Темный страж

Она находилась в постели в чем мать родила с мужчиной, которого едва знала. Он даже не был мужчиной. Он был каким‑то могущественным хищником, которого она находила сексуальным. Сделав резкий вдох, девушка оттолкнулась от твердой мужской груди, хватая простыню и заворачиваясь в нее.

– Я совсем тебя не знаю. Поверить не могу, что спала с тобой.

Лицо Люциана стало более чувственным, чем когда‑либо, легкая, задумчивая морщинка делала его таким привлекательным, что Джексон захотелось объявить его вне закона здесь же, на месте.

– Разве современные женщины не спят со своими мужьями?

– Мы не женаты. Я не выходила за тебя замуж. Я бы знала, если бы сделала это. Но этого не было, правда? – она провела рукой по волосам, заставляя их разлететься во всех направлениях, но затем поспешно подхватила простыню, так опасно соскальзывающую. Она посмотрела на него, осмелился ли он улыбнуться ее затруднительному положению.

Люциан понял, что все века, в течение которых закалялось его самообладание, сослужили ему хорошую службу. Мужчине удалось сохранить бесстрастное выражение лица, когда ему отчаянно хотелось улыбнуться от радости, наполняющей его сердце. Она растопила его внутренности, превратила его в нечто нежное, хотя он был так уверен, что ему не дано испытать такое. Люциану хотелось обнять ее и целовать до тех пор, пока ее глаза не потемнеют от желания, а ее тело не вспыхнет.

– Как ты думаешь, что такое «Спутники жизни»? Мы женаты по традициям карпатского народа. Мы связаны на веки вечные, один с другим, телом и душой.

Девушка спрыгнула с постели, стараясь сохранить достоинство в простыне, обмотанной вокруг ее тела подобно тоге, сковавшей ноги и мешающей свободе движения.

– Опять ты со своими словечками, такими как «вечность». Понимаешь? Именно об этом я и говорю. Мы ни капельки не совместимы. И я не распутничаю. Ты что‑то сделал со мной. Какой‑то магический ритуал. Вуду. У меня твердые моральные принципы. Я не сплю с кем попало.

Ему все труднее было сдерживаться, чтобы не улыбнуться. Черные глаза Люциана блеснули на нее, пройдясь по ней с медленным, обжигающим собственничеством, что сказало больше, чем когда‑либо могли сказать слова.

– Я – не кто попало, Джексон, и я невероятно рад, что ты не «распутничаешь», – затем он пошевелился: откормленный дикий кот лениво потянулся.

Сразу же ее сердце бешено заколотилось, и она отступила от кровати с широко раскрытыми глазами.

– Ты просишь меня быть тем, кем я не являюсь, Люциан. Ты не дал мне возможности серьезно все обдумать.

– Что? Что обдумать? Я должен отдыхать под землей, но я не могу этого делать, если рядом со мной нет тебя. У тебя есть склонность попадать в неприятности.

Незамедлительно ее темные глаза полыхнули огнем.

– Ну, все! Я была вместе с тобой, но ты, кажется, не понял, что сделал. Ты не выказал ни тени раскаяния. Я единственная, кому приходится идти на компромисс, хотя здесь им и не пахнет. Ты просто принимаешь решение, что я буду что‑то делать, и я делаю это. А это чертовски ранит! – с этими последними словами она стремительно вылетела из спальни. Конец простыни, вившийся позади нее, зацепился за край двери и резко остановил ее. Джексон просто позволила простыне упасть на пол, давая Люциану последний проблеск ее мягкой, бледной кожи и восхитительных изгибов, прежде чем исчезла из поля его зрения.

