Грешные дела (ЛП)

— Это… трудно. Они всегда наблюдают за тобой, Аврора. У тебя есть власть формальная, но не фактическая. И если ты позволишь пустить слабину, ты даже это потеряешь.

— Если бы вы знали, что ваш муж делает что-то ужасное, вы бы его остановили?

— Аврора, моя дорогая, с таким же успехом я могу останавливать дождь. С годами я научилась задобривать его. Но моё мнение перестало иметь значение в то мгновение, когда меня выдали за него замуж, — она пробежала пальцами по волосам Авроры. — Не беспокойся об этом. Тебе дали многое, чтобы избежать горя. Родрик хороший мальчик.

На мгновение Авроре хотелось найти Родрика и рассказать об увиденном. О том, как она пробралась в подземелья, о Тристане, о жестокости отца. Но она не могла. Нет, это означало потерять доверие Родрика. Он заслужил большего, чем её лжи и фальшивых улыбок. Он заслужил того, чем она не станет.

Внезапно она поняла, что должна сделать.

— Я хочу увидеть Родрика, — слова оказались слишком грубыми и нескладными.

Айрис нахмурилась.

— Завтра банкет, Аврора, и много всего надо сделать. Уверена, это может подождать.

— Я хочу кое-что ему дать, — Аврора сжала пальцами свои юбки. Судя из прочитанного, именно это могла попросить молодая принцесса. — Хочу кое-что наладить… Прежде чем выйти замуж.

Может быть, не следовало использовать «выйду замуж», словно принимая будущее, но это заставило королеву умолкнуть.

— Что ты хочешь ему дать? — спросила она.

— Книгу.

Королева изогнула брови.

— Книгу? Это вряд ли является традиционным подарком.

Пальцы Авроры крепче сжали её юбки, и она заставила себя смотреть королеве в глаза.

— Нет, но я не традиционная невеста.

Она ждала Родрика в королевском саду, сидя неподвижно на прохладной деревянной скамье. Деревья были ещё голы, но несколько храбрых нарциссов вырвалось из земли и расцвело, а солнце разбрасывало тени вокруг. Книга грузом лежала на коленях Авроры. Она вцепилась в неё и закрыла глаза, стараясь не обращать внимания на настойчивые шаги стражи, пытаясь расслышать пение птиц.

— Принцесса? — Родрик вновь озабоченно нахмурился. — Мама сказала, ты хочешь поговорить со мной.

Она кивнула и поднялась.

— Нет, прошу! Давай присядем… Не хочу ходить со стражей, которая шагает так, словно из кустов ежесекундно выпрыгивают убийцы! — воскликнул он.

— Хорошо, — она протянула книгу, когда он сел. Золотое тиснение отражалось в исчезающем солнечном свете. — Я хочу дать тебе это.

Сказка о Спящей Красавице. Её палец над золотой прялкой, выгравированной на обложке. Он так и не взял книгу в руки.

— Но… Это твоё…

— Нет. Нет, это не так, — он всё ещё не двигался, но она положила книгу ему на колени. Та пошатнулась, едва не упав на землю, и Родрик поймал её.

— Почему ты отдаёшь мне её?

— Я хочу, чтобы ты её… — это было всё, что она могла сказать. Как объяснить? Она хотела показать, что это история — слова и картины, смеющиеся над её несовершенством. Как она могла сказать, что он заслужил эту мечту о ней, что заслуживает держать историю в руке, даже если она не станет правдой? Так должно быть, суждено, а может, она отрицала то, что была когда-то девушкой на страницах, но обещала, что исправится. Что реальность не всегда будет такой, но что-то можно сделать, иначе всё развалится. Что она вроде бы потянула историю в сторону и могла попытаться как-то претендовать на реальность.

Он продолжал смотреть на обложку книги, проводя руками по кожаному переплёту.

— Это хорошая книга, — добавила она.

Он открыл её.

Однажды, когда желания ещё сбывались, Алиссайнией правили любящий король и его прекрасная жена.

Иллюстрация была сказочной и элегантной, бородатый король и женщина с солнечными волосами. Прошло меньше месяца с того момента, когда Аврора видела своих родителей, но она чувствовала, что память ускользала. Может, у отца были морщины вокруг глаз? Как пахли волосы матери, когда она обнимала её? Чем больше она думала, тем больше хваталась за воспоминания, и тем скорее они вырывались из её рук.

