Железное сердце (СИ)

— Ты красиво стрелки переводишь, виден длительный опыт, но что, если я откажу? Вернешься к шантажу и угрозам?

— Никогда, — ответил Бостон, сжав челюсти так крепко, что они почти заскрипели.

— Все равно, — Люба пожала плечами. — Я тебе не верю, всей этой истории слезливой не верю, потому что там, у Джайзера… я была уже не совсем смертной. И ты от меня отказался.

— Тогда я думал, что достаточно убедил себя в том, что прекрасно без тебя обойдусь.

— Вот и наслаждайся.

— Прости меня, я был не прав. Каждый раз не прав, — терпеливо повторял Бостон. — Я тебя люблю.

— А я тебя — нет, — сказала Люба, всем сердцем надеясь, что он не расслышит ложь, которая острыми краями вместе со словами проскочила по языку, падая в горло и оставляя вкус чего-то мерзкого и ядовитого.

Но нет уж, хватит. Год жизни потерян. Но зато позади полоса одиночества, когда ее бросили с беспомощным братом и как будто выбили землю из-под ног. Жизнь прекрасна! Она молода, красива, свободна и, судя по банковским карточкам, безобразно богата. Ну, не настолько, чтобы купить остров посреди океана, но вот объехать вокруг света вполне хватит. Не то чтобы она собиралась немедленно бросаться путешествовать, вначале нужно просто оказаться от всех камуфляжников подальше. Даже от девчонок.

Ей нужно вернуть свою прежнюю жизнь обратно. Человеческих друзей. Семью. Институт. И возможно, однажды… Не прямо сейчас, но когда-нибудь — человека, который будет ее любить по-настоящему.

Люба подхватила с пола первое попавшееся платье и отправилась в ванную, с силой захлопнув дверь. Надеялась сбежать.

Не тут-то было. Бостон так и сидел в кресле, проигнорировав недвусмысленный намек убираться.

— Хорошо, — продолжил, когда Люба изволила вернуться, будто в разговоре перерыва не было. Разве что его глаза стали черными и потеряли большую часть своего блеска. — Сейчас важнее другое — я давно не вливал в тебя энергию.

— И что?

— Если коротко, это значит, что когда она совсем истощится, ты начнешь тратить на поддержание жизнедеятельности свою, родную, человеческую. Жить как человек, меняться, расти, стареть.

Люба с пониманием кивнула. Плюшки закончились, наступили будни.

— И когда?

— Скоро, — Бостон блуждал глазами по полу, а потом поднял их и они оказались на удивление настырными, с тенью фиолетового фанатичного упрямства.

— Люба, дай мне руку, — попросил Бостон.

Она фыркнула.

— Щас! Я уезжаю.

— Пожалуйста. Дай мне на минутку руку и потом я тебя отпущу куда угодно. Но вначале… рука. Или клянусь, ты далеко не уйдешь!

— Попробуй меня остановить, — жестко сказала Люба, сунула ноги в первую попавшуюся пару босоножек, сдернула со стула свою новую шикарную сумочку и вышла из комнаты.

Всю дорогу до стоянки она была уверена, что он действительно попробует ее остановить. Но этого не случилось.

Глава 17

К осени жажда менять обстановку у Любы поостыла. За прошедшие два месяца она успела побывать во многих местах — навестить родителей и провести с Сашкой неделю, бродя по узким улицам среди вывесок на чужом языке и смеси всех существующих в современном мире языков. Успела узнать, что родители собираются остаться здесь и планируют получить гражданство. Как ни странно, ее это не задело. В день приезда за американским ужином отец долго перечислял недостатки родной страны и тут же приводил многочисленные достоинства Америки и Люба, вспоминая Бостона и его поведение, а также свою реакцию на ставшую привычной безнаказанность людей с деньгами не могла ничего возразить. Да и не хотела, если честно. Сашке и правда здесь лучше, по крайней мере, следить за его зрением будут куда тщательнее, чем дома.

Ну, если еще закрыть глаза на то, что в принципе все одинаковые, независимо от континента, на котором проживают.

На выходные они всей семьей отправились к океану, в небольшой пансион, где проживали в основном русские эмигранты. Среди соотечественников вместо облегчения Люба почувствовала тоску.

