Опекун для юной девы (СИ)

— Попробуй, — повернувшись к окну, Владыка наблюдал, как подростки выходят из самолета. Как дивятся неведомой лестнице, предложенной им вместо трапа. Как рассматривают окружающие их горы. — Я не очень-то верю в результат, скажу тебе честно. Либо сгорят от ментального воздействия, либо просто не смогут принять условия местной жизни. И мы получим весь букет от суицидов до попыток революционного восстания.

— Значит, буду тестировать особенно тщательно. И брать в группу лишь тех, кто потенциально способен выжить и приспособиться. Думаю, человек двадцать я наберу легко.

— Двадцать? — Владыка чуть вздернул бровь. — Вы поумерили бы аппетиты, Верховный. Ресурс не бесконечен. Мне из этой партии еще за преданную службу награждать, за выслугу лет, за успехи в развитии отрасли. Сам знаешь, какой у нас нынче год — юбилей на юбилее. На столь малоперспективный проект я готов дать разве что десять.

— Да перспективы-то как раз замечательные, Анхенаридит. Если мне удастся приживить их к местному обществу, мы сможем рассматривать подобную практику как один из способов пополнения…

— Да-да, ты уже рассказывал. Но больше десяти я дать не могу, они, знаешь ли, и по прямому назначению требуются. Хочешь — могу снять с этого рейса еще пятнадцатилетних, их там как раз двенадцать человек, отдам всех тебе.

— Вот эти точно уже сгорят. Все до единого. Так что оставь их. Пусть себе летят, они же дети, — Верховный тоже подошел к окну, взглянул на самолет, на подростков, недоуменно озирающихся по сторонам. Что им там наобещали, автобусы? Ну, еще не долетели. — А что до наград — да возьми ты диких, награждай стадами, совсем не обязательно абсолютно всем делать столь экзотические подарки.

— То есть подарок я должен сделать исключительно тебе? — сарказма Владыка не скрывал.

— Не исключительно, Владыка, как можно, — Риньер старательно изобразил испуг и тут же лукаво улыбнулся. — Но вот… ваш небольшой проигрыш за такой подарок я мог бы легко забыть.

— А вот это уже шантаж, куратор, — предложение Владыку развеселило.

— Это подкуп, — мягко согласился Риниеритин, и продолжил уже серьезно. — Анхен, ну они же все умные, талантливые, нам в стране нужны такие. Ну зачем же их просто на еду?

— Ладно, пятнадцать и ни человеком больше. Итоговые списки должны быть у меня на столе в течение получаса. Надеюсь, времени тебе хватит.

День первый

Странные они составляли списки. Не по алфавиту, не по регионам, не по возрасту. И даже не по той очередности, в которой кровь сдавали. Странно, что они вообще эти списки составляли. И проверяли соответствие по паспортам. Ведь, казалось бы, не все ли им тут равно, кто в какой гостинице переночует. Но вон подружки хотели поменяться, чтоб вместе поехать, и даже нашли, с кем, договорились, но им не разрешили. Вежливо, с улыбкой, и аргумент убойный — «уже завтра встретитесь», но не разрешили.

А если уже завтра, то какой смысл в этих списках? К чему так строго следить, кто и где переночует? Да, понятно, что их не ждали, и что разместить сотню человек в одном месте просто не реально, но к чему столько формальностей?

Ринат отшутился, что Бюрократия — это второе имя Сибирии, и нет в их стране монстра страшнее, а с монстрами, как известно, проще не связываться. Но Ринат ушел, уехал с первой группой, а Аня, как оказалось, попала во вторую.

Это было, понятно, не так уж важно, кто в какой. Просто Ринат ей понравился. Он был такой открытый, доброжелательный, веселый. С трудом верилось, что он какой-то большой начальник. Все время шутил, о чем-то с интересом расспрашивал, сам охотно отвечал на вопросы. И к нему тянулись, с ним хотелось общаться. В его обществе было комфортно и как-то уже совсем не страшно. Не страшно, что они попали в жуткую Сибирию. Не страшно, что самолет сломан, и продолжить полет им пока весьма проблематично. Не страшно, что их сейчас разделят на небольшие группы и увезут в неизвестность. Даже усталость особо не ощущалась.

