Чудовище (Страшно красив)

— Очень счастлива. Если бы не…

— Если бы — что? Ты же знаешь, Линди: тебе достаточно попросить, и ты получишь все, что хочешь.

Она глядела куда-то вдаль. Может, на звезду, может — просто в темноту.

— К сожалению, не все. Я часто думаю об отце, и до сих пор не знаю, как он. Поначалу я была очень зла на него. Считала, что он продал меня в рабство, потом злость прошла. Знаешь, Адриан, он не такой уж плохой человек… если бы не наркотики. Он болен. Я знаю, что не могу его вылечить. Но мне удавалось хоть как-то заботиться о нем. Ты, конечно же, скажешь, что глупо заботиться о том, кто мог продать тебя за щепотку зелья. Кто схватил свой чертов героин и ушел не оглянувшись. Но все равно я о нем беспокоюсь.

— Почему же глупо? Родители бывают разные. Даже если они тебя не любят…

Теперь Линди глядела на огонь. Я тоже стал смотреть, как он неторопливо пожирает полено.

— Адриан, я по-настоящему счастлива здесь. Только… только хотела бы убедиться, что с отцом все более или менее в порядке.

Неужели ее поведение — умело разыгранный спектакль? Может, она преодолевает отвращение ко мне, чтобы добиться от меня чего-то дорогостоящего? Например, устройства ее папаши в хорошую клинику, где его попытаются избавить от тяги к героину?

Я вспомнил наше катание на санках, то, как крепко она прижималась ко мне. Не верю, чтобы и это было частью шоу. И все равно у меня от сомнений заболела голова.

— Если бы я могла хоть на несколько минут увидеть отца…

— Тогда ты осталась бы здесь, со мной?

— Хотела бы остаться. Только бы…

— Ты можешь его увидеть. Подожди.

Я ушел, чувствуя на спине ее взгляд. Входная дверь, как всегда, осталась незапертой. Думаю, Линди это заметила. Она могла уйти прямо сейчас. Скрыться в темноте, и я бы не стал возвращать ее назад. Но она этого не сделает. Она сказала, что счастлива со мной. Она готова и дальше оставаться в этом доме, однако ей нужно время от времени видеть отца. Наверное, если она увидит его вместе с его наркотой, вполне довольного жизнью, это успокоит ее. Я понимал чувства Линды. Смотреть на своего отца я мог по нескольку раз в день — достаточно включить телевизор. Пусть она посмотрит на своего.

Я вернулся с ведьминым зеркалом. Линди все так же сидела на диване.

— Что это? — удивилась она, увидев у меня зеркало.

Линди оглядела серебряную оправу, затем повернула зеркало стеклом к себе.

— Это волшебное зеркало, — сказал я. — Заколдованное. Глядя в него, ты можешь увидеть любого человека, где бы он ни находился.

— Хорошая шутка.

— Это не шутка.

Я забрал у нее зеркало и, держа перед собой, произнес:

— Хочу видеть Уилла.

В то же мгновение мое уродливое лицо исчезло, и мы увидели Уилла. Он действительно лежал в постели и читал книгу. В комнате не было света, кроме лунного, но Уиллу было все равно.

Я вернул зеркало Линде. Она недоверчиво поглядела на свое отражение и хихикнула.

— Значит, это не шутка? И я тоже могу попросить зеркало показать мне того, кого захочу?

Я едва успел кивнуть, как она сказала:

— Хочу увидеть… Слоан Хаген.

Поймав мой вопросительный взгляд, Линди пояснила:

— Помнишь, я тебе рассказывала про эту злую и капризную девицу? Она еще устроила Кайлу скандал из-за розы.

В зеркале появились очертания комнаты Слоан. Сама Слоан сидела перед туалетным столиком и тоже смотрелась в зеркало, выдавливая прыщик. Прыщик был большой, из него выползала противная белая слизь.

— Ого! — засмеялся я, глядя на панически испуганную Слоан.

Линди тоже рассмеялась.

— Не повезло красавице… На кого бы мне еще посмотреть?

Я замер. Вдруг ей захочется взглянуть на Кайла Кингсбери? Она же говорила, что влюбилась в него по уши. И каково ей будет увидеть в зеркале мою звериную физиономию?

— Ты сказала, что хочешь увидеть отца. Развлекаться с зеркалом мы можем и потом. Если хочешь, увидишь даже президента. Я однажды застал его в туалете Овального кабинета.

— Оказывается, ты представляешь угрозу для национальной безопасности, — засмеялась Линди. — Хорошо, президент от нас никуда не денется. Но сначала, — она заглянула в зеркало, — я хочу видеть своего отца.