Сидя на пляже под трепещущим на ветру навесом, она смотрела и слушала море, думая, что ей чего-то не хватает. И эта нехватка становится все больше.

Конечно, дело в том, что она все хуже слышит бьющуюся крошечную жизнь, привязанную к своему мобильнику или планшету. Она как будто уходила, отдалялась. Звук кошачьего урчания, ласковое мимолетное прикосновение пушистого хвоста или тепло у ног, когда ты просыпаешься. Оно исчезало и Люба всеми силами старалась об этом не думать, потому что думать слишком грустно.

Но все было не так просто…

Конечно, ей не хватало этого легкого нового чувства сопричастности к чему-то грандиозному и неопознанному, но помимо него ей ужасно не хватало чего-то еще.

Поэтому Люба уехала от родителей и последовала собственному решению — поехала путешествовать, причем в одиночестве, как будто за год сна привыкла к нему настолько, что оно превратилось в необходимость. Или отвыкла от других… В любом случае, путешествовала она как придется, хотя и в пределах Европы, от которой удаляться не позволял инстинкт самосохранения — слишком далеко для человека, никогда не покидавшего пределы страны и союзных республик.

Однажды, после очередной прогулки, на этот раз по французской провинции Бургундия, Люба вернулась в простую деревенскую гостиницу, которая, несмотря на свою внешнюю непритязательность была оборудована всеми необходимыми современному человеку удобствами, и включила скайп.

Странно, но почти сразу же на экране ноутбука показалась Лазурь. Если честно, Люба до последнего не рассчитывала, что ранним вечером та окажется дома.

Сегодня Лазурь выглядела как огромный психоделический ежик — ее голову покрывали толстые слепленные из волос шипы, раскрашенные в кислотные цвета. Бледные губы обведены черным карандашом, а в носу толстое кольцо со сверкающим алым камнем. Люба непроизвольно улыбнулась. Маскарад был так же заметен, как если бы она вырядилась в костюм гориллы и угукала из-под кожаной маски.

— Привет, — Лазурь улыбнулась в ответ, но потом опустила глаза ниже и стала очень грустной. Превратилась в этакий печальный галлюциногенный ежик…

— Ты становишься человеком, — тихо сказала она.

На эту тему Люба говорить не желала.

— Я по тебе соскучилась, хотя не скажешь, что мы с тобой подруги, — сообщила она вместо этого.

Лазурь усмехнулась, но ее глаза остались такими же грустными.

— Какие там подруги… Мы с тобой нечто большее. Мы сестры, чье родство определяется не кровью, а духом.

Одновременно с этим полным пафоса заявлением одна из ее колючек принялась крениться на бок.

— Черт! — Лазурь тут же забыла про Любу и схватила прядь, не давая запутаться среди остальных, целых.

— Да сколько же на тебя лака нужно? У меня все запасы уже закончились!

— А разве ты не можешь воспользоваться своими способностями и заставить волосы стоять дыбом? Какие они у тебя, кстати? — тут же повеселела Люба.

Лазурь тяжело вздохнула, сгибая похожие на проволоку волосы.

— Воздух. Я могу создать плывущую по ветру роскошную воздушную волну волос, трепещущих и сверкающих, аки бриллиант, прям как в рекламе. Но сделать то, что мне нужно сейчас…

— Ясно. А что вообще нового?

— Джайзер сегодня обещался заглянуть, — Лазурь сосредоточенно скатывала непослушный клок в подобие шара — ёжик лишился части шевелюры и заодно куска своей защитной способности.

— Так ты поэтому такая красивая?

— Ну я же для него просто ребенок! — Лазурь еле уловимо сморщилась, но почти сразу же ее лицо разгладилось, а глаза возбужденно распахнулись.

— Черт! Я его уже слышу!

Она тут же подпрыгнула и только через секунду опомнилась и приняла вид полнейшей пофигистки. — Позвонишь еще?

— Конечно, — легко подтвердила Люба.

Двухминутный разговор принес столько же радости, сколько последние два дня экскурсий.

Тем же вечером в кафе, где столики покрывала скатерть с грубой вышивкой, она встретила группу соотечественников — веселых умных ребят, один из которых пригласил ее на ужин. Пришлось на удивление долго думать, как ответить.