Бездушная

– Я сниму с тебя ошейник тогда, когда ты научишься быть послушной и покорной, девочка, – и сильный толчок, принёсший новую волну боли, низ живота и поясницу словно прошило множество молний. – И перестанешь плакать, – жёстко добавил он, крепко сжав её попку, оставляя синяки. – Мне не нравятся твои слёзы, девочка.

И он продолжил двигаться в ней…

– Ты заставляешь меня ждать, – ворвался в её мысли холодный, злой голос, и девушка вздрогнула, судорожно стиснув ошейник. – Или тебе нравится быть наказанной? Так я устрою, куколка. Живо подошла, – жёстко скомандовал он.

И так это похоже на её воспоминания… Она ничего не успела понять, изнутри всколыхнулась горькая волна, и руки сами поднялись, защёлкнув на шее металлический обруч. Он прилегал не слишком плотно, оставляя зазор где-то в палец. Спереди, тихо звякнув, повисла цепочка… Девушка неслышно сглотнула, её взгляд снова стал отсутствующим, а пальцы бессознательно сжали хлыст и верёвку. С ней творилось странное, и это заставляло её ощущать себя очень неуверенно, потому что она не знала, как себя вести и что делать. Раньше всё было просто и понятно: есть хозяин, есть его желания, и нет своих собственных. Даже если что-то не нравится, это не имело для неё никакого значения, просто – неприятная процедура, которую нужно пережить. Сейчас… Она отчаянно не хотела, чтобы её связали, чтобы выпороли до крови, а потом поимели, ничуть не заботясь о том, приятно ли ей. Сердце суматошно колотилось в горле, перед глазами плавали красные мошки, и реальность плыла, а ноги стали ватными.

Она медленно, как во сне, развернулась, окружающее словно подёрнулось туманом, и фигура у кровати виднелась смутным силуэтом. Спотыкаясь, девушка приблизилась, не смея посмотреть новому хозяину в лицо, замерла, со страхом ожидая следующего приказа. Страхом?.. У неё неожиданно перехватило дыхание, когда осознала, что же такое ворочалось внутри, кололо сотнями невидимых иголочек и заставляло холодеть кончики пальцев на руках и ногах. Вот что это было, страх. А ещё…

– Живо на кровать, на колени, нагнуться и руки за спину, – отрывисто скомандовал мужчина, выдернув из её безвольных ладоней хлыст и верёвку. – И ноги раздвинь, – добавил он.

Куколка подняла голову, и всего лишь на мгновение их взгляды встретились. Этого ей хватило, чтобы в сознании вдруг яростно полыхнуло, а по венам вместо крови потекло что-то вязкое и горячее. В чёрных провалах глаз мужчины не осталось ничего человеческого, лишь предвкушение и вожделение, густо замешанные на какой-то злобной радости. Игрушка, да. Всего лишь игрушка для него, которую в случае чего не жалко и сломать – всё равно, никто не хватится. Хозяин чуть прищурился, похлопал хлыстом по открытой ладони и негромко произнёс всего одно слово:

– Раз.

Прежде, чем осознала, что делает, девушка поспешно забралась на кровать и устроилась близко к краю, подобрав под себя колени и уткнувшись носом в покрывало. Руки она завела за спину, как было приказано. То, что с ней происходило, было настолько необычно, что игрушка отвлеклась от реальности, почти не замечая, как её старательно связывают, причём так, что почти не пошевелиться. Девушка пыталась сглотнуть непонятный ком в горле, отчего-то щипало глаза, и на них скапливалась влага, пятная покрывало, а ещё, в памяти то и дело мелькали картинки из… прошлого? Там тоже были верёвки, ошейники и хлысты. И много чего ещё, как показывал калейдоскоп в голове.

Тем временем, мужчина закончил, и она очнулась от сумбурных мыслей, ощутив, как горячая ладонь поглаживает её ягодицы, а тело, опутанное верёвками, не может пошевелиться даже самую малость.

– Ты меня расстроила, куколка, – мягким, шелестящим голосом произнёс хозяин, и его пальцы спустились ниже, к нежным складочкам, представленным ему на обозрение. – Ты вела себя очень плохо, была непослушной, хотя обещала обратное, – девушка инстинктивно напряглась, когда почувствовала вторжение – она ещё не была готова!

