Спецкор. Любовь и тигры (СИ)

Ну а кого стесняться-то?

Всплеск внизу привел в чувство, и я опять бросилась к перильцам. На причале отряхивался по-собачьи Кроха, как ни в чем не бывало. Даже не знаю, чего было больше — злости, что заставил так волноваться, или радости, что все-таки вернулся. Только хотела бросится к лифту, чтобы спуститься за ним вниз, как маленькая фигурка вспрыгнула на опорную балку, заставив сердце биться от плохих предчувствий. Но негодяй не сорвался, а с обезьяньей ловкостью добрался до верха и с видом победителя спрыгнул ко мне.

Целый и невредимый, глаза сияют, да еще к ногам рыбу положил, здоровую, и, судя по раздувающимся жабрам, еще живую. Я растерялась. Не знала, как расценить этот жест. Может, хочет сказать, что есть меня не будет, наоборот — кормить? А он явно чего-то ждал. Ну и что мне с добычей теперь делать?

Опасливо наклонилась посмотреть на рыбину, которая уже не билась, но еще разевала зубастый рот. Взять ее?

И тут добытчик, видимо, устав ждать, вдруг шагнул ко мне, подхватил на руки, и понес обратно в дом, словно ребенка. Намерения его стали понятны только когда он безошибочно отыскал спальню, перенес через порог, да и бросил с размаху на кровать. Так грубо со мной еще никто не обращался, но обидно не было, только любопытно до ужаса — неужели все повторится? Ну, в самом деле, это же безумие! Нельзя мне…

Только Кроха спрашивать меня на этот раз не стал — ни взглядов долгих и непонятных, ни предварительных ласк. Просто и недвусмысленно размазал по кровати, как масло по хлебу. И, словно наказывая за жестокие слова о львах, вытворял со мной все это в течение целой вечности, по внутренним ощущениям, а если верить лишенным всякой романтики настенным часам, не меньше сорока минут.

Я-то думала, что лучше уже быть не может! Оказалось, ошибаюсь и очень сильно. Я извивалась под моим монстром, как червяк, насаженный на крючок, забыв всякий стыд, принципы и убеждения. Какое там — закрывать глаза, представляя на себе и в себе Принца, когда с дыханием справляться не удается, и стоны вырываются помимо воли, когда каждый клочок кожи горит огнем. И как он так быстро нашел все эрогенные зоны? Ведь даже не подозревала о существовании большего числа из них.

А потом этот меховой коврик просто взял и стал елозить и прижиматься ко мне вздыбившимися волосками шерсти, раздражая — как тысячей иголочек — везде. Какие там “эрогенные зоны”?! Оголенные нервы, казалось, проросли наружу из каждой поры. Такого потрясающего эффекта не могла себе представить ни во сне, ни в мечтах, ни даже в бурных и необузданных фантазиях, которые бывали не так уж и редко в моем прошлом.

Успела и накричаться до хрипоты, хотя никогда не думала, что я из тех, кто будет кричать в постели. А что оставалось, если терпеть сладостную пытку становилось просто невыносимо. Такого форменного издевательства, вместе с невероятным наслаждением вообразить невозможно, я и «волны» считать бросила. Просто в каком-то забытьи понимала, что каждая следующая была выше предыдущей, а этот… все двигался и двигался в безжалостном ритме, как автомат, не обращая внимания ни на просьбы, под конец перешедшие в мольбы, ни на мои попытки самой ускорить события. Мерзавец! Обаятельный и милый негодяй!

И когда внутри меня взорвалась тысячью искр последняя волна, я на долю секунды потеряла сознание. Впрочем, тут же пришла в себя, все еще испытывая счастье соития, и приятную усталость в опустившихся, наконец, ногах и во всем теле — от макушки до пяток.

Мы еще долго просто лежали, наслаждаясь друг другом, и я, ощущая, как кое-что становится меньше прямо внутри меня, думала о всякой приятной ерунде. Например, о том, как славно, когда парень «после этого» не спешит бросить тебя и бежать в душ, будто в чем-то испачкался, а продолжает приятные минуты. Только душ, к слову, не помешал бы уже мне самой, а то лежу вся мокрая, наблюдая, как это чудо опять с грудью играет, точно первый раз в жизни видит, а ведь приятно. А еще думала, какая мягкая и шелковистая шерстка, и есть, за что ухватится, когда к себе прижимаешь. Или ведь, что удивительно, шерсть совсем не пахнет псиной и сухая, как будто он совсем не трудился, а так запахов хватает, и сильных, только неприятными их не назовешь. Или это от того, что мне так хорошо?

