Для тебя моя кровь (СИ)

Маги подвинулись, предлагая нам с Вилмаром сесть.

Обилие всевозможных яств на столе аппетита не вызвало. Жаренное на костре, наверняка магическом, мясо не радовало, не был интересен и салат из груш и ореховой капусты, не прельщала нарезка золотистой рыбы, да и к фруктам рука не тянулась.

Никому не нужная, никому не приятная гостья на чужом празднике.

Так зачем меня сюда притащил Вилмар? Надоело проводить время в моём обществе? Разве тот, кто любит подвергнет своего любимого подобным унижениям?

С трудом сдерживая слёзы, я сидела между Вилмаром и Брунгильдой, не вслушиваясь в весёлую, шумную речь вампиров, в их смех. У них свои воспоминания, свои шутки и байки, как и у любой компании, ни раз собирающейся за одним столом. А я – чужачка, самозванка, прицепившаяся к Вилмару. Пожалел он меня, подарил жизнь, а теперь испытывает неудобства от того, что друзья и начальник смотрят косо и готовы закрыть дверь своего дома, что мать не желает появляться в гостях у сына, по причине моего присутствия.

- Нет, сынок, даже не проси! Я не могу переступить через себя, понимаешь? – мягко говорила она. Её красивое лицо на мониторе компьютера, стоящего на столе Вилмара выражало скорбь. – Люди убили твоего отца, того, кто столько для них сделал. Убили зверски, с изощрённой жестокостью.

- Его убила не Инга, мам, - резко отвечал Вилмар.

- Она, такая же, как все люди, а люди неблагодарные, жадные, тупые твари. Девчонка погубит тебя, сынок, погубит так же, как это сделала Ольга.

После слов, брошенных матерью, разгорелась ссора. Хёрдис обвиняла сына в слабости, наивности и ослином упрямстве. Кричала, что она, не только мать, но ещё и верховная жрица храма воды, и водная гладь показала ей умирающего от магического истощения сына. Вилмар же, довольно грубо предложил женщине заткнуться и не молоть языком, а затем прервал связь. Мать ещё несколько раз пыталась дозвониться до своего чада, но Вилмар делал вид, что не слышит, как компьютер издаёт звуки, которые мне в тот момент казались жалостливыми.

Приставать к мужу с вопросами я не стала, видя, как сходятся его брови к переносице, как вспыхивает ярость в зелёных глазах, почти на физическом уровне, ощущая, как от него исходят волны гнева, обиды и раздражения. Всё ждала, когда он поделится сам. Но Вилмар открывать мне душу не спешил, ходил мрачный, отвечал односложно, и я, опасаясь разозлить его, старалась реже попадаться на глаза. Наши завтраки и ужины проходили в напряженном молчании, утреннее купание в море, совершались без радости, будто не плавали, а надоевшую работу выполняли. Так продолжалось три дня. И вот, когда я по- обыкновению устроилась с книгой в беседке, Вилмар решил заговорить. Сердце лихорадочно забилось, зашумело в ушах. Он остановился на пороге, закрывая собой солнечный свет, смотрел на меня, гладил взглядом, словно не решаясь подойти и дотронуться.

И я, невольно, подумала, что свет солнца он затмил для меня не только в прямом, но и в переносном смысле. Ни кому и ни чему не удавалось занять все мои помыслы, запасть в душу так, что весь мир отодвигается на задний план, ведь имя моему миру Вилмар. Что это? Любовь, о которой пишут книги и снимают фильмы, какую я мечтала встретить? А может последствия обряда? Как уж я там говорила: « Я согласна соединить свою ауру с твоей и принадлежать тебе без остатка»?

- Ты стала очень плохо есть, малыш, - сказал он, усаживаясь рядом со мной.

В груди, в животе, затрепетала тысяча бабочек. Тиски, сдавливающие и сердце, и голову и всю мою душу ослабли. Он заговорил со мной! Он не винит меня ни в чём? За эти проклятые три дня, я чего только не передумала, как только не накрутила себя. Извелась в поисках причин, оправданий, то ненавидела себя, то его, то Хёрдис, ведь охлаждения наших отношений пошло после её звонка.

