Влюбленный Дракула

Джонатану разрешили покинуть больницу, и первую брачную ночь мы провели в гостинице. После скромного ужина, прошедшего почти в полном молчании, мы поднялись в свою комнату. Замирая от тревожных предчувствий, я переоделась в ночную рубашку и улеглась в постель рядом с Джонатаном. В комнате стоял полумрак, мерцающий свет свечи отбрасывал на стену причудливые тени.

Я ожидала, что Джонатан снимет с меня рубашку, ибо мне доводилось слышать, что мужчины поступают именно так. Признаюсь откровенно, уже давно я жадно ловила любые крохи знаний, относящиеся к той стороне супружеской жизни, которую не принято обсуждать с девушками. Я хотела угодить своему мужу, хотела, чтобы с самого начала у нас все шло как положено.

В ту пору, когда Джонатан был моим женихом, каждое его прикосновение доставляло мне удовольствие, и я видела в этом залог невыразимого блаженства супружеской близости. Я понимала, что он болен, но все же рассчитывала, что наедине со своей молодой женой он ощутит прилив желания, свойственного всем новобрачным. Мне пришло в голову, что он медлит, щадя мою природную скромность, ибо его сдерживает горевший в комнате свет, и я предложила задуть свечу.

— Нет, нет, — поспешно возразил Джонатан. — Я не хочу оставаться в темноте.

Возможно, перенесенная болезнь подорвала его мужскую силу и сделала его несостоятельным в подобной ситуации, решила я. Однако во сне, увлекаемый моей невидимой соперницей, он вел себя, как охваченный любовным вожделением мужчина. Как бы то ни было, необходимо сохранять терпение, сказала я себе. Джонатан перенес множество страданий, природа которых до сих пор остается для меня тайной. Когда он полностью поправится, все будет иначе.

— Дорогой, я хочу, чтобы ты знал — я тебя люблю, — сказала я, погладив его руку. — Дома, в привычной обстановке, ты быстро поправишься, и мы станем самой счастливой парой в Англии.

Я коснулась губами его щеки и провела по ней пальцами. Чувствовать тепло его кожи было приятно, и я положила руку ему на грудь, наслаждаясь этим ощущением.

Джонатан повернулся, сжал меня в объятиях и привлек к себе. Нежные поцелуи, которыми он покрывал мое лицо, становились все более страстными. Я раскрыла губы и, содрогаясь всем телом, ощутила, как язык его проник в мой рот, лаская небо. Джонатан наваливался на меня все тяжелее, дыхание его стало быстрым и прерывистым. Я обвила его бедра ногами так естественно, словно делала это не в первый раз. Горячая волна, захлестнувшая меня, унесла прочь все разочарования этого дня.

Пусть моя свадьба не имела ничего общего с пленительными картинами, которые я рисовала себе в воображении, я наконец стала замужней женщиной. Сейчас мой муж совершит то, что упрочит меня в этом звании. К своему удивлению, я обнаружила, что не только не испытываю страха, но, напротив, с нетерпением ожидаю дальнейшего развития событий. Руки Джонатана скользнули под мою рубашку, пробежали по бедрам и животу, сжали груди. Я тихонько застонала, охваченная сладким трепетом. И вдруг Джонатан отпрянул в сторону и повернулся ко мне спиной.

— Все без толку, — пробормотал он.

— Джонатан, что случилось? — в недоумении спрашивала я.

— Я ждал этого момента с того самого дня, как увидел тебя впервые. Мечтал о том, как ты будешь моей, жил этой мечтой. А теперь все пошло прахом, и виной тому я сам и моя проклятая слабость. Я виноват перед тобой, Мина, очень виноват. Но я должен открыть тебе мои грехи, иначе они сожрут меня заживо или окончательно сведут с ума!

Все это Джонатан произнес, глядя в стену, словно ему было стыдно взглянуть мне в лицо.

Опасения относительно неверности Джонатана зародились у меня еще в Уитби, когда я напрасно ждала от него вестей. Сейчас я догадывалась, что признания, которые мне предстоит услышать, облегчат душу Джонатана, но тяжким бременем лягут на мою. Догадывалась, что всю свою жизнь буду тщетно пытаться вытравить эти признания из памяти. Я уже хотела сказать Джонатану, что предпочитаю оставаться в неведении. Но когда он наконец повернулся ко мне, я взглянула в его измученные глаза и поняла, что покаяние является необходимым условием излечения.

