Космическая одиссея Инессы Журавлевой

Он посмотрел на мой багаж, на Васю с Масей, и взгляд его вдруг стал до того тоскливым, что у меня сердце сжалось. Рома положил мне руки на плечи и уткнулся лбом в макушку.

— Не отпущу, — тихо сказал он.

Ну вот что за человек? Ну как можно так душу рвать? Она у меня единственная, другой не будет. И вот стою я с сумкой на плече, в руках зажаты Мася и Вася, у которых случился нервный тик. Наверное, вспомнили день нашего знакомства. А мне плевать на Крайгон, мне на Рому не плевать. Обнять его хочется, прижаться крепко-крепко и остаться. Но тут же в голове всплыл Дима, черт…

— Ром, я пока там поживу, — почти шепотом ответила я. — Так будет лучше.

— Кому? — спросил Грейн. — Ардэну?

— Я не собираюсь с ним видеться… С вами обоими не собираюсь, честно, — сказала я.

— Почему? Я не понимаю, — он отодвинулся и заглянул мне в глаза.

— Я себе-то ответ дать не могу, — вздохнула я, виновато опуская глаза. — Прости. Мне стыдно, что все так вышло.

Рома вновь привлек меня к себе, прижал мою голову к груди, и я чуть не заскулила от жалости, когда услышала, как быстро бьется его сердце.

— Ин, мне без тебя никак, — сказал мужчина. — Совсем. Я на тебя даже злиться не могу. Вроде надо. Даже отпустить тебя надо, а я не могу. Останься. Он близко к тебе не подойдет. Если хочешь, я сегодня же рапорт на Аттарию отправлю, и мы покинем корабль. Тебе больше не придется видеть его.

— Нет! — я резко отпрянула и снова виновато потупилась, когда моя реакция всколыхнула в синих глаза боль.

— Ты выбираешь его, — глухо произнес Рома, сжимая кулаки. — Не отпущу, — он тут же упрямо тряхнул головой. — Мне плевать, что там проснулось в Ардэне. Это его сложности, но я…

— Нет, — я отрицательно покачала головой. — Я не выбираю. Правда. Никого не выбираю. Я даже выбирать не могу. Это все бред сивой кобылы, но, блин, Ром, но…

— Но?

— Вы мне оба нужны, — выпалила я и сбежала, пока Грейн переваривал услышанное.

Второй день начался с катаклизма, я осталась без кровати. Ладно, по порядку. Сплю я, значит, душу израненную во сне врачую. Она, зараза, врачуется плохо, то Рома приснится, то Дима, и оба в чем мать родила. А я смотрю на них и млею. И чувство, что я в кондитерском отделе. Передо мной два вкусных пирожных, и я не знаю, какое съесть первым, потому что оба хочется, спасу нет. Тут мое подсознание сделало очередной выверт, и мальчики оказались измазаны взбитыми сливками. И кусочки фруктов на них. У меня уже слюна с клыков капает, а надкусить сил нет. Затем раздался оглушительный треск, пол провалился, и я полетела в черную бездну.

— А-а-а!!!

Вскочила, пот по спине течет, ручки-ножки дрожат, а рядом подозрительные хряпанье и чавканье. Ошалело озираюсь и выпадаю в осадок. Кровати нет! Каюты вообще нет, сплошные руины, словно Мамай прошел, зато есть Мася с Васей. Сами круглые, глаза наглые, рожи волосатые довольные, и мою кровать доедают. Зажали в пальчиках своих уморительных куски пластика и жрут, паразиты!

— Разорители! Чтоб вас блохи зажрали! — заорала я. Вася сыто икнул и отвалился на спину, забавно задергав задними лапками. — Что я вам сделала? Кормлю, пою, души в вас, дармоедах, не чаю, а вы мое жилище жрать?! Сима-а-а!!!

Рядом материализовалась Система. Она осмотрелась и хмыкнула.

— Что ты ржешь, адова машинка?! — возопила я, хватаясь за голову. — Это же все, все, что нажито непосильным рейдерским захватом!

— Ну чего ты разоряешься? — зевнула Система. — Клетку надо было брать.

Тут я вспомнила, как Дима не хотел брать этих короедов на борт. Вот же, блин блинский. Чтоб им зачесалось. Мася издала удовлетворенное басовитое:

— А-а, — и, как подкошенная, рухнула на пол, задергав задней лапой и громоподобно захрапев.

— Тяжелая она, я пробовала переставлять, — проворчала я. — Рома спокойно поднимает, а я не могу.

— Так меня бы попросила. Ты разве не знаешь, что ридар означает — пожиратель? — выдала мерзавка.