Люциан снова потянулся, упиваясь ощущением своих сильных мышц, тем, как его тело чувствовало себя живым. Он снова хотел ее. Он будет хотеть ее все время. И дня не хватит, чтобы он полностью насытился. Мужчина улыбался, не в силах остановиться. Для него она была таким совершенным чудом. Даже прямо сейчас, когда большинство женщин билось бы в истерике при мысли об обращении, она дала ему нагоняй за то, что он оказался таким высокомерным карпатцем. Люциан знал, что ей придется смириться с тем, кем она стала. Для нее это будет нелегко, но это было необходимо для обеспечения ее постоянной безопасности. Джексон была не из тех женщин, кого можно поставить на полку. Она всегда будет в гуще событий, что бы он ей не указывал. Смирившись с этим фактом, приняв ее личность, ее защищающую натуру, Люциан выбрал единственный для него путь – предотвращение катастрофы.

Он босыми ногами пересек комнату и, остановившись, подобрал сброшенную ею простыню. Снова улыбнулся. Ему никогда не приходило в голову, что он будет испытывать чувство ревности, но оказалось, что ему не нравится мысль о других мужчинах, находящихся рядом с ней. Ему не хотелось, чтобы они даже думали о ней, мечтали о ней. Более того, он не хотел, чтобы она улыбалась им своей невинной сексуальной улыбкой, или дотрагивалась до них, как это принято у людей. Жить с эмоциями оказалось интересным опытом. Но наихудшим было то, что став полноценной карпаткой, способность Джексон привлекать мужчин возрастет многократно. Ее голос станет более заманчивым, более запоминающимся, поэтому те, кто хоть раз услышит его, захотят слушать его вновь и вновь. Ее глаза будут притягивать к ней мужчин, если уже не делали этого. Люциан вздохнул и покачал головой.

Мужчина прошел через дом и поднялся вверх по лестнице в ее комнату. Ящики были выдвинуты так, словно она быстро повыхватывала из них какую‑либо одежду. Джексон была в просторной ванной комнате. Мужчина мог слышать, как бежит вода в душе. Люциан очень осторожно дотронулся до ее сознания. Девушка была в панике и старалась успокоить себя привычными человеческими действиями. Слезы были в ее сознании, бежали по ее лицу. Тотчас же он обнаружил, что ему необходимо быть рядом с ней.

Но дверь в ванную была заперта на замок, а под дверь она положила свернутое полотенце. Несмотря ни на что Люциан снова улыбнулся. Она и понятия не имела об его реальной силе. Он мог мысленно отдать ей приказ открыть дверь. Одно его прикосновение, и дверь треснула бы по швам. Он мог открыть ее тысячей способов. Его мощное тело замерцало за мгновение до того, как он стал нереальным, прозрачным, а потом растворился в тумане, капельками проникая сквозь замочную скважину в двери и собираясь в ванной, смешиваясь с паром от душа.

Люциан выступил из тумана, его тело снова стало твердым. За стеклянной дверцей душевой кабинки он смог четко разглядеть Джексон. Она стояла, прислонив лоб к стене, а вода лилась на ее голову и сбегала вниз по спине. Она выглядела красивой, бледной и хрупкой. От ее вида перехватывало дух. Молчаливо он ступил в ванну и потянулся к ней, своими сильными руками притягивая ее к своей груди, не давая возможности запротестовать.

– Мне невыносим вид твоих слез, любимая. Скажи, что ты хочешь, чтобы я сделал, и я это сделаю. Все. Ты единственная, кто в этом мире имеет для меня значение, – его руки обхватили ее лицо, поднимая ее голову. Наклонившись, он ощутил вкус ее слез. У него внутри все ныло, а сердце сжималось от физической боли.

Джексон ощутила его реакцию на свои слезы и поняла, что она была неподдельной. Ее печаль огорчала его. Его губы скользили по ее, туда и сюда, в нежной, убедительной ласке. Она сразу же почувствовала ответную реакцию своего тела, то, как ритм ее сердца подстроился под ритм его, то, как кровь начала нагреваться, требовать. Что вызвало новый поток слез. Она хотела его, хотела быть с ним. Люциан обнимал ее так бережно, так нежно. Он был невероятно сильным, но, тем не менее, с ней он был так осторожен, так ласков. Она любила в нем это, любила то, как он нуждается в ней, как страстно жаждал ее, как хотел только ее. Но она не хотела желать его. Она не хотела желать вообще кого‑либо.