— Теперь мы с тобой — муж и жена, — ровным голосом произнесла я. — У нас не должно быть секретов друг от друга.

Джонатан несколько раз прерывисто сглотнул, сдерживая подступившие слезы. Свой рассказ он начал с того самого дня, как прибыл в замок графа, расположенный в Каринтских горах. Радушие оказанного ему приема, пышность и великолепие замка до глубины души поразили привыкшего к непритязательной обстановке Джонатана.

— Прежде я даже не представлял, что человек способен до такой степени не знать счета деньгам, — признался он. — Представь себе, граф выписывал вина из Италии и Франции, пряности с Востока, а хрусталь и фарфор заказывал на лучших фабриках Европы. Меня он принял как самого дорогого гостя, предоставив мне возможность купаться в роскоши наравне с ним самим и его домочадцами.

В течение нескольких недель Джонатан с графом занимались решением проблем, связанных с лондонской недвижимостью. Потом граф заявил, что ему необходимо на некоторое время уехать за границу, где его ожидают неотложные дела.

— Мне он предложил остаться до его возвращения в замке — разумеется, если это отвечает моим желаниям, — сообщил Джонатан. — Да, я не сказал, что вместе с графом жили его племянницы, молодые леди, в обществе которых я проводил вечера. Все эти девицы превосходно пели, танцевали и играли на музыкальных инструментах, благодаря чему умели делать наш досуг чрезвычайно занимательным. К великому своему стыду, должен признаться, что я попал во власть их очарования. Особенно привлекательной мне казалась одна из них, та, что с первого дня проявляла ко мне повышенное внимание.

Да, Мина, чужеземные сирены пленили меня, и я ничего не мог с этим поделать, — продолжал он. — Поверь, у меня и мысли не было отказаться от тебя. Но как-то раз, уже после отъезда графа, после изысканного ужина с вином эти женщины вздумали развлечь меня каким-то экзотическим танцем. Их стройные гибкие тела образовывали причудливые фигуры, и зрелище это так распалило меня, что я не смог воспротивиться искушению. Мина, я очень сожалею о том, что произошло. Но поверь, в такой ситуации не устоял бы любой мужчина.

Наверное, стремление оправдывать себя, предаваясь самому искреннему раскаянию, неотъемлемо присуще мужской природе, мысленно отметила я. На память мне пришел рассказ сестры Гертруды, и я едва сдержала невесёлую усмешку. Суеверная монахиня полагала, что моего жениха соблазнили ведьмы, в то время как он, подобно самому заурядному волоките, купился на чары ловких кокеток.

— Я не слишком хорошо знакома с мужской психологией, но, по-моему, все мужчины, давая волю своей похоти, утверждают, что их соблазнили, а то и приворожили, — заметила я. — Твердят о каком-то дурмане, который заставил их позабыть обо всем на свете. Удивительно, что представители сильного пола до такой степени не владеют собственными чувствами.

Я села, подтянув к груди одеяло.

— Итак, ты не устоял перед прелестями графской племянницы. Что же случилось дальше? Насколько я понимаю, ты покинул замок. Неужели твоя нимфа так быстро тебе надоела?

Джонатан, понурившись, медленно покачал головой.

— Я не знаю, что случилось дальше, — едва слышно произнес он.

Мне пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы не сорваться на визг.

— То есть как не знаешь? У тебя что, и в самом деле отшибло память?

— Я помню только, что отдался во власть испепелявшего меня вожделения, — по-прежнему не поднимая головы, произнес Джонатан. — Помню, что испытал восторг и муку. А потом… потом все потонуло во мраке. Очнувшись, я обнаружил, что в полном одиночестве бреду по полю в какой-то незнакомой местности. Из вещей со мной был лишь небольшой рюкзак. Эти женщины решили от меня отделаться, а может быть, я сам от них убежал. Теперь об этом можно лишь догадываться. В рюкзаке лежал паспорт и бумажник с деньгами, но все, произошедшее после моего грехопадения, совершенно изгладилось из моей памяти. Не представляю, как долго я бродил по полям и лесам, безумный и неприкаянный. Мне казалось, я иду по какому-то бесконечному лабиринту, из которого никак не могу выбраться.