Любовь сильнее Тьмы (СИ)

Моргомир мрачно посмотрел на эльфийку, еле слышно вздохнул. Говорить ей или нет?

— Был бы у меня выбор, то я бы выбрал судьбу человека. Но теперь уже ничего не изменить, прошлое не вернуть, а жить надо настоящим.

Арименэль с таким удивлением и любопытством взглянула на назгула, что тот даже чуть улыбнулся. (Оказывается, назгулы умеют улыбаться… Арименэль никогда бы не подумала)

— Человека?.. Но как же это?! Какой выбор? — она буквально засыпала Девятого вопросами.

Он придирчиво вгляделся в её лицо, напряжённо раздумывая. Не нужно рассказывать о себе первому встречному, тем более светлой эльфийке. Но… слишком много столетий прошло, и эта боль, поселившаяся в душе с самой смерти отца и встречи с Сауроном, теперь вырывалась наружу, отравляя всё существование Моргомира, которое и так жизнью нельзя было назвать. И да и к тому же его чем-то привлекла эта девушка, с добрым и живым выражением лица.

— Ладно, — Кольценосец опять вздохнул. А затем начал, немного нехотя и осторожно, будто опасаясь чего-то, — расскажу…

***

— Начну я, пожалуй, с того, что мой отец был правителем одного небольшого королевства, которого уже нет на свете, но раньше оно располагалось на северо-западе Средиземья. Когда-то оно пользовалось большой славой, но постепенно память о нём исчезла среди людей. Так вот, мой отец, Инхольт, был королём, а мать, её звали Эсилиэль, самой обычной эльфийкой…

— Постой! — вдруг прервала его Арименэль, с недоумением и недоверием смотря на Моргомира.- Но ведь было заключено всего два союза между эльфом и человеком! Ну, возможно, — на её губах появилась хитрая улыбка, девушка вспомнила о Арагорне и Арвен, — скоро будет третий, но как…

— Об этом почти никто и не знает, — тут же перебил эльфийку Кольценосец, печально улыбаясь, — моему отцу было всего девятнадцать, когда он повстречал мою мать. Они почти сразу же полюбили друг друга. Дело в том, что отец некоторое время жил у эльфов, а когда вернулся обратно в своё королевство, привёз Эсилиэль туда. Они никогда никому не рассказывали, что моя мама-эльф, так как это наделало бы много шума, да и союзы между эльфом и человеком не одобрялись. Берен с Лютиэнь и Туор с Идриль-это совсем другое дело, они великие герои Первой Эпохи. А так… Моя мать и мой отец не совершали никаких подвигов, никому до них не было дело. Так или иначе, почти никто среди эдайн и эльдар ничего не узнал. Правда, порой и ходили разные слухи, но отец всё отрицал. Так и осталось неизвестным среди наших народов то, что был заключён тайный союз эльфийки и человека. А потом всё позабылось и никому это стало не нужно, поэтому разбираться никто не стал. После смерти моей матери много слухов ходило, но отца моего немного опасались, и открыто никто никогда не посмел бы заявить о своих догадках.

Арименэль, широко раскрыв глаза, внимательно слушала Моргомира. Подумать только, а ведь никто и не знал про этих Инхольта и Эсилиэль! Сколько же всего нового. И очень печального. И, самое главное, она сейчас сидит и преспокойно слушает одного из самых главных врагов Средиземья! От этого внезапно стало очень смешно. Страха почему-то не было.

— А что было потом? — смущённо спросила эльфийка, после того как молчание затянулось.

Моргомир словно бы очнулся от долгого раздумья.

