подвозила Рейчел, ехавшая дальше, в Бостон. Дороги были завалены выпавшим за ночь снегом, и редкие машины тащились медленнее обычного.

— Смотрите-ка, явилась, не запылилась! — рявкнул старый Мак, когда дверной колокольчик сообщил о моем прибытии. — Какое счастье, что вы удостоили нас своим визитом!

Послушайте, я опоздала всего на пять минут! Поскольку, как известно, лучший способ защиты — это нападение, пришлось с порога перейти в атаку.

— Вы заказали гомеопатические средства? — бодро спросила я, прошествовав в заднюю комнату, чтобы повесить куртку.

— Иди работать! — огрызнулся старик.

В тот день старина Макявно встал не с той ноги. По случаю зимних каникул Мериуизер была не в школе, но наш работодатель все утро гонял нас туда-сюда, так что мы и словечком перемолвиться не успели.

Стеллажи с подарками и украшениями к Новому году и Хануке радовали глаз — я лично целое утро занималась ими, наполняя всем, чем только можно. Кстати, до Рождества оставалось всего два дня, но я до сих пор понятия не имела о том, что планирует Ривер.

— Ты что, совсем дура, да? — оглушительный рев старого Мака заставил меня поднять голову. Он стоял через два прохода от меня, но тихий, жалобный голосок Мериуизер не оставлял никаких сомнений по поводу того, кому адресован этот учтивый. — Сколько раз тебе говорить? Клади рецепты отдельно! Ты что, нарочно пытаешься загубить все, что осталось от нашего бизнеса?

Две местные дамы, зависшие в недавно расширенной косметической секции, недовольно подняли головы.

Мериуизер пролепетала что-то неразборчивое.

—Да мне плевать, что ты там себе думаешь! — надрывался старый Мак. — Я тебе плачу не за то, чтобы ты думала! Тут я думаю, понятно тебе? А ты делай то, что тебе говорят, большего от тебя не требуется.

Женщины, поджав губы, отложили покупки и, расправив плечи, с недовольными минами покинули магазин. Я была уверена, что Мериуизер это видела, и теперь умирает от стыда.

— То, что я позволил тебе сделать кое-какую перестановку, еще не дает тебе права лезть ко мне со своими сумасбродными идеями! — гремел ее отец.

Я встала, сжав кулаки. Старый Мак всегда был скотиной, но до сих пор он никогда не нападал на бедную девочку с такой жестокостью.

— Папа... — донесся до меня тихий голосок Мериуизер, и я поняла, что она вот-вот расплачется. Боже мой, если он так орет на нее здесь, то на что похожа ее жизнь дома?

Мои руки сами собой задвигались в воздухе, и не успела я опомниться, как слова сорвались с моих губ. Я не задумывалась над тем, что делаю, я просто хотела, чтобы старый Мак больше никогда не обижал Мериуизер.

«Гиб нат хатхор, — прошептала я. — Минн ерлах натхабен...»

В висевшем над проходом зеркале отражался пустой магазин, и старый Мак, угрожающе махавший руками перед носом Мериуизер. Внезапно я увидела в зеркале саму себя — беловолосую, темноглазую, с алыми пятнами гнева на щеках, рисующую магические пасы в воздухе.

Боже мой, я создавала заклинание, я творила магию. Но как? Откуда я узнала, что нужно делать? Внезапно я вспомнила Инки и таксиста, и свое изумление невесть откуда взявшейся магией своего друга. Но теперь со мной происходило то же самое — незнакомая магия сама вскипала внутри меня, мне не нужно было ни о чем задумываться. Даже наоборот, если начать думать о магии, то она просочится между пальцев и растает, как дым. Но я была сильна, и мое древнее наследство, наконец, готово было выйти на свободу...