А Кроха вдруг поднялся одним гибким движением, подхватил на руки и понес из спальни. На миг захватило дух — куда он? А потом поняла, что сопротивляться нет ни сил, ни желания. Обняла за шею, тихонько вздохнув, уткнулась в широкую мохнатую грудь. Как приятно, когда тебя на руках таскают, я и забыла это ощущение из детства. Только оказавшись в туннеле, сообразила, что идем к бассейну. Надо же, он и мысли мои читает?

На миг напряглась, ожидая полета в холодную воду, но Кроха аккуратно поставил меня на краешек бассейна, замер на несколько секунд, прижимая к себе, а потом раз — и нет его рядом, крутится уже в воде, словно это его родная стихия. Поколебавшись, скинула с себя халатик, который так и болтался на плечах. Надо же, столько приключений пережила, а он до сих пор был на мне, и прозрачный шелк не превратился в лохмотья. Вот тебе и «звериная страсть».

Осторожно попробовала ножкой температуру воды, всё-таки — только начало июня. И правда, прохладная. Попробовала отступить, лучше уж в душ, да только терпение моего друга закончилось, он незаметно подплыл к краю и сдернул в воду. Ох, как захотелось его убить за это, от холода дыхание перехватило, да легче рыбу в воде поймать, чем этого красавца. Досадно стало, что даже не отомстить, плюнула на это дело, и стала просто наслаждаться. Хоть и небольшой бассейн, а поплавать можно. Вот и обновила. Пусть и не так, как ожидалось.

Но Крохе всё мало было, не наигрался? Подкрался незаметно, выхватил сильными руками из воды и сунул прямо под струи водопада. Как током ударило, куда вся усталость делась, и не вырваться — держит крепко, негодяй, словно терпение испытывает. Задышала часто, чувствуя, что неспроста все, и права оказалась.

Подтолкнул вперед, пришлось упереть ладони о гладкую поверхность скалы, чтобы не потерять равновесие. Звереныш провел двумя коготками вдоль позвоночника, останавливая сердце, и нежно, но настойчиво нажал на поясницу, заставляя выгнуть спину по-кошачьи… Опять что-то новое для меня, зажмурилась, страшась и желая испытать еще и так. И когда не видишь, ощущения острее, а ему, вероятно, так и привычнее, а может, и интереснее — очень уж заполнилось все внутри… И капель по плечам и лицу барабанит. Пальцы сами в кулаки сжимаются, вздохнуть удавалось через раз, в такт движениям, дрожь сотрясает, как от сильнейшего озноба… Наслаждение накрыло сразу всю, лишая воли и разума. Мужские руки, не дававшие шевельнуться все это время, куда-то исчезли, и я просто ушла под воду, только с одной мыслью в голове: «А говорили, что от счастья не умирают…». И темнота.

Проснулась я в собственной постели в состоянии незамутненного счастья. Приоткрыла глаза и убедилась, что это был не сон, а Кроха по-прежнему здесь. Потянулась с наслаждением, радуясь, что все еще жива, все тело отозвалось натруженными мышцами, заставив пожалеть о своем оптимизме, но не снизило настроения. И даже куда-то пропало привычное чувство одиночества. В голове было странно пусто, и куда-то исчезла способность чему-либо удивляться. Хотя мохнатый друг всё же поразил. Сидел на краешке кровати в пол-оборота ко мне и смотрел на ‘простом’ экране телевизора какую-то порнушку. Вот чего не подозревала, так это его способности разбираться с техникой. А что выбор пал на подобный видеоматериал, та это, видимо, в порядке общего развития. Вот только выглядел он при этом не удивленным, или возбужденным, а скорее грустным и расстроенным. Очень уж тяжело вздыхал и двигал усами.

Кажется, я даже догадывалась, отчего такое недовольство — Кроха явно пытался уловить запах, а телевизор, даром, что на полстены и с отличным изображением, ничего такого не умел. Вик где-то достал эту панель, так в ней даже голо-функции не имелось, не то, что чего-то сверх. И где такие раритеты на Прерии берут?