Богиня света

– Возможно, ее желание не ограничивалось одним-единственным актом любви.

– Это было не единственный раз, – возразил Аполлон, потирая лицо ладонью. – Мы занимались любовью всю ночь и все утро. Она была удовлетворена, так же как и я.

– Тогда есть другой вариант. Что, если заветное желание Памелы вообще не имеет отношения к простому сексу? – Артемида принялась беспокойно шагать взад-вперед, рассуждая вслух. – Хотя оно и было связано с постелью… я ведь почувствовала, как заклинание ослабело этой ночью… Но цепь все равно цела, так что ясно: ее сердце желает чего-то большего, нежели секс.

Задумавшись, богиня остановилась у стеклянного стола и наполнила бокал для себя.

– Я улавливала ее чувства, особенно когда она хотела уйти от тебя там, возле бассейна.

Аполлон быстро взглянул на сестру.

– И что она чувствовала? – требовательно спросил он.

– Ей было больно, она была растеряна и смущена.

Аполлон со стоном опустился в кресло. Сестра внимательно наблюдала за ним.

– Ты тревожишься за нее? – негромко спросила она.

Аполлон поднял голову и посмотрел ей в глаза.

– Думаю, я полюбил ее.

– Полюбил? – Артемида покачала головой. – Этого не может быть. Она простая смертная. И если тебе даже этого недостаточно, то не забывай: она смертная из современного мира.

– Это я и без тебя знаю.

– И вообще, почему ты так решил? – фыркнула Артемида. – Ты же никогда не влюблялся!

– Вот именно поэтому я и уверен, что теперь влюбился! Я прожил несчетное множество лет, но никогда не испытывал таких чувств, как теперь.

– Каких? Какие именно чувства могут быть столь сильны, что ты счел их за любовь? – спросила Артемида.

– Я беспокоюсь о ней больше, чем о себе. Ее счастье – счастье для меня. Ее боль приводит меня в отчаяние.

Богиня посмотрела на брата так, словно он ее не на шутку озадачил.

– Возможно, это пройдет со временем.

– Дело в том, моя дорогая сестра, что я не хочу, чтобы это проходило. – Аполлон улыбнулся невесело. – Этим утром я был слишком самодоволен. Мне казалось, что любить – это так просто! Я нашел родственную душу, свою половинку. Я полюбил ее, и она должна чувствовать ко мне то же самое. Я был просто высокомерным болваном!

– Ты уверен, что она твоя половинка?

– Похоже, она – неотъемлемая часть моей души.

– Но если это так, то по самой природе подобных уз она должна тоже любить тебя, – сказала Артемида, пытаясь отыскать хоть какой-то смысл в причудливых высказываниях брата.

– Можно и так думать, – с несчастным видом пробормотал Аполлон.

Артемида постучала кончиками пальцев по подбородку.

– Ну ладно… Она смертная. Может, поэтому все так запуталось! Сердце Памелы желает, чтобы в ее жизни появилась настоящая любовь, хочет найти свою половину – она просто назвала это романтикой, но разве это по сути не одно и то же? Романтика… любовь… истинное желание… родственные души… Разве нельзя использовать все эти слова для описания одного и того же? И если я права, то есть смысл и в том, что ритуал оказался незавершенным и заклинание не снято!

– Да какой тут может быть смысл? Если ее желанием было встретить настоящую любовь, а я и есть ее половина, то почему тогда заклинание не снято?

– Она должна узнать и принять тебя как подлинную любовь. Видно же, что с ней пока что этого не произошло. – Артемида положила руку на плечо брата. – Эмоции, которые доносятся до меня из-за нашей с ней связи, – это отнюдь не любовь и удовлетворение. Памела испытывает боль и смущение; она не ощущает себя любимой.

Взгляд Аполлона затуманился.

– Я знаю, что в прошлом ее сильно ранил какой-то мужчина. Но я был настолько самоуверен, что решил: одно лишь легкое прикосновение к бессмертной силе – и моя страсть исцелит ее.

– Ты ошибался, брат. Памела куда сложнее. В ней скрыто большее.

– Тем больше в ней того, что стоит любить, – невнятно произнес Аполлон.

Артемида хлопнула его по спине.

