Забытое время (СИ)

-А я сорок лет назад, а после не слышал ни о нём, ни о Кассандре, - сказал Гектор.

-Да и Абисида больше нигде не появлялась… Неужели они кардинально решили вопрос?

-Не знаю. Надеюсь, что нет. Иначе мы потеряли ещё минимум трёх, а может и четверых наших собратьев, - светловолосый тяжело вздохнул.

Парни, опустив головы, задумались, а потом протянули друг другу руки и пожали их.

-Мы так не поступим, - произнёс Давид.

-Да. Не имеем права так поступать, - согласился Гектор.

Открыто посмотрев друг другу в глаза, парни ещё несколько секунд постояли, а потом пошли к своим машинам, и сев в них, разъехались в разные стороны.

Глава 10.

Следующие три дня мы с мамой всецело были погружены в заботы о папе, и днём я не думала о парнях. А вот перед сном, лёжа в кровати, раз за разом вспоминала и наши первые встречи с каждым из них, и фразы, которые вызывали у меня недоумение, и нашу последнюю встречу, и всё больше понимала, что парни не так просты и что-то от меня скрывают. А больше всего волновало, что они резко ворвались в мою жизнь как раз после того, как я увидела картину в музее.

Интуиция подсказывала, что началось всё именно с неё и моего запроса в сети, а также ответа от парня с ником Агас. А в одну из ночей, в очередной раз анализируя всё, я вспомнила, как Давид рассказывал о проклятии Агасфера, и стало вообще не по себе, потому что и ник парня, и имя, сказанное Давид, имели общие корни. Да и сами картины и фотографии с девушкой беспокоили не меньше. Из-за этого в голову начали уже лезть настолько фантастические предположения, что становилось страшно. Кроме того и другие моменты вызывали массу недоумений. Я даже начала пугаться собственных мыслей и видела выход в одном - в скорейшем разговоре с парнями.

А в четверг мы получили радостное известие, вернее, приглашение в клинику. Врачи пошли навстречу и, учитывая состояние здоровья, нашли возможность принять папу как можно быстрее, и уже в понедельник ожидали приезда и папы, и донора.

Такое быстрое получение приглашения вселило в нас ещё большую надежду на благополучный исход операции, и оставшиеся дни до выезда в Израиль мы с мамой занимались сбором чемоданов, бронированием гостиницы, покупкой авиабилетов и прочим, поэтому дни пронеслись быстро.

В понедельник утром мы уже находились в аэропорту. Папу тоже привезли сюда, и мы с мамой крутились возле него и переживали, как он перенесёт полёт в три с половиной часа, хотя и он, и врачи заверили нас, что всё должно быть хорошо, и все необходимые процедуры сделали, чтобы поддержать его во время перелёта.

Глядя на папу, с бледным отёкшим лицом, я, как могла, отгоняла страшные мысли о том, что могу в последний раз видеть его живым, а потом отвела маму в сторону и провела с ней, наверное, сотую беседу о том, чтобы она больше от меня ничего не скрывала и звонила даже при малейших проблемах. А потом до последнего не желала отходить от отца, заверяя, что люблю его, и он обязательно должен выздороветь. Папа, конечно же, с улыбкой отвечал, что всё будет хорошо, но я видела и в его глазах страх, что он тоже может больше не увидеть меня. Не выдержав всего этого, я расплакалась. А последние моменты прощания вообще прошли как в тумане. Целуя то папу, то маму, я заверяла их в своей любви, в том, что всё сложится хорошо, и что скоро мы увидимся, и папа будет здоров. А когда они ушли на посадку в самолёт, долго ещё не могла уехать из аэропорта, потому что казалась - все силы разом покинули меня.

Домой я добралась на такси. Зайдя в квартиру, я устало привалилась к стене в прихожей и долго так стояла. На сердце было тоскливо, и я не могла заставить себя пройти дальше.

Квартира без родителей была пустой, и это пугало. Я привыкла, что мама всегда дома и встречает с улыбкой, суетится возле меня, спеша накормить или узнать, как продвигается учёба, что интересного произошло в жизни, что беспокоит меня. А ещё больше не хватало папы с его добродушным прищуром глаз, мягким “доченька” или “моё солнышко”, или ласково-поучительных наставлений, если я, на его взгляд, вела себя неправильно.

