Дорога во тьму (СИ)

Не знаю, сколько бы я еще пребывал в сомнениях, но разрешить их мне неожиданно помог случай. Домашняя библиотека, как я уже говорил, всегда была в моем полном распоряжении, и, иногда заглядывая туда, я нередко находил там отца, который или читал, или работал с бумагами. Обычно он приветливо кивал мне, и, если был не слишком занят, мы могли о чем-то поговорить, а потом я шел к книжным стеллажам, а он возвращался к своим занятиям. Но несколько раз случалось так, что я заставал его с толстой и довольно потрепанной тетрадью в кожаном переплете с застежками, которую он или просматривал, или делал в ней какие-то записи. Завидев меня, отец молча быстро захлопывал обложку и, заперев ее на замочки, убирал свой гроссбух в личный маленький сейф, который, кажется, только для этого и был предназначен, и ключ от которого был у него одного. И это тоже было очень странно, потому что большой напольный несгораемый шкаф, стоящий тут же, в котором хранилась награда моего деда, часть маминых драгоценностей, крупные суммы наличности и какие-то документы, отец вовсе не торопился захлопывать у меня перед носом, да и мама имела к нему свободный доступ.

И, конечно же, эта тетрадь возбуждала во мне патологические приступы любопытства, которые так и оставались неудовлетворенными довольно долго. Что за страшные секреты могли хранить ее страницы, если это вызывало у отца такую осторожность? Речь не могла идти ни о финансовых вопросах, ни тем более о тайных любовных переписках, что еще можно было бы понять в плане тщательной охраны содержащихся в тетради сведений. Подобные предположения я отмел сразу, продолжая мучиться догадками. Но однажды, когда я вновь направлялся в библиотеку, со стороны кухни или столовой раздался громкий крик, а потом отчаянный плач моей сестренки. Надо сказать, Наоми, которой на тот момент было лет пять или шесть, вовсе не была капризной, скорее всего, она сильно ушиблась, будучи в этом возрасте довольно непоседливой. Но рядом наверняка находилась мама, да и кухарка где-то поблизости, так что утешить ее нашлось бы кому, поэтому я спокойно продолжил свой путь. Тем не менее, у Гаэтана оказалось по этому поводу другое мнение. Заслышав зов обожаемой дочки, он пулей вылетел из кабинета, кажется, даже не заметив меня.

Войдя в библиотеку, я направился было к полкам, но тут мой взгляд упал на стол, и я заметил оставленную на нем тетрадь. Ту самую, толстую, в темной коже. Обложка была закрыта, но не заперта. Нервно оглянувшись и убедившись, что отец не торопится вернуться, понимая, что не имею права этого делать, тем не менее, я не мог удержаться, и ноги сами шагнули к столу. Быстро раскрыв тетрадь, я впился глазами в аккуратные ровные строчки, написанные рукой моего отца. Это оказалось что-то вроде дневника или заметок, и первая запись, судя по дате, была сделана еще за несколько лет до моего рождения. Еще раз прислушавшись и взглянув на дверь, я стал читать и не мог остановиться, осознавая, что это отнюдь не книга сказок и не выдумка, как могло показаться. Можно понять, почему отец так старательно прятал ото всех подобные записи. Скорее всего, никакие политические интриги и даже адюльтер не стоил бы и доли тех сведений, которые содержала отцовская хранительница тайн. Речь шла о вампирах, тех самых, историями о которых мы пугали друг друга в детстве, И написано все это было, несомненно, на основе личных наблюдений, словно Гаэтан водил знакомство с этими мифическими существами. Невероятные скорость, сила, выносливость, орлиное зрение, великолепный слух и обоняние, и это еще не все. Раны, заживающие моментально, никаких болезней, им не страшны были ни пули, ни кинжалы, и, если повезет, эти существа могли жить вечно – вот что следовало из записок отца. Просто голова шла кругом, мой мир менялся прямо на глазах. Взахлеб проглатывал я рассуждения отца о том, как неплохо было бы обладать хотя бы частью этих способностей, и какие возможности это открывало. Апофеозом всему стало упоминание и о других существах, вроде проклятых в полнолуние ликантропах и настоящих ворожеях. Будь у меня больше времени, наверное, я прочитал бы все записи, но тут послышались торопливые шаги, и, прочитав лишь несколько страничек, я едва успел захлопнуть тетрадь и метнуться в кресло, схватив по дороге первую попавшуюся книгу и раскрыв ее наугад, всеми усилиями своими создавая видимость спокойствия и безмятежности.

