Веретено Миров. Земная Любовь (СИ)

Жалость просочилась в окаменевшее сердце. Ее судорожные всхлипы заставили его закрыть глаза. А когда он открыл их, губы сами собой зашевелились, нашептывая слова древнего заклятья забвения.

Он увидел, как опали ее руки, как расслабилось тело.

Мор недовольно дернул головой, видимо решив, что она потеряла сознание, и ослабил хватку на шее, продолжая вбиваться в ее тело. Но уже через несколько секунд он замер, напрягся и скатился с нее.

Спокойно поправил одежду. Взял недопитый кубок и вышел из павильона.

Приближающемуся Терею сделал расслабленный знак забрать наложницу. Его лицо не выражало недовольства, он не попросил еще одну женщину, значит скоро пойдет в свою спальню. Дело сделано.

Терей проводил Мора до его покоев и возвратился к бессознательной девушке.

Ее серое платье и бедра были испачканы кровью. Следы остались и на белоснежном покрывале тахты.

Тонкое горло покраснело, уже проступали синяки и кровоподтеки. Бледная кожа стала почти белой.

Он наклонился и прикрыл ее стройное худощавое тело платьем. К удивлению охранников, сам поднял и понес на руках в ту комнату, где содержали невольниц.

Она была легкой и теплой. Ее голова прислонилась к его груди, руки и ноги безвольно раскачивались в такт его шагам.

Он заметил, что нижнюю губу она искусала в кровь. Не хотела кричать, значит, сдерживалась.

Терей оставил ее на пустующей циновке у стены, а когда вышел, велел слугам утром обработать раны и ссадины тех девушек, которые были в покоях повелителя.

Кира стояла, широко расставив ноги.

— Нападай на меня, — кротко скомандовал Аргус.

Она хмыкнула. Он, наверное, забыл, где она жила. Сделала резкую подсечку, ударила рукой и высокий мужчина оказался на земле. Удивленно посмотрел на нее и неожиданно ухмыльнулся.

— А ты не промах.

— Жизнь заставила. Брала уроки самообороны.

— Ладно, давай еще раз. Теперь я учту это.

Кира собралась, наметила точку у него на груди и место у коленной чашечки. Только подняла ногу, как ее тут же перехватили. Она пошатнулась, потеряв равновесия, и тут же шлепнулась на задницу.

— Ты быстрее меня. Это нечестно!

— Я не пользовался своим превосходством.

— Тогда давай попробуем еще раз.

Кира поднялась, отряхнула одежду и сделала новый выпад, как ей казалось, абсолютно непредсказуемый. Но и тут ее ждало разочарование.

— Не пытайся сбить меня с ног или ударить со всей силы. Когда речь идет о волшебниках, ты в первую очередь должна вывести из строя их рот. Бей в лицо, по челюсти, чтобы они не смогли произнести слова заклинания. И руки выворачивай, вот так.

Он схватил ее за кисть и заломил пальцы. Девушка взвизгнула от боли, но он тотчас отпустил.

— А руки-то зачем?

— Иногда они могут сделать движение, эквивалентное речевому заклинанию. Или воспользоваться магическим порошком. Тебе будет сложно сделать удар такой силы, чтобы лишить сознания.

— Но я постараюсь это сделать.

— Только если будет эффект неожиданности.

Ближе к вечеру Кира валилась с ног от усталости.

Они вернулись в дом. Она постаралась отогнать воспоминания о том, что случилось здесь этой ночью. Слишком болезненными они были. Сегодня Аргус учил ее противостоять врагу, когда она останется без его защиты. Холоднокровно, методично, бесстрастно. Он не собирался бороться за нее сам. Он предоставлял это ей.

В кухне потеплело через 15 минут после того, как Аргус зажег печь. Сам он пошел за мясом, она поставила овощи в котелке на огонь, притрусила их травами и села рядом на низкую табуретку.

На душе было горько. Вспомнилось ее одинокое детство, когда мать уходила из комнаты, оставляя ее саму после очередного странного сновидения. Женщина боялась того, что не могла объяснить происходившее с ее дочерью. И она сама разбиралась со своими страхами. Тяжелее всего было после смерти бабушки. Кира помнила свои холодные липкие ладошки, когда мама, белая от ужаса, сообщила о скорбном событии… Спустя три дня после очередного ночного кошмара, воплотившегося в жизнь. Кира чувствовала себя изгоем, уродцем, которого не способны ни полюбить, ни принять.

Она машинально помешала рагу и снова села, обхватив голову руками. Хотя бы кто-нибудь когда-нибудь сказал ей, что она небезразлична. Оберегал ее, отгоняя хулиганов или … сумасшедших преследователей из других миров.

Кира выросла и стала сильной, независимой. Она успешно могла постоять за себя. Но это касалось навязчивых ухажеров. Сейчас ее противники были куда могущественнее несчастных выпивох или озабоченной шпаны.

И опять одна.

Послышался скрип входной двери. Мужские голоса вывели ее из задумчивого уныния.

Дарий, как и обещал, зашел поговорить со старым другом, исчезнувшим на несколько лет. Аргус появился на кухне в его сопровождении.

— Я принес птицу.

Тушка упала на стол с глухим шлепком. Уже распотрошенная и общипанная. Кира взглянула на него со злостью. Она не кухарка, чтобы обслуживать их. У нее и самой было ощущение, словно она дичь, на которую ведется охота. И теперь добровольно идет в ловушку.

Но спорить не хотелось. Кира не знала, что ей еще можно сделать. Убежать? Уже пробовала. Рано или поздно он найдет ее. Иначе умрет сам.

Молча взяла птицу и разрезала на куски. Разложила на толстом поддоне и поставила в печь.

Аргус достал три кружки, взял настойку, кусок хлеба и сыра и вместе с молчаливым Дарием вышел.

Она осталась, стоя посреди кухни с опущенными руками. Злость и отчаяние переполняли сердце. И тоска, невыносимая тоска…

Внутри нее разразилась настоящая эмоциональная буря. Самые противоречивые чувства раздирали грудь.

Хотелось домой, к Мерлину. В свою обычную жизнь. Там она была ненужной, но зато жилось ей спокойно, словно улитке в раковине. Кто знает, возможно она встретила бы однажды приятного парня, он бы провожал ее домой и дарил цветы. Ему бы не пришлось убивать ради нее чудовищ, но ей этого и не нужно.

Аргус вошел неслышно. Коснулся ее пальцев. Она вздрогнула и повернулась к нему.

— Пойдем, посидишь с нами.

Он смотрел напряженно, словно понимал ее настроение, угадывал чувства, завладевшие ею. Как близкий человек, хорошо знающий свою подругу, читающий по ее лицу, по выражению глаз.

Кире вдруг невыносимо захотелось, чтобы он обнял ее и сказал, что все будет хорошо. Припасть бы к его груди, как ночью, слышать сильное, уверенное биение его сердца и ничего не бояться, ни о чем не переживать.