“Господи, только бы операция прошла успешно, и печень потом не отторглась!” - взмолилась я. “Если с папой что-нибудь случится, это подкосит маму, и боюсь, от такого удара она никогда не оправится. Да и я не представляю, как без него жить”, - мысли пугали всё больше, и от этого в ногах появилась слабость. Поняв, что лучше сесть, я сняла туфли и поплелась в зал, а там, сев на диван, замерла.

“А что со мной вообще будет, если мамы с папой не станет? Я же останусь одна… Совсем одна на этом свете. С немногочисленными родственниками родителей я не особо общалась, а точнее они не очень меня жаловали при наших редких встречах, и сейчас понятно, почему они так себя вели. Они знали, что меня взяли из детдома, и поэтому не считали своей роднёй, а это означает лишь одно - я на самом деле останусь одна-одинёшенька. Если что-нибудь произойдёт в моей жизни, негде будет голову прислонить, чтобы передохнуть от трудностей или найти поддержку… У меня даже нет друзей… Я буду совсем одна…”, - от этих мыслей в груди всё сжалось и стало настолько страшно, что я не могла вздохнуть. А когда всё же получилось судорожно втянуть воздух, я разрыдалась, и перед глазами начали проноситься печальные картины моего возможного одинокого будущего.

От всего этого стало ещё тоскливее и захотелось услышать голос живого человека, уткнуться кому-нибудь в плечо, выплакать все слёзы и рассказать обо всех своих страхах и переживаниях.

“Может, позвонить кому-нибудь из парней? Но кому? Гектору или Давиду?” - прислушавшись к себе, я поняла, что даже сейчас, когда паршиво на душе, и хочется кого-нибудь видеть, я не могу решить, к кому из них меня тянет. “Конечно, каждый из них меня выслушает и попытается успокоить. Но Гектор, скорее всего, начнёт успокаивать, стараясь вселить оптимизм, и возможно начнёт сыпать цифрами из статистики, рассказывать, что отца отправили в хорошую клинику и прочее. Он вывалит на меня массу информации, которая вряд ли успокоит. Я же просто хочу, чтобы меня, если не выслушали, то хотя бы просто побыли рядом, а Гектор, боюсь, не поймёт, что нужно просто молчать и сопереживать. В его стиле давить авторитетом, а не прислушиваться к моим словам. А вот Давид выслушает, но попытается успокоить своеобразно. На сто процентов уверена, что он попробует затащить меня в постель и будет долго и нежно любить, чтобы я вымоталась и заснула. А я сейчас точно не хочу секса. Мне нужна просто поддержка и умение слушать… Так что же делать?” - всхлипывая, я не знала кому позвонить и при этом точно была уверена, что начну биться головой о стену, если останусь одна.

“А может, позвонить им обоим и попросить приехать? Гектор сдерживал бы порывы Давида затащить меня в кровать, а тот не давал бы первому поучать меня… Это был бы идеальный вариант, и мне не было бы так страшно… Я даже готова выслушивать их грызню, только чтобы не находиться сейчас одной”.

Глядя в сторону прихожей, я никак не могла решить - звонить или нет, а потом всё же поднялась и пошла за мобильным телефоном. Достав его из сумки, я вернулась в зал и снова замерла, взвешивая правильность своего решения. С одной стороны, умом я понимала, что это вообще идиотская затея, и даже не представляла, как оба парня смогут меня успокаивать. Но, с другой стороны, осознавала, что сойду с ума от переживания за то время, пока мама с папой будут лететь в самолёте, и просто не выдержу этого томительного ожидания в одиночестве.

“Всё же позвоню, а там - будь, что будет”, - окончательно решила я и набрала номер Гектора.

Ответил он почти моментально.

-Рима?! - голос был полон сочувствия и понимания.

-Гектор, ты не мог бы приехать? - жалобно спросила я. - Мама с папой сегодня вылетели на лечение, и мне так страшно сейчас…

-Конечно же, приеду, - мягко заверил он. - Буду через пятнадцать минут…