- А тебя волнует только это? – спросила я, стараясь не выдать своей радости. Муж он мне или не муж, соединены наши ауры или нет, но поступать так со мной он не имеет никакого права. У меня тоже есть гордость, мне тоже бывает больно и обидно. – Хочешь крови, но боишься, что она окажется недостаточно вкусной?

Я постаралась вложить в свои слова, как можно больше яда, специально вызывая в себе чувство обиды, мне оно представлялось мутно- серым, клубящимся, плотным и густым, словно шерсть.

- Прости меня, девочка моя, - лёгкий поцелуй в висок, голос нежный, тёплый. Его золотые искры прорывают серый туман, клочья которого съёживаются, распадаются, тают под натиском золотистых лучей.

Приятная слабость разливается по телу, и больше ничего не хочется, лишь прижаться к широкой груди, чувствовать жар больших и таких ласковых ладоней у себя на затылке, спине, на всей поверхности тела.

- Я не хотел тебя обидеть, моя дорогая. Я просто забыл, что с вами, людьми, нужно разговаривать, вы не видите ауру, не чувствуете эмоций. Мать меня очень разозлила, ударила по больному. Я видел, как ты изводишь себя, но ни чем не мог помочь, боялся нечаянно передать тебе свою черноту, злобу. Но сейчас всё прошло.

- Ты поругался с ней из – за меня? – я тонула в его тепле, захлёбывалась в океане нежности, упивалась наступившим покоем.

- Если она любит меня, то смирится с моим выбором.

Я залипала, запутывалась, увязала в нём, как в трясине, как в зыбучем песке. Знала, что так нельзя, что нужно бы задать некоторые вопросы, например о том, каким образом я могу погубить Вилмара, но не могла, или, вернее сказать, не хотела. Теряла волю, теряла способность мыслить.

- Твой проект- утопия, Адамина, - долетел до меня голос Вилмара. – Мы очень мало знаем о людях, а тем более о человеческих детях. Да, комарик принесёт кровь такого подростка, ты отправишь в их государство отряд, и всё, миссия провалилась. А знаешь почему? Потому, что мы не знаем, чем дышат современные дети, что им интересно. Взрослым можно пообещать работу, денег, любовь. Мы знаем, как их заманить, как с ними разговаривать.

- И детей можно завлечь, - горячо спорила Адамина.

- Попробуй, – подал голос Гуннар. – Ты вон Ингу предложила посадить в ванну, так как даже не имеешь представления о том, какие люди на самом деле. Для тебя они лишь живые сосуды с кровью, мала ты ещё, Адаминочка, чтобы во взрослые игры играть.

- Но решать проблему надо, - промурлыкала своим чарующим голоском Брунгильда. – Источники в ваннах хороши для насыщения, для работы со стихией, но как быть с бесплодием? Мы через пару т ысяч лет вымрем вовсе!

Да уж, жаль, что я не доживу до того времени. Сколько бы проблем тут же исчезло и не только бы моих лично, но и человеческого государства в целом.

- Вот вам Адамина и говорит, что нужна кровь мыслящих людей, которые испытывают эмоции, любят, ненавидят, доверяют и боятся. Для рождения ребёнка нужны гормоны, дофамин – гормон удовольствия, оксетацин- гормон доверия и привязанности. А источник, лежащий в ванне, пусть даже истинный, не рождённый здесь, мягко говоря, тупеет. Адреналин он выделять сможет, а вот оксетацин- не уверен.

Министр назидательно стучал указательным пальцам по столу в такт своим словам.

- А чья кровь насыщена гормонами? В ком яркий букет всевозможных эмоций? – янтарные глаза Адамины сияли, на щеках играл румянец. – Конечно, в подростках. Да, я родилась после войны, и мой опыт общения с людьми довольно мал…

- Его у тебя просто нет, - хохотнул Гуннар. – Жадное высасывание крови из сидящих в ванне- не в счёт.

- Но мой проект можно доработать, довести до ума, - рыжая, казалось, не слышала слов мага земли.

- Не переживай, дочка, - ласковая рука министра легла на худенькое плечико девушки. – Королевский совет министров рассмотрит твоё предложение. А эти дураки из службы поставки ничего не решают.