Вернувшийся отец первым делом быстро прошел к столу и, убедившись, что его странный дневник на месте, с подозрением посмотрел на меня, но ничего не сказал и по обыкновению своему запер его и убрал в свой сейф. А меня тем временем буквально распирало и разрывало на части от новых сведений, и мне при этом приходилось старательно приходилось скрывать эмоции. Бессмысленно пялясь в «Метафизику» Аристотеля на древнегреческом, я всеми силами пытался осознать то, что успел прочитать. Мысли скакали в голове, стараясь уложиться в новую реальность, мир действительно изменился и никогда уже не станет прежним. Может быть, в силу возраста, но у меня не возникло ни малейших сомнений в том, что я узнал, ведь отцу я доверял безоговорочно. Больше всего мне хотелось продолжить чтение заветной тетради или обсудить это с ним, но я прекрасно осознавал, что очень маловероятно, что автор еще хоть раз предоставит мне такую возможность. Но теперь, после того, как мне удалось получить ценнейшую информацию, я не собирался довольствоваться достигнутым.

На каникулах отец разрешал мне приходить к нему в контору, стараясь познакомить с основами труда адвоката. Ему нравилось, когда я помогал, например, подшивать документы месье Галену. Иногда он поручал мне перепечатать какие-то бумаги, и я довольно быстро смог освоить печатную машинку «Ремингтон», стоявшую в кабинете секретаря. Я продолжал наблюдать, узнавать и допытываться, не у отца, конечно. Однажды, когда поздним вечером из его конторы выскользнул очередной очень странный экземпляр, я просто проследил за ним, используя всю свою сноровку и природные физические данные, чтобы остаться незамеченным. Надо сказать, что мне это вряд ли сильно помогло бы, но тот человек не слишком-то таился, кажется, ему было все равно. Увиденное мною в темном переулке повергло меня сперва в ступор, потом в шок, а следом пришел и ужас. Прижав к стене свою жертву, клиент моего отца пил кровь из шеи человека. Поверить в такое было просто невозможно, но я всегда доверял своим глазам, и сейчас они меня не обманывали. Почему в ту ночь я остался жив, для меня до сих пор загадка. Вампир, отбросив в сторону тело - несомненно, мертвое тело, - резко обернулся и впился в меня лютым взглядом демонических глаз. По моей спине прошел ледяной ток, я понял, что это мое последнее мгновение. Но, на удивление, дьявол, сверкнув на меня глазами, просто скрылся за углом. Сколько я приходил в себя, я не помню, но, попав домой, выслушал строгое внушение от волновавшейся матери. Извинившись, я закрылся в своей комнате и рухнул на кровать.

Итак, я уже смог убедиться в этом сам, что среди нас живут вампиры. Кем был тот человек, я понял сразу. И, лежа без сна в темной комнате, даже не слишком этому удивлялся, ведь теоретически я давно был готов к подобной встрече. Скорее меня удивила собственная реакция на это. Что именно повлияло на меня в тот момент, я не знаю, но я очень быстро разобрался в ситуации - детский мозг легко воспринимает подобные вещи, да и у меня хватило ума и осторожности сохранить свои наблюдения в секрете и никому не рассказать о них, даже другу. Позже у меня, как и у отца в его дневниках, возникали мысли о возможностях, которыми эти существа обладали и о том, как их можно было бы использовать.

Когда я стал студентом, то изредка начал помогать отцу в его работе, причем более серьезно, чем делал это в подростковые годы, считая это хорошей практикой на будущее, хотя он весьма неохотно допускал меня к своим делам, разве только к полностью легальным. А мне хотелось начать, наконец, зарабатывать свои деньги. Честолюбие требовало независимости, но он полагал, что в этом нет никакой необходимости, что я должен все силы отдавать учебе, ведь в финансах он меня почти не ограничивал, я имел полный доступ к семейному счету, и от меня не требовали отчета о том, сколько денег я снял и куда их истратил. Я пользовался у Гаэтана полным доверием, и мне это льстило. До поры до времени меня это устраивало.