— Ну спасибо, — ядовито ответила я и поклонилась в пояс. — Теперь знаю. Сама не могла догадаться?

— Нам гадать по рангу не положено, у нас все четко, — козырнула Сима, и рядом со мной появился большой прозрачный ящик из Роминой каюты. — Тайлар Грейн, может, и принес бы тебе клетку, но ты его сильно шокировала, он еще долго переваривал твои слова.

Я залилась краской и спрятала лицо в ладонях. Да я сама в шоке! Такое брякнуть, это же только я могу.

— Он разочарован? — спросила я, наконец.

— А хрен его знает. Его потом на мостик вызвали. Губы поджал, головой тряхнул и ушел.

— Офигеть, — выдохнула я, падая на подушку. Больше ничего не осталось. Умное покрывало эти гады тоже погрызли.

Сима посмотрела на меня, усмехнулась и отправила умываться. Когда я вернулась, мне предстала сюрреалистичная картина восстановления. Пластик, став жидким и тягучим, формировал новые панели, мебель. Появилось утраченное постельное белье. Чудеса, да и только.

— Научный прогресс, — гордо заявила Сима, зависнув рядом со мной. — Кстати, пляши.

— Зачем? — удивилась я.

— Пляши, говорю, — хмыкнула она. — Ай, ну тебя. Тебе два послания.

Передо мной появился экран, на котором я увидела Диму, сидевшего в кресле в своей каюте.

— Доброе утро, тайлари Журавлева, — заговорил он. — Желаю вам удачного дня на территории моего корабля. — Ардэн ненадолго замолчал и вдруг сверкнул посветлевшим взором. — Охренеть, Ин, мне в жизни так плохо не было. Давай хоть поговорим… Млин.

И экран исчез, сменившись вторым. Пришибленная увиденным, я утерла скупую земную слезу и посмотрела второе послание.

— Доброе утро, маленькая, — заговорил Рома, стоявший возле панорамного иллюминатора. — Еще один день без тебя… Даже не думал, что можно так сильно привязаться всего за несколько дней. Мне тебя не хватает, сердечко. Может, еще раз поговорим?

Разговорчивые мои… Я утерла вторую слезу и бухнулась в восстановленное кресло.

— Отвечать будешь? — поинтересовалась Сима.

— Нет, — рявкнула я. — Ничего нового я не скажу, буду сидеть здесь и жрать мороженое. У нас есть мороженое?

— Не-а, — помотала головой Система.

— Даже мороженого нет, — я поникла буйной головушкой.

— Есть десерт, — успокоила меня Сима. — Вкусный. Так все говорят.

— Давай. Много. И кино какое-нибудь слезливое, про любовь, — решила я.

И она дала. Так дала, что лучше б не давала. Десерт оказался вкусным, но порционным. Потому не получилось ложкой наворачивать из ведра, вытирая слезки. Еще и с чувством насыщения. Больше одной порции не съешь. А кино…

— Мать моя женщина, — пробормотала я, вглядываясь в широкий экран, который мне устроила Серафима. — Сим, ты мне одно скажи. Ты вообще мелодраму от порнухи отличаешь?

На экране, была, в общем-то, любовь, но очень неприкрытая. Блондинку с охрененными буферами за… э-э… залюбливал до слез длинноволосый мачо. И как только он ее не любил, и в какое только место не любил… Она кричала, рычала и рыдала. Все, как я просила, м-да. Очень… мило.

— А что у нее с грудью? — раздался совершенно неожиданный голос товарища Ардэна.

— Ё-мое, — подпрыгнула я на кровати, с которой собиралась смотреть слезливую мелодраму и упиваться своими страданиями, и хаотично заметалась в поисках пульта. — Черт, Сима!

— Так что с грудью? — склонив голову набок, спросил голографический Дима.

— Силикон, — шипящим шепотом ответила я. — Операция по увеличению груди.

— Зачем? — удивился Дима и обернулся ко мне.

— Ну-у… — отчаянно краснея, протянула я. — Чтобы больше была, красиво.

— Да? — Ардэн вновь посмотрел на экран. — Мне твоя грудь больше нравится.

Я накрыла голову подушкой. Сима-а-а, ы-ы-ы-ы, и по фиг на горилла! И за что мне это позорище? Ну хоть «Титаник» какой-нибудь показала, зачем ЭТО?! И Дима, блин… Что у нее с грудью, что у нее с грудью… Ы-ы-ы-ы, ы-ы-ы и еще три раза:

— Ы-ы-ы, — провыла я вслух.

— Он ушел, — сказал Сима, и я выглянула из-под подушки. — Ну как кино? Еще?