От неприятных ощущений дёрнулась, прикусив губу, откуда-то зная, что лишних звуков от неё хозяин не потерпит сегодня. Пальцы неумолимо двигались внутрь, причиняя неудобство, и она ничего не могла поделать. Мышцы протестующе сжимались, и боль медленно наваливалась, постепенно поднимаясь от низа живота. Когда наконец он потянул пальцы обратно, девушка чуть не всхлипнула от облегчения, с трудом сдержав дрожь.

– Запомни, куколка, ты должна слушаться меня даже за пределами этой комнаты, – голос стал жёстким, изменившись в мгновение ока, и ягодицу обжёг звонкий шлепок, от которого кожа вспыхнула огнём.

Игрушка судорожно вздохнула, упершись лбом в покрывало, горло перехватило от неожиданности. Бил мужчина со знанием дела, всей поверхностью ладони. А потом ещё и нежно погладил, отчего место удара словно закололи сотни острых, невидимых иголочек.

– Когда я с тобой закончу, ты поблагодаришь меня, – продолжил он, и девушка поймала себя на том, что напряжённо замирает каждый раз, как ладонь касается попки – в ожидании удара. – Ты не должна шевелиться, и я не хочу слышать твои вопли, – ещё один шлепок, теперь по другой ягодице, и куколка в последний момент поймала тихий вскрик, до боли прикусив губу. – Поэтому сделаем вот так.

Оставив пылавшую от ударов попку, он ухватил свою жертву за волосы, привычно намотав на кулак, и оттянул голову девушки. Перед её глазами замаячила широкая полоска материи.

– Ты можешь только скулить, дорогуша, – вкрадчиво произнёс он ей на ухо. – Держи голову! – раздалась следующая команда, и девушка почувствовала, что волосы свободны.

А рот плотно закрыла повязка, так, что даже губам стало больно. Теперь игрушка в самом деле могла только глухо стонать сквозь преграду.

– Отли-и-ично, – протянул с предвкушением мужчина и отстранился. – Подумай над своим поведением, куколка, и может, в следующий раз хорошо будет нам обоим.

И хотя она ожидала удара, напряжённая, как струна, всё же оказалась не готова к огненной плети, стегнувшей нежную кожу, уже раздражённую недавними шлепками. А свинцовый шарик, похоже, рассёк ягодицу – девушка ощутила, как по попке медленно стекает что-то тёплое. «Кровь», – отстранённо подумала она, верёвки не давали дёргаться в бесполезной попытке избежать следующего удара, и только мышцы напрягались до каменного состояния. Однако второго не последовало, вместо этого игрушка почувствовала… Прикосновение чего-то шершавого и влажного – кажется, языка… Сильные пальцы болезненно сжали, отчего снова плеснуло болью, и имей она возможность шевелиться, выгнулась бы. А так, оставалось лишь терпеть, глотая горький ком и роняя слёзы, и с дрожью ожидать следующего удара. А потом ещё. И ещё, пока губы не оказались искусаны в кровь, суматошный стук сердца отдавался уже в ушах, а попку, казалось, облили жидкой смолой, она онемела от боли. Когда же, не дав ей ни секунды передышки, мужчина резко раздвинул ягодицы, нимало не заботясь об удобстве пленницы, она не выдержала, замычала, зажмурившись до мошек перед глазами – любое прикосновение к истерзанной коже причиняло неимоверные страдания.

А когда в неё стал неумолимо входить большой, горячий ствол, раздвигая непослушные мышцы, лишь слегка увлажнённые – и как смутно подозревала девушка, её собственной кровью, – она чуть не задохнулась от странного ощущения, охватившего с ног до головы. Оно вырвалось из груди, затопило тело, добралось до сознания, отодвигая реальность и бесконечную боль в ней, и осознание навалилось внезапно, пришло яркой вспышкой, после которой в голове осталось одно слово. Ненависть. Она заслонила всё, заполнила до последней клеточки, отрезая от окружающего, от боли, давая силы выдержать и не потерять сознание, стискивать зубы, а не скулить, как больное животное. Он ведь всё равно не хотел слышать её голос… И она молчала, уже точно зная, что выйдет из этой комнаты другим человеком. Больше куколка терпеть не будет, хватит с неё, и даже страх боли отступил под напором нового проснувшегося чувства, которое дарило куда больше свободы и какого-то странного, пьянящего ощущения, чем прежнее равнодушие.