Крылья (ЛП)

— Вот что я хотела показать тебе, — говорит Тиора, указывая на круглое здание на краю пропасти. У здания нет стен, это просто куполообразная крыша, опирающаяся на несколько мраморных колонн. — Это наш храм.

— Ох, — говорю я, все еще пытаясь отдышаться от подъема. — Симпатичное.

Тиора негромко смеется, когда мы входим в храм. Отсюда виден Лес Теней. Вдалеке, я вижу Пограничную Стену, окружающую Янтарные Холмы.

— Можно увидеть, где я там живу. — Я указываю в сторону шпиля церкви моего деда, который возвышается над стеной. Неожиданно на меня накатывает волна печали, когда я осознаю, что могу никогда не вернуться туда. Я бездомный. Я инстинктивно хватаюсь за круглый кулон на шее. Он всегда утешает меня, когда я чувствую себя потерянным или испуганным.

— Что это? — спрашивает Тиора, указывая на мой кулон.

— Это символ моей веры, — говорю я. — Все в Янтарных Холмах следуют за Праведностью.

— Праведностью?

— Мы считаем, что Дарклинги — демоны, посланные из ада развращать наши души. — Я пытаюсь улыбнуться, но улыбка тут же исчезает.

Тиора смотрит на меня, и между ее бровями появляется небольшая складочка.

— Ты веришь в это, несмотря на то, кто ты есть?

— Особенно поэтому, — говорю я. — Моя вера удерживает меня в непорочности. Это помогает мне контролировать свои порывы, чтобы я не вредил людям. Это работает. — Я вспоминаю звук хруста шеи Кэтрин. — Ну, большую часть времени.

Тиора хмурится.

— Я не могу себе представить такой жизни. Того, что я должна скрывать кто я из-за страха быть убитой. — Она берет меня за руку, и мое сердце сбивается с ритма. — Тебе, наверное, было очень одиноко.

Она отпускает мою руку и ложится на мраморный пол, похлопав по полу рядом с собой. Я тоже ложусь. Камень пронзает мою спину ледяным холодом, но я не хочу упустить возможность такой близости с Тиорой. Мы лежим так близко друг к другу, что моя левая рука лежит поверх ее, но она не делает никаких попыток отодвинуть ее подальше. Я улыбаюсь и смотрю в потолок. Куполообразная крыша была расписана как ночное небо, с вкраплением жемчуга, повторявшего звезды. В центре крыши отверстие, через которое видно настоящее небо.

— Мой народ... наши люди, — исправляется она, — поклоняются богине Луны. И каждый месяц, в полнолуние, можно увидеть ее прекрасный лик через это отверстие. — Тиора поворачивает голову в мою сторону. Наши взгляды встречаются, и я чувствую, что мой желудок опять нервно крутит. Ее глаза близко ко мне и я понимаю, что они не серебряные, а серо-стальные с крошечными, металлическими крапинками, как мишура, которую мы используем во время новогоднего фестиваля Винтерфеста. — Это мое самое любимое место в целом мире, — шепчет она.

— Спасибо, что поделились им со мной.

Она слегка улыбается.

— Я подумала, что ты бы хотел немного знать о своем наследии. — Ее улыбка исчезает, и она какое-то время лежит молча.

— О чем ты думаешь? — спрашиваю я ее.

— Об Икаре, — говорит она. — Ты должен знать, что когда ты вернешь Аннору ему сегодня вечером, он же будет ожидать от тебя, что ты останешься с ним?

— Я знаю. Но у меня нет выбора, — говорю я. — Чем дольше он здесь, тем больше опасности для Люпинов и для людей из Янтарных Холмов. Я не хочу больше крови на руках. — Я думаю о миссис Хоуп и Наоми.

Мы впадаем в долгое молчание и просто глядим друг на друга. Ее глаза блуждают по моим старым следам от ожогов на щеках, вдоль широкой линии губ, по узкому носу, возвращаясь к глазам.

— Что случилось? — спрашивает она. Я знаю, что она имеет в виду ожоги.

— Моя мама оставила меня в ванной с кипятком, — говорю я. — Тебя волнуют мои шрамы?

Она кивает.

Я опираюсь на локоть.

— Почему ты так добра ко мне? — спрашиваю я. — Я имею в виду, я — Дарклинг и мой отец убил твоих родителей. Ты должна ненавидеть меня. Я ненавижу себя.