— А вот потом началась война. Она длилась где-то лет восемь. Мой отец воевал, но, к счастью, вернулся живым и невредимым, — назгул снова замолчал, а потом продолжил. — Свою мать я почти не помню. Она умерла почти сразу после моего рождения. Может, кто-нибудь и скажет, что это обычная история, уже почти всем наскучившая. Но это не так, — уголок губ дёрнулся в горькой усмешке, — отец нежно любил мать и очень горевал, но в её смерти меня не винил. Он очень любил и меня, но вот то, что мама была эльфом, так и не открыл. Я до поры до времени думал, что человеком. А затем…- тут уж лицо назгула погрустнело. — Когда мне только-только исполнилось двадцать, отец неожиданно скончался от тяжёлой болезни. Меня тогда не было во дворце, я приехал слишком поздно… Я стал королём, но это меня совершенно не радовало. У меня ведь совершенно не осталось родных, а друзья… многие погибли на войне, некоторое умерли от той же болезни, что и отец, а другие либо отвернулись, либо оказались предателями. И тогда появился Саурон в образе Аннатара. Вместе с Кольцами. Это была ловушка. Сперва мы прекрасно поладили с тёмным майа. Он начал хитро и незаметно рассказывать о Тьме, о Кольцах Власти. Я сам виноват во всем. Согласился и взял Девятое. Саурон был доволен. Я, сам того не замечая, постепенно начал исполнять его волю. Но в один миг ко мне всё же пришло осознание того, что я творю. Это открытие привело меня в ужас. Я направился к Аннатару, высказал всё ему в лицо и попытался отказаться от Кольца. Саурон пришёл в ярость и… случайно рассказал о моей матери. Знаешь, эллет, всегда нужно прислушиваться к тому, что говорят в гневе, зачастую это правда. А майар, люди и эльфы во многом всё же похожи. Я, естественно, тогда впал в ступор. Но потом ответил, что «Раз во мне течёт кровь эльдар, то я тем более не буду подчиняться павшему майа». Лишь тогда Тёмный Властелин показал свой истинный облик, и я уже не смог ему воспротивиться. Со временем моё королевство было уничтожено, а я постепенно начал переходить на сторону Саурона. И знаешь, — Моргомир чуть заметно усмехнулся, — я уже настолько привык к Тьме, что не стал бы от неё отказываться.

— Ты винишь во всём Саурона? — спросила Арименэль. Вся история назгула привела её в ужас, если не сказать в шок. Он был полуэльфом, что очень редко случалось. В Средиземье считали, что было всего два союза эльдар и эдайн, но это оказалось ошибкой. И вот эта самая ошибка и вызвала такие смешанные эмоции у девушки.— Если бы не он, то и твоё государство было бы в порядке и ты.

Моргомир задумался, опустив взгляд, а потом резко покачал головой.

— Нет. По большей степени виноват я сам. Да, Саурон очень поздно показал свои намерения, но я не смог сам их распознать. Сам взял кольцо, хотя не ощутить ту тёмную ауру, исходящую от него, было невозможно.

Арименэль отвела глаза в сторону. Такие слова было очень непривычно слышать от Кольценосца, одного из Девяти.

— Вообще-то часто говорят, что нельзя всё валить на Тёмного Властелина. Зачастую всё зло таится не в нём, а в нас самих, а мы уже и становимся похожими на него.

— Ты права. Иногда страшнее Повелителя Тьмы бывают даже… простые предатели… как я, — лицо Моргомира перекосилось от боли, и Арименэль явно увидела в нём сожаление.— Тёмный Властелин вызывает страх, но истинное отвращение и ужас исходят даже не от него. Нож в спину гораздо хуже и страшнее в тысячи раз.

Эльфийка сжала губы и отвернусь, стараясь, чтобы слёзы всё-таки не покатились по щекам. Казалось бы, простые фразы, чего тут плакать? Нужно быть сильной. Но смотря как говорить. Эти слова прозвучали с такой интонацией, что они были словно удар в сердце.

Моргомир точно сейчас опомнился. Его взгляд снова резко стал твёрдым и решительным, а лицо словно бы окаменело.

— Впрочем, зачем я это тебе рассказываю? Не думаю, что светлой эльфийке есть дело до какого-то тёмного, — назгул внимательно посмотрел девушке в глаза, пытаясь отыскать… А что отыскать? Страх, ужас, изумление или… ненависть?.. Изумление, однозначно, было. А вот остальное… Страх? Возможно. Ужас? Вряд ли. Ненависть? А была ли она вообще? Нет. Раньше — возможно, но сейчас её не было.

Моргомир ещё на секунду задержал на ней взгляд, но потом поспешно отвёл глаза в сторону, увидев невольное сочувствие.

— Зачем ты пришла? — глухо спросил он, не смотря на девушку.— Я ведь всё тебе рассказал… Сейчас, наверное, побежишь к Элронду и всё ему передашь? А зря.

— Нет! — быстро воскликнула Арименэль, удивившись, как назгул мог такое предположить.- Я не собираюсь ничего говорить Владыке Элронду. Ты…- тут она замялась.— Ты прости, я тогда не должна была с тобой ругаться.

— Ты всего лишь защищала своих близких. Свой народ в конце-концов…- неожиданно серьёзно возразил Моргомир. Потом он на мгновение задумался, а затем почти спросил.— А твои друзья волноваться не будут? А то ушла к назгулу и не вернулась.