Колдоискатели (СИ)

— Благодарности от студентов. Что делать, не запретишь же им… Настя, Демжис, знакомьтесь: профессор физики Драган…

Низенький, осанистый мужчина с седыми остатками волос вокруг лысины степенно кивнул и сел за стол.

— Профессор химии Томаш…

Худощавый, морщинистый мужчина с острым взглядом без церемоний протянул к коньяку руку с длинными тонкими пальцами.

— И профессор биологии Клемен.

Кареглазый живчик улыбнулся и отсалютовал нам чашкой.

Пока Матьяж переводил коллегам цель нашего с Демжисом визита, чашки наполнились чаем и кофе, в который преподаватели по вкусу добавляли коньяк. Видно, тяжёлая у них работа, если после лекций приходится так расслабляться.

Выслушав, физик наклонил голову и заговорил, звучно, но неспешно, так что Матьяж успевал переводить его речь почти синхронно:

— Разумеется, мы изучаем законы материи, её происхождение и свойства. Но я вас разочарую — никаких подтверждений существования богов или сверхъестественных сил мы не нашли. Верующие физики существуют только на страницах брошюрок свидетелей Иеговы и иже с ними, но лично я ни одного верующего коллеги не встречал.

— И что же, мир и жизнь возникли сами собой? — мне уже и правда было интересно.

— Возможно, что некие существа, находящиеся на неизмеримо высшем уровне развития, чем мы, создали нашу Вселенную — «зажгли» Большой взрыв. Но если мы достигнем такого же уровня развития, то сможем и сами, в свою очередь, создать свои миры, для которых тоже будем являться в каком-то смысле богами.

Я помолчала, пытаясь усвоить информацию и как-то связать её в голове с темой наших с Демжисом поисков. Краем глаза покосилась на моего волшебника, и чуть не поперхнулась чаем: он незаметно подливал профессорам в чашки больше коньяка! Перехватил мой взгляд, убрал руку и хитро подмигнул.

— Но магия, — я вернулась к теме, — это тоже определённые действия, которые вызывают определённые результаты. То есть, тоже какие-то законы…

Профессора со снисходительной усмешкой слушали перевод моих слов. Химик, Томаш, до тех пор слушавший, кашлянул и заговорил скрипучим голосом. Матьяж перевёл:

— Деточка! Всё на свете имеет причину и следствие. Что до магии — я её каждый год показываю первокурсникам. Бесцветная жидкость становится малиновой, а потом опять бесцветной. Чем не колдовство?

— А можно посмотреть? — заинтересовался Демжис.

Согласие профессоров можно было объяснить только изрядным количеством коньяка — бутылка уже почти опустела. Мы прошли несколько извилистых коридоров и вошли в просторную пустую аудиторию. Длинные столы под стенами были уставлены колбами, пробирками, держателями и прочей всячиной из репертуара «сумасшедший учёный».

Томаш скрылся в подсобке и вернулся с несколькими пузырьками. Взял две колбы, налил в них что-то прозрачное, на вид вода водой. Но стоило ему капнуть из одной колбы в другую, как прозрачная жидкость вмиг стала пурпурной.

Разумеется, этот опыт я помнила ещё со школы, но Демжис был впечатлён. Жмурился так и эдак, во все глаза глядя на пробирки.

— Щёлочь и фенолфталеин, — скучающе прокомментировал химик. — Но стоит мне капнуть туда кислоты…

Он капнул в пробирку немного из третьего пузырька, и жидкость снова стала прозрачной.

— Демжис, ну что? — горячо зашептала я. — Это похоже на твою магию?

Демжис был озадачен.

— Скажите, — обратился он к Томашу, — а если бы вам понадобилась синяя жидкость?

— Тогда надо взять краситель. — Профессор флегматично убрал химикаты и посуду.

— То есть всё равно надо что-то взять. А единственно силой мысли? Своей волей трансформировать материю?

— Я провёл множество опытов, — вмешался в разговор биолог, до того смаковавший напиток в прихваченной с кафедры чашке. Видимо, чашка опустела. — Но то, о чём вы говорите — душа и тому подобное — не видел никогда.

— А пресловутые двадцать один грамм… — начала я.

