Ревность (ЛП)

Он, смертельно бледный даже несмотря на кожу карамельного цвета, смотрел на меня. Когда он смотрел так, он выглядел почти серым. Его рот сжался в тонкую полоску, а волосы стояли торчком, потрескивая жизненной силой. Его сережка блестела.

— Тебе надо успокоиться, — я выглядела бледно и нездорово даже для себя. — Грейвс. Пожалуйста. Тебе надо успокоиться. Мне надо...

Он поднял руку, сжатую в кулак. Его указательный палец высунулся осуждающе, и он указал на мое лицо. Послышался слабый потрескивающий звук, когда он стал перевоплощаться. Когда лупгару выходит наружу, он не покрывается шерстью, но увеличивается в размерах, .

— Кто. Тебя. Ударил?

Это не важно, твою мать! Почему ты просто не можешь послушать меня?

— Я просто... просто... я... Грейвс... — в этот раз мой рот очень сильно подвел меня. Но его ярость, плавающая в воздухе и раздражающая «дар», заставляла думать с трудом. И что хуже всего, жажда крови вернулась обратно, вращаясь в том особом месте в горле, царапая его кошачьими когтями. Раздражая. Мой рот покалывало.

Если бы я сейчас выставила клыки напоказ, что бы он подумал обо мне?

— Тебе лучше сказать мне что-нибудь, — сказал тихо Грейвс. — Я ненавижу, когда мне ничего не говорят, Дрю. Ты знаешь, что я ненавижу, когда мне ничего не говорят!

Что? Это не имело никакого смысла. Я открыла рот, ничего не сказала и снова закрыла его.

Потому что я чувствовала, как мои клыки удлинялись. Трансформация слегка затронуло мои нижние зубы, теперь изменялась вся челюсть.

О, пожалуйста, нет. Нет.

— Отлично, — Грейвс развернулся на каблуке так быстро, что его плащ встрепенулся и коснулся моего колена. Он отошел назад, остановился прямо перед дверью. Он опустил голову, его плечи тряслись, он замахнулся кулаком.

Стена дала трещину. Пыль и сор посыпались клубами; плитка сломалась и треснула зигзагом. Я снова вздрогнула.

— Остановись! — закричала я, и каждая капелька тумана в раздевалке вспыхнула крошечными, маленькими бриллиантами, все зависло, вращаясь в воздухе.

— Когда захочешь рассказать, — сказал он очень мягко, — найдешь меня.

Он съежился, по нему прошлось изменение. Он убрал свой кулак из стены и слегка встряхнул его, отшвыривая небольшие осколки плитки. Поразительный красный цвет забрызгал стену, и запах крови взорвался в моей голове.

Почти оборотень. Сильный запах, как земляника, смешался с ладаном. Зеленые глаза и металлический намек на белизну, карамельная кожа и потрескавшиеся руки. Это как видеть его в четырех измерениях, к повседневному Грейвсу, который спал в моей комнате и каждый вечер клевал меня в щеку, добавился еще один слой.

Я держалась за раковину так, будто она была плотом, а я тонула.

— Пожалуйста. Давай убежим. Ты и я, — это был слабый, девчачий шепот. — Грейвс. Пожалуйста.

— Да. Убегай. Конечно. Как моя мама. Убегай и каждый раз возвращайся, — он махнул разодранной рукой. Раны уже заживали — оборотни заживают быстро, и он обладал этим талантом в полной мере, даже если не становился волосатым. — Но я клянусь Богом, что узнаю, кто сделал это с тобой. Даже если ты думаешь, что не можешь мне доверять.

Жажда взревела во мне, и мои пальцы со скрежетом погрузились в фарфор. Если он прямо сейчас убежит, после того как Анна...

Он открыл дверь так сильно, что она врезалась в стену, снова разбивая плитку. Зеркало над раковиной потрескалось, превратившись в паутинку.

Он ушел. Я стояла на месте, цепляясь за глупую раковину, каждый дюйм моего тела болел, и горячие слезы потекли по щекам. Я осела, уложив горячий лоб на прохладную поверхность, и через десять минут вот в таком положении меня нашли Бенжамин и Спиннинг.

Глава 19

Спиннинг прислонился к двери, его руки были скрещены.

— Полагаю, Грейвс хотел удивить тебя.