Родрик переворачивал страницу за страницей, задерживаясь на каждом слове, словно читая это впервые. Наконец, он достиг изображения Авроры или чего-то похожего на неё, над старой разбитой прялкой, с вытянутым пальцем. Аврора прижала руку к изображению, пытаясь вспомнить борьбу, чтобы собрать воедино обрывки памяти в её мыслях. Почему она это сделала? Всегда есть выбор… а может, она выбрала. Может, в конце концов, это её вина.

— Это было запретно, — сказала она дрожащим голосом. Он так много пояснил в её жизни, не зная, что говорит правду. — Вот почему я это сделала. Потому что это было запрещено.

— Ты помнишь?

Она замолчала, водя пальцем по картине и прослеживая очертания прялки.

— Нет, не знаю. Я помню… Музыку, которая потянула меня из комнаты и… Я не уверена. Я помню, как взлетала, но это невозможно. И башни не было.

— Селестина была сильна. Она могла это сделать.

— Может быть, — Аврора закрыла глаза. — Был лёгкий, красивый, подпрыгивающий свет, словно фея или… не знаю. Я последовала вверх, всё выше и выше. — казалось, она могла чувствовать скрип деревянной лестницы под ногами, слышала мелодию, которая теперь затенялась голосом Крапивы, заполняя воздух вокруг неё. — Была пыльная, круглая маленькая комната, но это не похоже на картину. Веретено крутилось. Я никогда прежде не видела прялку, только картины, и думала, что знала, что это. Это была ночь перед моим восемнадцатым днём рождения, в самый последний день перед тем, как сломается проклятье, и это было похоже…

Дрожь промчалась сквозь неё, словно она вновь была в комнате, и вдруг поняла, что имели в виду люди, когда говорили о судьбе. Её тянуло, странное чувство глубоко в душе, был момент, который она ждала всю жизнь.

— Женщина посмотрела на меня. Я не спрашивала, почему она там. И она спросила, не хочу ли я попробовать.

Аврора открыла глаза. Родрик смотрел на неё со слегка приоткрытым ртом, словно впитывал каждое слово и каждое её дыхание.

— Я знала, что должна. Я знала. Я провела всю жизнь в работе до этого. И думала… на что это похоже? Колесо так гладко вращалось, блестела игла, и… Я хотела узнать. Я устала бояться.

— Ты нарочно уколола палец?

— Нет, — медленно ответила она. — Нет. Но я стояла на стуле, женщина показала мне, как сделать так, чтобы нить была гладкой. — она закрыла глаза и протянула руку, словно нить ещё скользила по коже. Может, это было заклинание, может, её собственное истощение, но ей казалось, что мир поблёк, когда ею руководила странная старушка. Она не могла вспомнить, но это задержалось на задворках памяти, словно сказка, словно ребёнок, как чувство истины. — Но я была неуклюжа. Я была неуклюжа, палец соскользнул. Он упал на иголочку, та уколола палец. Стало так холодно…

— И?

Она открыла глаза, глядя на дорогу. Нарциссы покачивались на ветру.

— Вот и всё. Дальше я проснулась. И ничего. Я словно была тут всю мою жизнь, — часть её жаждала поэтического завершения рассказа. Чувства обращались в мечту, чтобы можно было соединить всё это с её настоящей личностью. Но мечты никогда не помогали. Это случилось моментально, а потом всё пропало, словно никогда и не было.

Родрик твёрдой рукой повернул страницу. Принцесса спала на большой кровати с балдахином, золотые волосы разметались по подушке, она прижимала к груди красную розу.

— Ты спала?

Аврора вздохнула. Какая разница, что она делала? Она могла прожить другую жизнь в прошедшем веке, что жил и умер в её голове. Но от него не было теперь ни следа.

— Не знаю, — ответила она наконец-то. И это было правдой.

Родрик добрался до последней страницы, картины прекрасной принцессы, одетой в белое, под аркой с прекрасным принцем, и толпы смотрели на них, голуби трепетали в небесах. И все жили долго и счастливо.

Когда Аврора посмотрела на картину, она почувствовала в ней глубокую тоску — тут показали и обещанное после. Она хотела перевернуть страницу и увидеть ещё слова, чтобы обещания вновь появились о её маленькой жизни. Даже если каждый слог был выдуман, в этом существовало утешение, что она должна сделать что-то и так будет. Восстать против идеи лучше, чем не иметь ни малейшего представления о том, что будет.