— Это лишь физиология. Если человек думает что-то сделать, у него есть только один способ перевести мысли в реальность — своими руками. Действиями. Ик!

Последняя чашка, кажется, была лишней.

— И неужели вы никогда не видели ничего чудесного? Почему о нём столько говорят? Так поклоняются высшим силам…

— Это вам к психологу, — сочувственно посоветовал биолог.

— Или к нашему культурологу, — добавил химик, и все, даже флегматичный физик, заухмылялись.

— Так что спасибо за увлекательную беседу, — подвёл итог физик.

Профессор Матьяж распрощался с коллегами и повёл нас обратно.

— А ведь культуролог — это мысль! Давайте зайдём к ней.

Мы снова сделали несколько манёвров по лабиринтам этажей, и в узком полупустом коридоре Матьяж окликнул пёстро одетую женщину:

— Аполония!

От профессора Аполонии прямо-таки веяло культурой. Яркая одежда в этническом стиле, большие металлические серьги, чудная причёска — всё это почти скрывало сеть морщинок, опутавших красивое усталое лицо.

Похоже, она совсем не спешила с работы домой, и охотно пошла с нами на уже знакомую кафедру. Увидела распитую бутылку, вздохнула то ли осуждающе, то ли с сожалением.

— Почему на Земле столько религий и верований? — доедая конфеты, рассуждала она (Матьяж опять переводил). — Вероятно, потому, что сколько людей, столько и мнений. Каждому хочется верить в лучшее… Или объяснить свои проблемы.

— Вы говорите как неверующий человек, — удивилась я. От культуролога-религиоведа это было неожиданно слышать.

— Точно. Я уже давно ни во что не верю, — меланхолично подтвердила профессор и возвела свои томные глаза на Демжиса. Он прищурился, как рыбак, забрасывающий крючок:

— Но всё же есть одна, мощная религия, которая сильней всех других — христианство. Разве это не свидетельство в её пользу?

— В Ватикане вам бы обрадовались. Но христианство выросло из более древних верований, и впитало в себя множество традиций, от египетских до эллинских. И, если уж говорить о влиянии, нашу культуру куда больше сформировали древнегреческие идеи. В любом городе вы увидите их архитектуру — портики, в любом языке найдёте следы греческих слов, а в любом нашем учебном заведении — наследие их философов.

— И что это за культура? — заинтересовался Демжис уже по-настоящему. Я зашипела:

— Стыдись! Ты читал у меня дома «Мифы Древней Греции»!

— Просматривал. Но они какие-то бессвязные. Непонятно, откуда произошли все эти боги…

— Как свидетельствует «Теогония», изначально был всеобъемлющий Хаос. И была Гея — мать-земля, рождающая всё. А силой оплодотворяющей был Эрос — Любовь…

Аполония вновь послала томный взгляд Демжису — похоже, решила, что он потрясён её красотой и эрудицией. Мой колдун и правда был взволнован.

— Мать-земля? Как интересно! Не могли бы вы рассказать поподробнее?

Профессор вдохновенно открыла рот, а я почувствовала острую нехватку листика для рисования почеркушек, как не раз бывало в институтах на долгих лекциях.

Через пару часов мы брели по улицам Любляны. Солнце уже скрылось за горными склонами, обступавшими столицу, но его розовые лучи ещё окутывали дома и скверы тёплым мягким светом.

Вечер скрасили пара смачных хот-догов и кола. Я жевала, Демжис, ничего не замечая, размахивал своим стаканчиком и повторял:

— Мы должны попасть в Грецию! Гея! Богиня-мать! Это именно то, что нам нужно!

— Успокойся, поедем. Но не так быстро. Я тут как раз видела вывеску частной поликлиники, и мой долг перед организмом — хотя бы сдать анализы. Документов там не требуют, так что…

— Это недолго?

— Недолго, но ты пойдёшь со мной.

— Зачем? Что мне там делать?

Я поскорей дожевала и принялась объяснять, что из организма берут на анализ в первую очередь. С каждой фразой глаза у Демжиса округлялись всё сильней.

— Ты хочешь, чтобы я… То что в туалете… В банку и туда?!

— Именно! Ты как будто шокирован?

— Я не хочу.

Демжис тоскливо огляделся на мирные улицы с гуляющими людьми.