А потом он ушел, и словно маленькое солнце погасло. Остались томительные минуты ожидания, зависть к тем, кого он увез с собой, и непонятная ей самой, едва ощутимая обида: «а меня — не взял». Обида была глупой, Аня понимала. Ведь в первых рядах тех, кто жаждал поболтать с Ринатом, она не толкалась, в беседе участия не принимала. Он, правда, сам подошел однажды, спросил о чем-то абстрактном. Но как-то слишком уж неожиданно. Смутил. Блеснуть остроумием или эрудированностью не вышло. И беседу он продолжил с другими. С другими и уехал.

А они ждали еще полчаса, пока появились следующие автобусы. И следующие списки. Во второй группе было всего семь человек, и Аню назвали первой. Видимо потому, что Бочарова — на Бэ, а на А никого не было… То есть внутри каждой группы все же по алфавиту?

Автобус был странный, меньше маршрутки. Невысокий и… и колес у него не было! Им открыли заднюю дверь и предложили садиться. Но сидений там не было тоже! Пол, правда, был чистый и обит чем-то вроде ковролина. Вот только привычки сидеть на полу в транспорте… Придется, видимо, вырабатывать. Потому что тот местный, что сопровождал их до «автобуса», на Рината походил разве что собранными в хвост длинными волосами, да непроницаемыми очками, скрывавшими глаза. А вот улыбаться он никому не собирался. Или объяснять хоть что-то. И даже сомнений не возникало, что приказ отвезти нежданных гостей в гостиницу от чего-то важного его отвлекает.

Он прикрикнул, понуждая их поторопиться, они послушно сделали, что велено. Дверь закрылась, и они… взлетели. Окон в салоне не было, ни одного. Но это неприятное ощущение, схожее с чувством, которое возникает при подъеме на скоростном лифте, спутать было сложно.

Впрочем, со скоростными лифтами были знакомы не все, поэтому панический вопль: «что это?!» безжалостно ударил по ушам.

— Взлетаем, — спокойно ответил мальчишка, сидевший слева. — О, вот уже ровно полетели, — добавил он, прислушавшись к изменившимся ощущениям.

— Какое «взлетаем», они же говорили — автобус? — кричавшая девчонка теперь явственно стучала зубами.

— Ну так может у них автобусы только летающие бывают, вот и уточнять не стали. Вы ж видели, какая тут техника? Нашим и не снилось. Чтоб так посадить самолет… А наш «автобус»? Ни крыльев, ни винта — вообще флаер, как в фантастике. И двигателя не слышно… — парень, похоже, был просто в восторге от местных технологий. Аню радовало разве что наличие света в тесном, лишенном окон салоне. Мягкий, неяркий свет словно шел из стен, а может, струился сквозь стены, позволяя видеть лица собеседников, у кого усталые и испуганные, а у кого и откровенно восторженные. Вот как у этого светловолосого парня, любителя иноземной техники.

— Как думаете, они самолет починят? — подала голос еще одна девчонка.

— С таким-то развитием техники? Да легко. Еще и усовершенствуют, чтоб меньше ломался, — светловолосый не сомневался ни секунды.

— С чего бы это им? Это ж Сибирия, они за все свое существование ни разу на контакт-то не пошли, не то, что технологиями не поделились, — разделить его уверенность спешили не все.

— Да они просто механизмов у себя не найдут таких примитивных, вот и поставят взамен свой какой, чтоб меньше возиться.

— А они нас точно отпустят? — черноволосая девочка, нервно обнимающая обтянутые джинсами коленки, произнесла вопрос почти шепотом, но услышали все. И нервно сглотнули тоже, наверное, все. Потому как все это хорошо — и про помощь в починке самолета, и про гостиницу, и про «дорогие гости», но это Сибирия, а отсюда еще никто не возвращался.

— Ну, раз сами пообещали… Их за язык-то никто не тянул, — вот только любитель техники ни в чем не сомневался. — Могли бы пленниками объявить. Или вообще взорвать всех прямо в воздухе. И никто б им не помешал. Значит, оно им не надо. Может, они вообще решили с нашими в диалог вступить. Ну а мы, вроде как — жест доброй воли: мы вам ваш самолет в целости и сохранности, а вы с нами мирный договор и взаимовыгодное сотрудничество.