— Ты не можешь осуждать всю расу из-за действий одного человека. — Мой пульс учащается, когда она кладет руку на мою грудь. — Легко ненавидеть, Эдмунд. Настоящая проверка наших сердец — это прощение. — Она слегка хмурится. — Почему ты так сильно себя не любишь?

Я переворачиваюсь на спину.

— Потому что я —  урод. Пока мы не встретились, мое сердце даже не билось.

Ее глаза расширяются.

— Что?

— Что-то случилось со мной в лесу, — говорю я, не подумав. — Когда я родился, то был проклят, мое сердце не билось, — это случается с порождением Дарклинга и человека — но когда мы коснулись друг друга, мое сердце ожило. Я не знаю, что это значит, но это удивительно и потрясающе, и страшно, потому что у меня есть чувства к тебе, Тиора, — продолжаю я. — Похоже, я чувствую связь с тобой, как будто мы созданы друг для друга, хотя я понимаю - это безумие, мы только что познакомились, и я даже не понимаю, и, черт возьми, пожалуйста, скажи что-нибудь! Скажи мне, что ты тоже что-то почувствовала, — говорю я, ловя ртом воздух. Я никогда не говорил столько предложений за раз.

Она смотрит в сторону.

Я сажусь.

— Ты почувствовала что-то, не так ли?

— Я не знаю, — говорит она, наконец. Она садится и смотрит на меня. — Прежде чем я увидела тебя в лесу, я чувствовал это... это дерганье... в груди. Это было действительно странно. Потом, когда ты упал на меня, после землетрясения, я...

— Что? — говорю я взволнованно.

Крошечная морщинка появляется между ее бровями.

— Я почувствовала острую боль в сердце. Я думала, что это просто от шока, что ты упал на меня, но теперь... — Она вздыхает. — Я не знаю, что происходит, Эдмунд. Что-то явно произошло еще в лесу, но я не чувствую, что «создана» для тебя так, как ты это описал. Я считаю, что ты привлекательный, но это не из-за… — она показывает на мою грудь — того, что испытываешь ты.

— Ты думаешь, я привлекательный? — говорю я, чуть улыбаясь.

Она краснеет.

— У тебя, правда, не было сердцебиения, пока мы не коснулись друг друга?

— Правда, — отвечаю я.

— Ты когда-нибудь прежде слышал о таком?

Я качаю головой.

— Но я никогда не встречал Дарклингов до сегодняшнего дня, так что я не знаю, что считается нормальным поведением для нашего вида, а что нет, — признаю я.

Она встает.

— Хорошо, пойдем, спросим кого-нибудь, кто может знать.

Глава 20

ЭДМУНД

МЫ ОБНАРУЖИВАЕМ ЛЮСИНДУ дома у Аларика, сидящую рядом с Кираном на деревянной кровати. Он обложен несколькими подушками и накрыт по пояс одеялом ручной работы. Он без рубашки и я вижу рану на боку, которая зашита несколькими стежками и намазана вонючей мазью. Он бледен, но, кажется, в порядке. У него на губах играет улыбка, он явно наслаждается тем, как Люсинда вытирает его лоб влажной тряпкой.

Ульрика сидит на синем стуле в углу комнаты. Она смотрит в окно, ее тело напряжено, как будто она предпочла бы быть где угодно, но не здесь, со своим раненным двоюродным братом и его подругой Дарклингом. Она проводит пальцами сквозь свои короткие спутанные волосы. Когда мы входим в комнату, она поворачивает голову и испепеляет взглядом наши сомкнутые руки.

— Что происходит, Тио? — спрашивает Ульрика.

— Эм, нам нужно поговорить с Люсиндой, — отвечает Тиора. Девушка-Дарклинг поглядывает на нас. — Нечто странное произошло. У Эдмунда появилось сердцебиение, которого раньше у него не было.

Я на одном дыхании объясняю, что произошло. У Ульрики и Кирана расширяются глаза от удивления, в то время как Люсинда просто кивает, слушая.

— Ты знаешь, что происходит со мной? — спрашиваю я.

— Да. Тиора — твоя Кровная Половинка, — отвечает Люсинда.

— Моя кровная что? — переспрашиваю я.

— Кровная Половинка, — медленно повторяет Люсинда, словно я тупой. — Когда Дарклинги встречают свою истинную любовь, их вторые сердца оживают. Или в вашем случае, только одно твое сердце.

— Свою истинную любовь? — спрашивает Тиора, растерянно глядя на меня. — Но я не Дарклинг, моя мама была Люпином, а папа человеком. Так как я могу быть его Кровной Половинкой?