– Глядя на твое отчаяние, я радуюсь, что ничего такого не испытала.

– Думаю, я начинаю понимать, что любовь – это и отчаяние, и чудо, скрытые вместе под нежной кожей женщины, – сказал Аполлон.

– Так почему бы тебе просто не сказать, кто ты таков? Приведи ее сегодня вечером на Олимп, воспользуйся силой бессмертного, чтобы ее любовь всплыла на поверхность.

Аполлон ужаснулся.

– Это не будет любовью! Это будет презренное поклонение или страх, смешанный с обожанием!

– Да, вот уж отличный пример того, насколько мы с тобой разные. Ты не хочешь пользоваться своей силой, чтобы завоевать Памелу; я же думаю, что только в этом и есть смысл. Какая смертная не захотела бы, чтобы ее полюбил бог?

Услышав, как Артемида высказывает вслух самодовольные мысли, которые совсем недавно посещали его самого, Аполлон преисполнился презрения к себе. Нечего и удивляться, что Памела отказывается признать в нем родственную душу…

– Что-то подсказывает мне, что Памела совсем не обрадуется, когда узнает, кто я на самом деле.

Артемида громко фыркнула.

– Современные смертные не похожи на людей Древнего мира. Они управляют железными тварями, покорными их воле. Разного рода сведения разносятся между ними с помощью механизмов, а не магии и ритуалов. Для них мы мертвы. Нет, она должна в первую очередь полюбить меня как обычного мужчину. И только после этого я смогу убедить ее принять меня как бога.

– И как же ты собираешься это сделать?

– Я должен любить ее, как простой мужчина любит свою женщину.

Артемида вопросительно вскинула брови.

– Всем сердцем, всеми силами, – пояснил Аполлон. – Видишь ли, когда я научусь этому, я выиграю нечто бесценное. Ее любовь.

– Как думаешь, ты сможешь завоевать ее любовь до завтрашнего рассвета?

– Сильно сомневаюсь, – сказал Аполлон.

Артемида вздохнула.

– Наверное, мне нужно радоваться уже и тому, что связь между мной и Памелой стала слабее. Теперь это походит на легкий зуд, с которым, правда, нелегко справиться, но это уже не постоянное изматывающее раздражение. Да уж, Бахус своей выходкой запустил нешуточные дела.

– Ты с ним говорила?

– Нет, он в последние дни старается не появляться на Олимпе. – Артемида пожала плечами. – Хотя он и раньше не слишком много времени проводил здесь. Он давно уже предпочитает общество смертных. Когда наши мытарства закончатся, надо не забыть всерьез разобраться с ним за дерзость.

Аполлон промолчал. Разве мог он сказать сестре, что его «мытарства» не закончатся никогда? Он мало что знал о любви, но уже был уверен в одном. Любовью нельзя руководить – она не начинается и не заканчивается по приказу. К несчастью.

– Аполлон? Очнись! Я спросила, как ты намерен действовать сегодня вечером!

– Я не знаю! – Стены храма угрожающе засветились, и бог света постарался обуздать разочарование. – Ужин… она сказала, что я могу пригласить ее на ужин. Ты сама слышала.

Гладкий лоб Артемиды сморщился, когда она вспомнила слова Памелы.

– «Закусос Максимус»… Что за странное имя?

– Да так, просто неудачное название.

– Мне все же кажется, что тебе следует сегодня привести ее сюда. Уговори ее посетить Олимп, твой личный храм. Что может быть более романтичного?

– Артемида, я уже объяснял тебе, что отказываюсь пользоваться своей силой, чтобы завоевать ее любовь.

– Так и не используй ее, упрямый олух! Но это твой дом, и он, уж конечно, несравнимо прекраснее всего, что может предложить королевство Лас-Вегас!

Аполлон немного подумал над словами сестры.

– Вообще-то ей нравится античная архитектура.

– Вот и приведи ее сюда! Скажи ей, что это особая, скрытая от посторонних часть «Дворца Цезаря». По крайней мере, ты будешь уверен, что вы останетесь действительно наедине.

– Наверное, я мог бы воспользоваться силой и затуманить ее ощущения, когда мы будем проходить через портал…

– Так веди ее сюда поскорее, пока еще кто-нибудь из двенадцати высших не положил на нее глаз.