— Он не пошел на урок, — пальцы Дибса были нежными. Блондин-оборотень растирал вязкое вещество по моей ушибленной щеке. Он перевязал меня, а сейчас работал над моим лицом легким прикосновением бабочки. — Не двигайся. Жаль, что меня не забрали раньше. Я мало, что могу сделать, когда синяки становятся темными.

— Прости, — промямлила я. Моя разорванная губа болела. Каждая частичка меня болела. Казалось, сейчас было утро после исцеления — это когда вы измождены и жалеете, что вообще родились, не говоря уже о том, чтобы участвовать в бою. У меня даже не было скачка адреналина и чувства, будто я ударила мировую задницу.

Нет, я просто чувствовала себя побитой.

— Он видел тебя в таком состоянии? — Спиннинг продолжал повторять это. Он потянул вверх рукава своего голубого, вязанного свитера, показались его огромные костлявые запястья. — Братан, о, братан. О, братан.

— У меня даже не было шанса поговорить. Он совсем сошел с ума, — я вздрогнула, когда Дибс начал смазывать мое веко какой-то фигней. Он сказал, что это арника. Отлично для ушибов. Я бы предпочла бабушкину полынь и горстку аспирина. — Я, эээ, — я даже не знала с чего начать.

— Я не хочу оказаться тем оборотнем, который станет на его пути, когда с тобой что-то случится, — широкие, голубые глаза Дибса стали темными и обеспокоенными. Его черная медицинская сумка лежала открытой на кровати возле меня. Он продолжал вытирать арнику об свою серую футболку каждый раз, когда ему нужны были чистые пальцы. — Он безумно сумасшедший.

Я чувствовала Бенжамина, ожидающего и обеспокоенного, снаружи за дверью. Спиннинг попросил Бенжамин забрать Дибса из класса, и он же выпроводил его за дверь, когда я подралась и начала плакать еще больше. Куча одежды была разбросана по синему ковру, и особая тьма часа ночи заполнила окна.

Я уже жалела о том, что встала из кровати. Если бы не встала, то, вероятно, Грейвс все еще был бы здесь. Это было бы прекрасно.

Дибс слегка прикоснулся к моему глазу. Я зашипела и резко втянула воздух, и он бросил мне взгляд, полный сожаления.

— Ты отлично справлялась, — сказал внезапно Спиннинг. — Я имею в виду, что она старше. И хорошо натренирована. И ты все рано надрала ей задницу.

— Она злая, — и слабая. Я подавила желание убрать руки Дибса подальше от моего страдающего глаза. — Поэтому у меня был шанс. Я не думаю, что она тренируется.

— Красная Королева опасна. Не двигайся, — фигня, которой он меня смазывал, пахла ошеломляюще странно. — Она будет щипать, если я попаду тебе в глаз.

Подумаешь, еще одна вещь причинит боль. У меня был вопрос получше.

— Что именно ты знаешь? Была ли я единственным человеком, который не знал, кто она на самом деле?

Спиннинг пожал плечами. Он немного склонил голову, прослушивая зал.

— Бенжамин вернулся в свою комнату. Слава Богу, это начинало раздражать меня, — он немного расслабился. — Я действительно не знаю много. Только то, что глава Братства — Красная Королева. В течение долгого времени она требовала пересмотра некоторых условий Соглашения. Она получает многое из того, что хочет; Совет изнурен. Раньше мои родители часто говорили об этом после того, как дети ложились спать, — он пожал плечами. — Просто ходят... слухи.

— Какого рода слухи? — я закрыла глаза, когда Дибс пробормотал что-то мне. Он был таким нежным, что я начинала чувствовать себя чуть менее избитой. По крайней мере, здесь, кроме него и Спиннинга, никто не возился со мной.

— Просто слухи. Ничего, на что я могу указать, просто скажу, что лучше не стоять у нее на пути, — он кинул на меня долгий, оценивающий взгляд. — И я вижу почему.

Я тоже.

— Я не знала, что она ненавидела мою маму.

Он издал смешок, который походил на лай. Сверкнули белые зубы.

— Ты говоришь довольно уверенно.

— Это было предположение, — или это дар затуманил все в моей голове, показывая мне дела других людей. Бабушка никогда не лезла не в свое дело, но иногда ты просто не можешь не делать этого. — Полагаю, довольно хорошее.

Мысли о бабушке причинили моему сердцу боль. Ее сова спасала мою шкуру так много раз. Я всегда думала о сове, как о бабушкиной сове, потому что птица явилась в ночь, когда бабушка умерла.