И вновь изображение поменялось. Мы увидели темный и грязный нью-йоркский перекресток. Возле стены дома лежал какой-то человек, бесцветный, как любой другой бездомный Нью-Йорка. Зеркало показало его ближе. Человек кашлял и дрожал от холода. Ему было очень плохо. Я с трудом узнал в нем отца Линды.

— Боже мой! — всхлипывала Линди. — Что с ним? И он хвастался, что прекрасно проживет без меня!

Ее плач перерос в рыдания. Я попытался ее обнять, но Линди оттолкнула мои руки. Я все понимал без слов. Она винила меня. Это из-за меня ее отец остался без присмотра. Вполне вероятно, что он теперь жил на улице.

— Тебе нужно поехать к нему.

Едва произнеся эти слова, я страстно пожелал вернуть их обратно. Но это было невозможно.

Я должен был что-то сказать, чтобы она прекратила плакать и злиться на меня. Хотя бы это. Прежде всего это.

— Поехать к нему?

Линди подняла голову, решив, что ослышались.

— Да. Завтра утром. Я дам тебе денег, и ты поедешь ближайшим автобусом.

— Уехать? Но…

Рыдания стихли.

— Ты не пленница, я не собираюсь удерживать тебя насильно. Мне хотелось, чтобы ты оставалась со мной, поскольку…

Я замолчал, не решаясь закончить фразу. В камине; ярко и весело пылало бревно. Но если не подложить другое, огонь очень скоро погаснет.

— Я хочу, чтобы ты поехала и нашла отца.

— И ты без возражений отпускаешь меня?

— Каким бы он ни был, он твой отец. Ты ему сейчас очень нужна. Вернешься, когда захочешь и если захочешь. Как друг, а не как пленница.

Я тоже плакал и потому говорил очень медленно, чтобы голос меня не выдал. Слез на моем лице она, конечно же, не видела.

— Я никогда не считал тебя пленницей. Тебе нужно было лишь сказать, что ты хочешь уйти А теперь это необходимо.

— А как же ты?

Вопрос, на который у меня не было ответа, но отвечать пришлось.

— Обо мне не беспокойся. Я останусь здесь на зиму. Тут можно гулять, не опасаясь чужих взглядов. А весной вернусь в город, к своим розам. В апреле. Ты придешь меня навестить?

Линди замешкалась с ответом.

— Да. Ты прав. Я приду тебя навестить. Но я буду по тебе скучать, Адриан. По времени, которое мы провели вместе. Все эти месяцы… Ты мой самый верный друг.

Друг. Это слово рубануло меня, как топор, которым я колом поленья на лучинки. Друг. Дружба — единственно возможные отношения между нами. Значит, я прав, отпуская Линду. Чтобы снять заклятие, дружбы недостаточно. Но ничего другого у меня не было, и часть меня отчаянно цеплялась за дружбу.

— Линди, тебе нужно ехать. Завтра же. Я вызову такси, и оно довезет тебя до ближайшей автостанции. К вечеру будешь в Нью-Йорке. Но прошу…

Я отвернулся.

— О чем, Адриан?

— Не сердись, что утром я не выйду проститься с тобой. Иначе я… могу не отпустить тебя.

— Может, мне не ехать?

Они обвела взглядом уютную гостиную с пылающим камином, потом взглянула на меня.

— Если тебе будет плохо, я не поеду.

— Нет, так нельзя. Ты останешься, а думать будешь об отце. И этот дом превратится для тебя в настоящую тюрьму. Удерживать тебя глупо и эгоистично. Не хочу, чтобы ты считала меня эгоистом.

— Ты не эгоист, Адриан. Ты относился ко мне добрее, чем кто-либо в моей жизни.

Она схватила мою руку — мою уродливую когтистую руку. Линди с трудом сдерживала слезы.

— Тогда и ты будь ко мне добра. Постарайся уехать, не задерживаясь. Это все, о чем я тебя прошу.

Я осторожно высвободил руку.

Линди посмотрела на меня, попыталась что-то сказать, потом кивнула и выбежала из гостиной.

Я вышел из дома и побрел наугад. На мне были лишь джинсы с футболкой. Я быстро промерз до костей (шерсть не помогла), но в дом не вернулся. Пусть хотя бы холод заглушит ощущение пустоты и утраты. В комнате Линды горел свет. Несколько раз за плотными шторами мелькнул силуэт. Она собирала вещи. Ее окно было единственным пятном света в холодной и темной ночи. Я поискал глазами луну, но ее закрывали деревья. Небо было усыпано яркими точками звезд.